– А там есть что красть? – хищно поинтересовался Конан и зачерпнул горстью рис. От любопытства у него разыгрался аппетит, и он готов был теперь поглощать даже этот безвкусный, похожий на резаную бумагу рис.
Тьянь-По энергично покивал головой, сделавшись похожим на фарфоровую игрушку.
– О, да! Поверь мне. Тин-Фу…
– Кто это? – перебил Конан.
– Настало время для имен, – объявил Тьянь-По. – Мудреца с горы Размышлений зовут Тин-Фу. Он накопил некоторые богатства, из которых самым великим являются золотые рыбки с иероглифом желаний на чешуе. Они хранятся в пагоде, в большом хрустальном шаре, наполненном водой.
– Их там много? – спросил Конан.
– По слухам, три, но может быть и больше, – сказал кхитаец.
– Ты предлагаешь мне украсть их?
– Разумеется! – Тьянь-По прищурился. – Во-первых, так мы будем уверены в том, что никто не загадает недостойного желания и не вынудит рыбку исполнить его.
– Какие желания ты считаешь недостойными? – осведомился Конан. И добавил поспешно: – Мне просто интересно.
– Человек может пожелать другому смерти. Может захотеть кого-нибудь обокрасть так, чтобы об этом не узнали. Или вызвать землетрясение в соседнем королевстве. Да мало ли скверных мыслей водится у людей! А мы с тобой ничего подобного не пожелаем. Немного достатка, чуть больше соображения и усердия для нерадивых и тупых учеников… Ну, может быть, изящная девушка для досуга… И много-много-много… – Тут глаза Тьянь-По загорелись огнем поистине дьявольским, так что Конан даже насторожился.
– Чего много? – уточнил он, потому что друг его впал в мечтательную полудрему.
– А? Много-много отличной плотной бумаги! – сказал каллиграф. – Я мечтаю об этом уже не первую зиму. Я обожаю хорошую плотную бумагу с прелестной шероховатостью, созданную для того, чтобы впитывать в себя чернила подобно тому, как земля впитывает влагу дождя…
– Ладно, – сказал Конан, оставив свои желания при себе, – я помогу тебе утащить этих рыбешек.
Только мне потребуется помощь.
* * *Одного из доверенных учеников Тьянь-По звали Гун, а другого – Инь-Тай. Оба явились на зов учителя и склонились перед ним в поклоне. Конан с интересом рассматривал своих будущих помощников.
Гун был невысок, толст, но, несмотря на свои жиры, весьма подвижен. У него было круглое лицо с множеством подбородков и маленькие, заплывшие глазки. Он напомнил Конану кхитайского божка счастья, из тех, что продают на улицах торговки амулетами.
Инь-Тай представлял полную противоположность своему товарищу: тощий, верткий, как ящерица, с плоским, перебитым носом, который свистел при каждом вдохе.
– Они выглядят так, словно тот парень съедает всю еду у этого, – заметил Конан.
– На самом деле все обстоит ровно наоборот, – засмеялся Тьянь-По. – Толстяк ест очень мало, а тощий лопает за троих.
– Учту, – сказал Конан.
Тьянь-По обратился к своим ученикам:
– Перед вами – великий учитель Конан. Он из Киммерии. Он владеет мудростями различных стран и умеет сочетать несочетаемое. Вам предстоит отправиться с ним на гору Размышлений. Там вы вступите в схватку со стражниками горы Размышлений и победите их в честном бою. Если вам придется для этого применять нечестные приемы, не спрашивайте особого разрешения у учителя Конана. Просто применяйте их! Учитель Конан должен забрать у Тин-Фу хрустальный шар. Если учитель Конан случайно погибнет, хрустальный шар должен забрать один из вас.
Конан метнул на своего приятеля сердитый взгляд. «Случайно погибнет»! Этого только недоставало. Неужели Тьянь-По совершенно в него не верит?
Маленький кхитаец шепнул ему на ухо, словно угадав, какие мысли тревожат киммерийца:
– Это я нарочно сказал. Чтобы они ощущали всю глубину своей ответственности.
Конан нахмурился еще больше, но промолчал. Он давно понял, что его споры с ученым кхитайским каллиграфом чудодейственным образом неизменно заходят в тупик.
– До горы Размышлений – два дня пути, – продолжал Тьянь-По. – Вы отправляетесь пешком. Гун возьмет с собой съестные припасы. Инь-Тай – воду и одеяла. Учитель Конан пойдет налегке. Ему предстоит думать, а это достаточно тяжелый груз для одного человека.
Кхитаец хлопнул в ладоши.
– Отправляйтесь!
Ученики снова поклонились ему и разбежались.
– Ну вот и все, – сказал Тьянь-По, улыбаясь Конану. – Теперь они в полном твоем распоряжении. Надеюсь, ты их не угробишь. Они неплохие ребята и умеют работать в команде. Выполняют приказы, не задумываясь, но потом всегда спрашивают о смысле содеянного. Это правильный взгляд на жизнь, пока человек учится.
– Как все сложно! – сказал Конан.
Они отправлялись в путь пешком. Все трое неплохо бегали, так что долгая дорога никого не смущала. Гора Размышлений все время была видна впереди, погруженная в дымку бледно-фиолетового тумана. К вечеру первого дня солнце коснулось ее багровыми лучами, на миг облив всю удивительным розовым светом, а затем зашло за вершину. Туман стал гуще, трава под ногами покрылась влагой. Равнина, расстилавшаяся перед путниками, как будто отдыхала после долгого дня.
– Учитель Конан, – заговорил Гун, – сейчас время для вечерней медитации и сна.
– Для ужина, – добавил Инь-Тай. – Учитель Тьянь-По всегда созывал нас на ужин, когда солнце притрагивалось лучами к вершине горы Размышлений.
– Не будем нарушать того, что заведено учителем Тьянь-По, – согласился Конан, который и сам был не прочь передохнуть и закусить.
Насчет своих учеников Тьянь-По оказался совершенно прав: они действительно слаженно работали в команде. Пока один расстилал одеяла, другой сноровисто готовил ужин: расставлял крохотные плоские глиняные тарелки, раскладывал по ним хлебцы, соленую рыбку и какую-то зелень, выловленную из моря и вымоченную в уксусе. Конан поглядывал на эту трапезу с большим сомнением, а Инь-Тай просто истекал слюной. Мудрость Тьянь-По проявилась также в том, что все съестные припасы он доверил Гуну. Поглядывая на Инь-Тая, Конан начал не на шутку опасаться: как бы прожорливый ученик не отгрыз у него во сне ляжку. Киммериец впервые в жизни видел человека, который постоянно испытывает голод.
Наконец трапеза, превратившаяся для Конана в настоящее испытание, была позади. Все зеленые водоросли съедены, тарелки облизаны и вытерты пучком травы, хлебцы поглощены до последней крошки. Путники расстелили одеяла.
– Учитель Конан, – сквозь сон услышал киммериец, – разве вы не будете медитировать?
– Настоящий учитель всегда медитирует, – ответил Конан, почти не просыпаясь. – Даже во сне.
И громко захрапел.
* * *Пагода на склоне выглядела удивительно красивой. И деревья рядом с ней росли так, словно нарочно желали подчеркнуть ее изумительную архитектуру с изогнутыми крышами, колокольчиками, резьбой, драконами-водостоками и фениксом на крыше. Притаившись в зарослях, Конан со своими помощниками наблюдал за пагодой.
По мнению обоих учеников, следить было не за чем: возле пагоды ничего не происходило. Деревья мирно шелестели листвой, птицы изредка перелетали с ветки на ветку. Было очень тихо. Позванивали на ветру колокольчики, но скоро и ветер улегся.
Так продолжалось довольно долго. Ученики начали уставать от бездействия и скучать, однако нарушить приказ учителя не решались. А Конан с истинно варварским терпением продолжал таиться и смотреть.
Наконец его усилия были вознаграждены: на ступенях показались два человека, одетые в длинные халаты ярко-синего цвета. Вышивка желтым шелком на спине изображала рыбку с длинным пышным хвостом. Они остановились, обменялись двумя-тремя короткими фразами, затем один, усмехнувшись, куда-то ушел, а второй остался и обвел взглядом окрестности пагоды. У него был такой вид, словно эта гора и все, что находится на ее склоне, принадлежат лично ему.
– Двое, – пробормотал Конан. – Но их, возможно, больше…
– И нас двое, – быстро шепнул Инь-Тай. – Мы одолеем их, учитель!
– Если их двое, – повторил Конан, – а не больше… Я не хотел бы здесь никого убивать. Это означало бы нарушить красоту.
И сам удивился собственным словам. «Все это – влияние Тьянь-По, – подумал варвар сердито. – Я начинаю выражаться как он. Если я проведу в этой стране хотя бы несколько лун, то начну думать как кхитаец. А еще через зиму у меня сделаются раскосые глаза, и я уменьшусь в росте. Буду сухонький и жилистый… Ужас!"
– Учитель Тьянь-По сказал, что хрустальный шар находится где-то наверху пагоды, – напомнил Гун.
– Ты очень шумишь, – сказал ему Конан одними губами. – Ты большой.
– Вы больше, учитель Конан, – напомнил Гун.
– Учитель Конан больше ученика Гуна не только телом, но и духом, – заявил Конан. – Поэтому он умеет ждать и оставаться неподвижным.
В этот момент стражник, стоявший на ступеньках пагоды, перестал зевать и насторожился.
– Кто здесь? – проговорил он, вытягивая шею и глядя точнехонько в ту сторону, где за кустом прятались шпионы Тьянь-По.
Конан скроил угрожающую гримасу, которую его спутники совершенно верно истолковали как знак молчать и никак не комментировать случившееся.
Затем, по знаку Конана, оба ученика выскочили вперед и принялись за стражника. Первым же ударом Гуна он был опрокинут и покатился по ступенькам прямо под ноги к Инь-Таю. Быстрый и тощий, Инь-Тай подпрыгнул и приземлился обеими босыми пятками на поверженного врага. Он метил ему в голову, чтобы тот потерял сознание и не смог причинить неприятностей непрошеным гостям, однако промахнулся и угодил в бок. Босая ступня Инь-Тая налетела на выпирающую бедренную кость. Тонкий шелк халата отнюдь не смягчил удара. Оба противника одинаково взвыли от боли и сплелись в объятии. Стражник норовил придушить Инь-Тая, а тот, в свою очередь, старался угодить острым локтем тому под дых или в горло. Ни один не преуспел в своем намерении. Подумав, Конан неспешно вышел из своего укрытия и оглушил стражника аккуратным ударом кулака в висок.
Инь-Тай выбрался из-под своего соперника, поднялся на ноги и принялся кланяться Конану:
– Благодарю, учитель Конан. Это было своевременно, а ведь сказано у древних мудрецов: «Своевременная помощь – драгоценность, в то время как опоздавшая – прокисшее молоко и тухлое мясо…»
– Еще у этих мудрецов сказано: «Поторопись, не то схлопочешь от того, кто только что спас твою никчемную жизнь!» – проворчал Конан. – Вперед! Нам нужно забраться на самый верх пагоды и вытащить оттуда хрустальный шар. Надеюсь, ты догадываешься, как это сделать.
Оба побежали вперед. Гун уже скрылся за резными деревянными колоннами пагоды, выкрашенными в темно-красный и золотой цвета.
Все трое оказались в маленьком помещении, со всех сторон открытом свежему воздуху. Колонны поддерживали низкий потолок. Балки в виде драконов, сплетенных хвостами, с позолоченными мордами и красными извивающимися усами, скрещивались над головами вошедших. У каждой из шестнадцати колонн на невысоких столиках стояли кувшины и пузатые круглые сосуды с какими-то веществами. Конан решил, что нет времени выяснять это. Если обитатель пагоды – настоящий колдун, то лучше не прикасаться к его имуществу.
В этот миг Инь-Тай споткнулся и рухнул на пол. Стараясь удержать равновесие, он взмахнул руками и задел кончиками пальцев один из столиков. В последнем усилии не повалиться, он уцепился за край столика.
Это оказалось роковой ошибкой: Столик покачнулся, и кувшин, стоявший на нем, опрокинулся. С оглушительным грохотом кувшин разлетелся на кусочки. Только тут Конан понял, что материал, из которого был сделан этот сосуд, – не глина, а камень. Алебастр или нефрит. Очень тонкая работа. Была.
Теперь весь пол оказался усеян острыми осколками, и, что еще хуже, залит содержимым кувшина. А содержал в себе кувшин, убитый неловким учеником, ничто иное, как масло.
Не успел Конан крикнуть: «Берегись!» и поделиться со своими спутниками последним открытием, как массивный Гун медленно разинул рот и протяжно, басовито заорал:
– А-а-а!…
Его толстые ноги поехали по маслу, расползаясь в стороны, и спустя миг Гун грянулся об пол. Инь-Тай попытался встать и снова упал.
Привлеченные шумом, сюда уже бежали стражники. Их оказалось не двое, а гораздо больше. Как и предполагал Конан. Впрочем, киммериец полагался на свою силу и длинный двуручный меч. Как ни гордятся кхитайцы своей борьбой, против меча им не устоять. Что бы там они ни говорили о чудо-бойцах, способных порвать мечника голыми руками, – киммериец отказывался верить в подобную нелепость.
Зарычав, как дикий зверь, Конан выдернул из ножен меч и ринулся в атаку.
И… неведомая сила притянула его к земле!
Конан обнаружил себя барахтающимся на полу среди учеников. Впрочем, и стражникам пришлось нелегко. Каждый раз, когда они пытались атаковать, их ноги отказывались слушаться и вели их совершенно не в ту сторону.
Повалилась небольшая каменная статуя, изображавшая божество неба, флегматичного голого толстяка, восседавшего на облаке и созерцавшего жировые складки на собственном животе. Голова божества откатилась в сторону и больно ударила Гуна под колено. Тот завопил, махнул кулаком, чтобы отразить атаку скользящего к нему стражника, но промахнулся мимо цели. Стражник проплыл дальше, не в силах удержаться на месте, и врезался в стену. Обрушился еще один сосуд. Новая порция масла щедро выплеснулась на пол.
Конан понял, что настала пора скрываться с места происшествия. Что бы там ни случилось дальше, незачем киммерийскому воину барахтаться в луже масла вместе с кучей вопящих кхитайцев.
Он осторожно поднялся на четвереньки и пополз к выходу.
– Учитель Конан! – возопил Гун. – Куда вы?
– Учитель удаляется для осмысления действия, – ответил Конан. – Ученик продолжает действовать. Истинная мудрость – в созерцании.
«Что я несу! – в ужасе подумал он. – Они поймут, что я удираю!»
Однако ученики приняли это объяснение без рассуждений и продолжили свою бесславную битву. Что касается Конана, то он поступил согласно старой воинской мудрости: отошел с поля проигранной битвы, чтобы обдумать, как быть с результатами неминуемого поражения и прийти на помощь тем, кого еще можно спасти.
Иными словами, киммериец спасся бегством и засел в чаще леса, покрывавшего склоны горы Размышлений, некогда дикой и лохматой.
* * *Стайка разноцветных птиц заполнила воздух. Затем показался человек. Он шагал, окруженный птицами, и был похож на какое-то сказочное существо. Это был старик с длинной белой бородой и белоснежными волосами, заплетенными в косу. Просторный халат до пят, расшитый изображениями цветов и птиц, облекал его худое, но крепкое тело. Коричневое узкое лицо казалось почти черным в обрамлении сплошной белизны волос и пестроты светлой одежды. В руках старик держал только что срезанные живые цветы. Цветы были прикреплены к его плечам, локтям, они украшали его прическу и висели за ушами. Крохотные птички, щебеча, зависали над этими цветами, садились человеку на руки, осторожно касались клювиками его ушей и щек.
Завидев его, стражники прекратили барахтаться на масляном полу и застыли в почтительных позах. Точнее – в тех позах, какие им удалось принять при сложившихся обстоятельствах. Каждый из них в душе надеялся, что учитель вникнет в обстоятельства и не станет наказывать их слишком сурово.
Инь-Тай и Гун последовали примеру своих недавних противников. Они замерли и прижались лбами к доскам. Тин-Фу приблизился и несколько мгновений задумчиво созерцал открывшуюся ему картину.
Видимо, он находил ее достаточно забавной, потому что несколько раз улыбка появлялась на его лице. Затем он широко развел руками. Птицы взлетели в воздух, оглашая беседку шумным чириканьем.
– Так, – выговорил Тин-Фу, – кто решится объяснить мне, что здесь происходит?