По дворцу ветерками носились слухи о новой войне, об агрессивном сговоре пограничных королевств и восточных племен. Доклады канцлера Руладу исподволь подталкивали его поднять ставки. Формальное объявление войны, выход всей массы войск на границу. Превентивное завоевание. Ведь гораздо лучше пролить кровь на их территории, нежели на почве Летера. «Болкандийский союз желает войны? Он ее получит». При таких словах глазки канцлера чуть заметно поблескивали, придавая словам особую значительность.
Рулад ерзал на троне, выражая недовольство слишком частым использованием эдурских войск, слишком большой нагрузкой на К’риснан. Почему эти болкандийцы так его невзлюбили? Что в их списке претензий? Он не делал ничего, способного разжечь тлеющие искры.
Трайбан Гнол спокойно указывал, что буквально вчера поймано четверо агентов Болкандийского Сговора, проникших в Летерас. Они переоделись торговцами тюленьей костью. Карос Инвиктад уже переслал с курьером их признания. Император желает ознакомиться?
Рулад тряс головой и молчал. Исполненные муки глаза смотрели под ноги, на плиты пола.
Грозный Император кажется потерявшимся.
Она повернула в коридор, ведущий в личные покои, и увидела стоявшего вблизи высокого Эдур. Один из немногих, постоянно живущих во дворце. Она смутно припоминала, что воин считается «обеспечивающим безопасность».
Он слегка склонил голову, приветствуя женщину. – Первая Наложница Низаль.
– Вас послал Император? – спросила она, проходя мимо него и жестом призывая следовать в свои покои. Мало кто из мужчин мог испугать ее. Она слишком хорошо знала склад мужского ума. Ей бывало неуютнее в компании женщин и выхолощенных мужчин вроде Гнола.
– Увы, – ответил воин, – мне не позволяют разговаривать с Императором.
Она помедлила, оглянулась: – Вы в опале?
– Понятия не имею.
Низаль была заинтригована. Она поглядела на Эдур и сказала: – Не желаете вина?
– Благодарю, нет. Вы знаете, что Карос Инвиктад разослал приказ собрать доказательства, способные привести к вашему аресту по обвинению в измене?
Низаль замерла. По телу прошла волна жара, и тут же она задрожала; по лицу текли капельки пота. – Вы здесь, – шепнула она, – чтобы меня арестовать?
Брови взлетели: – Нет, ничего подобного. Совсем напротив.
– То есть вы желаете присоединиться к моей измене?
– Первая Наложница, я не верю в вашу причастность ко всяческим актам измены. А если вы и замышляете, то не против Императора Рулада.
Она нахмурилась: – Если не против Императора, то против кого? И если действие не направлено против Рулада, как можно называть его изменой? Думаете, я отрицаю гегемонию Тисте Эдур? Против кого же я замышляю измену?
– Если приказываете догадаться… канцлер Трайбан Гнол.
Она помолчала. – Чего вам нужно?
– Простите. Мое имя Брутен Трана. Я назначен надзирать за действиями Истых Патриотов… хотя, похоже, Император забыл эту мелкую подробность.
– Я не удивилась бы.
Эдур скривился. – Точно. Канцлер позаботился.
– Он требует, чтобы вы докладывали ему. Так? Я начинаю понимать, Брутен Трана.
– Предполагаю, что Трайбан Гнол лжет, говоря, будто мои доклады передаются Императору.
– Единственные доклады, которые получает Император – это рапорты Блюстителя, предварительно прочитанные Канцлером.
Он вздохнул: – Я так и подозревал. Первая Наложница, рассказывают, будто ваши отношения с Императором вышли за грани простой связи правителя и избранной шлюхи (простите за это слово). Рулада изолируют от родного племени. Он целыми днями получает прошения, но от летерийцев, тщательно отобранных Трайбаном Гнолом и его командой. Ситуация усугубилась с отправлением флотов, с которыми ушли Томад Сенгар и Уруфь и многие другие хироты, в том числе брат Рулада Бинадас. Со сцены удалены все, кто мог эффективно противостоять манипуляциям канцлера. Даже Ханради Халаг… – Его голос затих. Эдур поглядел на Низаль и пожал плечами: – Я должен поговорить с Императором. Лично.
– Я не смогу вам помочь, если окажусь под арестом.
– Лишь сам Рулад может его предотвратить, – заявил Брутен Трана. – А тем временем я окажу вам некоторую защиту.
Она склонила голову набок. – Как?
– Приставлю двоих телохранителей из Эдур.
– Так вы не вполне одиноки, Брутен.
– Здесь поистине одинок лишь один Эдур. Император. Может, и Ханнан Мосаг – хотя у него есть К’риснан. Но кто поручится, что бывший Король-Ведун верен Руладу?
Низаль безрадостно засмеялась. – Вот как обернулось. Ведь Тисте Эдур ничем не отличаются от летерийцев. Знаете ли, Рулад мог бы… изменить всё.
– Возможно, Первая Наложница, мы сможем работать вместе, чтобы прояснить его зрение.
– Вашим телохранителям лучше быть скрытными. Шпионы канцлера всюду следят за мной…
Эдур улыбнулся. – Низаль, мы дети Тени.
***Однажды – очень давно – она странствовала по владениям Худа. На языке Элайнтов этот садок, ни новый, ни Старший, звался Фестел’рютан, Пласты Мертвых. Она получила доказательства верности такого названия, когда проходила извитым ущельем, грубые стены которого открывали взору бесчисленные слои, свидетельствующие о вымирании видов. Каждый существовавший вид оказывался пойманным в Фестел’рютане в виде осадков, но не таких, которые обнаруживаются в геологических породах любого мира. Нет, в Королевстве Худа искры душ сохраняются – и она стала свидетельницей их «жизни», забытой и спрессованной, недвижной. Сами камни там (язык смерти пестрит забавными оксюморонами) живые.
Среди развороченной земли вокруг умершего Азата Летераса многие из давно вымерших существ выползали через врата, тайно, как и подобает паразитам. Да, это не настоящие врата, а… разрывы, трещины… будто некий ужасный демон продирался через ткань садков, калеча их когтями длиной в двуручный меч. Тут прошли битвы, пролилась кровь властителей, тут прозвучали неисполненные клятвы. Она все еще может ощутить смерть тартенальских богов, почти что слышит крики их ярости и неверия. Пал один, потом другой, и третий… пока все не погибли, оказавшись в Фестел’рютане. Ей не было их жалко. Слишком просто быть надменным, слишком глупо, прибыв в мир, считать, будто никто не может бросить вызов древней силе.
Она уже усвоила много истин о несокрушимом движении времени. Грубое становится утонченным, но утонченная сила становится еще гибельнее. Всё усложняется – если случай помогает, а не мешает; всё запутывается; но в один прекрасный миг порог оказывается пройден, и всё слишком сложное разваливается. Нет ничего постоянного. Иные формы поднимаются и падают с ошеломительной быстротой, а другие существуют необыкновенно долго, будто впав в спячку.
Итак, она полагала, что поняла почти все. Но не знала, что же сделать со всем этим знанием. Она стояла посреди заросшего, заваленного мусором двора, холодные нечеловеческие глаза следили за уродливым существом, скорчившимся подле самого большого могильника; она могла пронизать взором царящий внутри него хаос, видела, как хаос ускоряет распад его матрицы – плоти, костей и крови. Ее лучами достигала боль, исторгавшаяся из горбатой спины. Она продолжала наблюдение.
Он ощутил ее присутствие, и страх пронесся по его рассудку. Присутствие Скованного Бога усиливалось. Она не знала, опасно ли это. Одновременно вокруг островка его души вздымались и опадали волны амбиций.
Она кашлянула, решив, что этот будет ей полезен.
– Я Ханнан Мосаг, – произнес ведун, не оборачиваясь. – А ты… ты Солтейкен. Самая жестокая из Сестер, проклятая в пантеоне Эдур. Твое сердце – измена. Приветствую тебя, Сакуль Анкаду.
Она подошла поближе. – Измена исходит от той, что похоронена, о Ханнан Мосаг. Сестры и Дочери, которой вы некогда поклонялись. Интересно, насколько сильно это сформировало жизнь Эдур? Все эти измены, преследующие ваш народ… Ах, я вижу, ты вздрогнул. Что ж, никто из нас не должен удивляться.
– Ты хочешь освободить ее.
– Мне всегда лучше работалось с Шелтатой Лор, нежели с Менандорой… но может быть? сегодня не тот случай? Похороненные имеют свои… одержимости.
Тисте Эдур хмыкнул: – Разве мы не такие же?
– Давно ли ты знаешь, что ваша обожаемая защитница лежит здесь?
– Я подозревал. Многие годы. Я думал… надеялся… что найду тут и остатки Скабандари Кровавого Глаза.
– Неподходящий Властитель, – насмешливо протянула Сакуль Анкаду. – Если бы ты знал, кто кого предал в те далекие времена, ты понимал бы, что неправ.
– Я слышу в твоем голосе осуждение.
– Зачем ты здесь? не терпится добавить свою силу к моим ритуалам освобождения?
– Возможно, – ответил Ханнан Мосаг, – мы могли бы работать сообща… некоторое время.
– И какой в этом прок?
Тисте Эдур повернулся и устремил на нее взор. – Разве не очевидно? Сейчас Сильхас руин охотится на того, кого здесь нет. Сомневаюсь, что ты или Шелтата Лор будете довольны, если он преуспеет. Я могу навести на его след. Могу также одолжить… помощь в миг столкновения.
– А взамен?
– Первое – прекращение убийств и поедания людей в городе. Второе – мы сможем уничтожить Сильхаса Руина.
Сакуль хмыкнула. – Я уже слышала такой уверенный голос, Ханнан Мосаг. Увечный Бог действительно готовится бросить ему вызов?
– При наличии союзников… да.
Она обдумала предложение. Возможна измена, но такое случится не раньше, чем Руин будет устранен. Игра развернется вокруг обладания Финнестом. Она хорошо понимала, что от силы Скабандари Кровавого Глаза мало что осталось, он будет весьма уязвимым. – Скажи, Сильхас Руин странствует в одиночку?
– Нет. У него горстка спутников, но только один представляет проблему. Тисте Эдур, старший брат Рулада, прежде командир эдурских воинов.
– Удивительный союз.
– Лучше сказать: шаткий. Он также ищет Финнест и, полагаю я, будет против попадания его в руки Руина.
– Ах, все мы заботимся о выгоде. – Сакуль Анкаду улыбнулась. – Хорошо, Ханнан Мосаг. Мы пришли к соглашению. Скажи Увечному Богу так: если сбежит в миг нападения, бросив меня и Шелтату Лор наедине с Руином… или, например, утащит Финнест во время схватки – совершит роковую ошибку. Умирая, мы расскажем Сильхасу Руину все, что ему следует знать. Он придет за Увечным Богом, и он очень постарается…
– Ты не будешь оставлена, Сакуль Анкаду. Что до Финнеста – ты намерена требовать его себе?
Она засмеялась. – Чтобы мы передрались? Нет, я скорее желаю увидеть его уничтоженным.
– Ясно. Ты будешь возражать, если Скованный использует его силы?
– Это повлечет полное уничтожение?
– О да, Сакуль Анкаду.
Она пожала плечами. – Как вам угодно. «Дурой меня считаешь, Ханнан Мосаг?» Твой бог выступил на войну – ему потребуется любая помощь.
Ханнан Мосаг деланно улыбнулся. Улыбка получилась поистине мерзкой. – Он не способен выступать. Даже ползать не может. Война сама идет к нему, Сестра.
Сакуль Анкаду не смогла понять, таится ли в этих словах скрытый смысл. Взор ее переместился к югу, в сторону реки. Кружащиеся чайки, странные островки из прутьев и травы качаются на волнах. Под бурной поверхностью она заметила огромных, сражающихся между собой левиафанов. Для таких островки – на один глоток. Кто бы ни подплыл близко…
Рокот вырвавшейся из могильника силы отвлек ее. Сакуль Анкаду опустила взор. – Она идет, Ханнан Мосаг.
– Мне удалиться? Или она согласится на союз?
– Об этом, Эдур, я не могу судить. Лучше уходи – она ведь будет очень голодной. К тому же нам много чего нужно обсудить… Старые трения.
Уродливый ведун потащился прочь. «В конце концов, ты скорее ее дитя, чем мое. Мне хотелось бы, чтобы она оказалась без союзников. Хотя бы сейчас.
Во всем Менандора виновата. Точно».
Глава 6
Мертвые пираты были бы лучше – так считала Шерк Элалле. Есть некий извращенный вид справедливости в том, что мертвые охотятся на живых, в особенности отбирают сокровища. Удовольствие изымать эти совершенно бесполезные вещички было единственной причиной ее криминальной деятельности, вполне достаточным стимулом придерживаться новоприобретенной профессии. К тому же она оказалась хорошей пираткой.
Трюмы «Вечной Благодарности» заполнились грузами с брошенного эдурского корабля; ветер дул крепкий и устойчивый, он настойчиво толкал пиратов в сторону моря Драконов и казалось, что идущий следом большой флот не приближается.
Эдурские и летерийские суда, не менее сотни. Они появились с юго-запада, двигаясь курсом, ведущим к устью реки Летер. Тем же самым курсом шли корабль Шерк Элалле и два торговых корыта, которые «Вечная Благодарность» быстро нагоняла. Это огорчало: шаланды из Пилотта были лакомыми целями, и если бы не идущая по пятам масса имперских судов, она выставила бы когти…
Скорген Кабан с бранью подошел к ней, стоявшей на кормовой надстройке. – Это же их адский Поиск? Два главных флота – или все, что от них осталось. – Старший помощник перегнулся через ограждение и сплюнул в выбегающую из-под киля пенную струю. – Они будут дергать нас за хвост до самой гавани Летераса.
– Точно, Красавчик. Нам придется быть паиньками.
– Да. Не знаю ничего более трагического.
– Мы выдюжим, – ободрила Шерк. – Едва попадем в гавань, сможем продать что захватили – и надеюсь, успеем до того, как флот сделает то же самое, ведь цены упадут, помяни мои слова. Потом сразу назад. Много шаланд выходит из Пилотта.
– Как думаете, флот наткнулся на те обломки? Все клочки парусины подняты на мачты, словно нас догоняют. Войдем в устье – и окажемся в ловушке, капитан.
– Да, тут ты можешь быть прав. Если их разметал шторм, некоторые могли наткнуться на обломки. Если те к тому времени не затонули. – Она подумала. – Вот как скажу. Мы пройдем мимо устья. Если они не обратят внимания и пойдут по реке, мы вернемся и пойдем следом. Но тогда они причалят раньше нас, что значит, что…
– Это если добыча пойдет на рынок, – прервал ее помощник. – Может, всё пополнит имперские сокровищницы, или попадет только к Эдур. Кровь и кагенза, помните? Всегда можно найти малый порт и сбыть всё там.
– С каждой утраченной частью тела ума прибавляется, Красавчик.
Тот хмыкнул. – Верно, это возмещение.
– Это отношение. Ладно, так и сделаем, но забудь про малый порт – они здесь, на севере, все как один грязные дыры, вокруг пустоши, дороги плохие, на них бандиты в очередь выстроились, чтобы получить хабар. А если какие эдурские галеры увяжутся – всегда можем пойти прямиком к острову-тюрьме со здешней стороны Фентской Косы. Устье там узкое, так мне рассказывали, и они протянули цепь, чтобы не пускать плохих парней.