Чонгра обнимает его, как человеческая девушка. Аши горько-сладко, восторг приглушает боль.
- Доверься мне, - говорит она. - Доверься Тадзиду. Ты можешь очень много, ты можешь победить самые поганые чары, если не лгал мотылёк. Доверься мне.
Аши чуть касается губами кожи у Чонгры на виске. Её кожа - как тёплый атлас. Хочется целовать ещё. Некогда.
- А кто такой мотылёк? - спрашивает Аши. - Это чьё-то новое воплощение?
- Да, - говорит Чонгра. - Санрата, несчастного парня, чью душу погубил его отец, принёс в жертву, сделал его рабом Хагимы, чтобы самому наслаждаться человеческим существованием дольше, чем отпущено судьбой. Санрата, вампира, которого ты освободил. Он вернётся в человеческую плоть после того, как проживёт столько мотыльковых жизней, сколько людей убил, выполняя приказы Хозяйки Смерти. Но ему могло быть и хуже, гораздо хуже. Не говоря уж о том, как нестерпимо ужасно ему уже было.
Аши смотрит на мотылька, порхающего у его лица. Протягивает руку - и мотылёк касается её лапками.
- Благодати тебе, Санрат, - говорит Аши.
Мотылёк спархивает с руки. Мгновение Аши видит его трепещущую тень на фоне луны - потом мотылёк исчезает во тьме.
Аши, хромая, идёт через дорогу, по колено в тумане. Джунгли стоят перед ним тёмной стеной. Их бессонная жизнь дышит, шелестит, стонет, хихикает... Безумие - идти в джунгли ночью.
Аши смотрит на Чонгру. Её золотые глаза сияют в лунном свете. Она улыбается и кивает, протягивает Аши тесак. Аши чувствует тепло её пальцев на отполированной прикосновениями рукояти. И входит в джунгли, полные мрака.
Заросли сразу скрывают луну. Влажное душное дыхание джунглей поднимается от земли, плывёт между стволами, оседает на лице Аши, на ладонях, моментально пропитывает его грязную окровавленную одежду. Аши очень тяжело идти - заросли путаются в ногах, в темноте не видно, куда ступить. Колено разламывает тянущая горячая боль.
- Чонгра, - говорит Аши, пытаясь отдышаться, - я ничего не вижу.
Зато Чонгра, судя по всему, видит в темноте, как кошка. Её змеиные глаза сияют бледным лунным светом. Она смеётся.
- Человек из мира людей... Ты оставил дома тот зелёный камень, что я дала тебе? Его отобрали рабы Смерти?
- Я оставил, - говорит Аши. - Но чем бы он помог?
Чонгра снова смеётся и поднимает к лицу Аши свою хрупкую птичью руку. Изумруды на тонких пальцах вдруг наливаются бледным туманным мерцанием. Оно становится всё ярче, разгорается, как факел, как пламя костра. Аши уже видит замершие ветви, переплетение лиан, заросли под ногами - и сонм ночных бабочек слетается к руке Чонгры с шёлковым шелестом крыльев.
- Так тебе виднее? - спрашивает Чонгра.
- Бабочки застят свет, - улыбается Аши. Ему виднее. Ему легче. - Санрат - среди них?
- Нет, - говорит Чонгра. - Но все они - человечьи души. Пойдём, Аши. Нам надо торопиться.
Аши идёт. Рубит заросли и пробирается вперёд за Чонгрой, которая скользит между стволов легко, будто её держит туман. Нетопыри взлетают из кустарника; Аши останавливается.
- Они не тронут того, кто в пути, - говорит Чонгра. - Иди, Тадзид хранит тебя.
Светляки чертят мрак, как крохотные горящие угольки, несомые кем-то по чёрному воздуху. Гнилые останки то здесь, то там, мерцают своим, незаёмным светом - мертвенно-зеленоватым. Кто-то сонно стонет из переплетения ветвей над головой, шарахается потревоженная обезьяна.
Два пристальных глаза с зелёной светящейся мглой в зрачках вдруг загораются в непроглядной чаще, шагах в десяти от Аши. Он видит в этих глазах ту же расчётливую холодную злобу, как и в глазах жреца.
Аши замирает на месте.
- Чонгра, - шепчет он, - это - чёрный тигр-людоед. Он следит за нами.
Чонгра смеётся. Срывает с кустарника бутон - шарик стиснутых лепестков. Бросает его прямо в горящие глаза:
- Брысь, уходи, кот!
Шарик легко стукается в глыбу мрака. Глаза моргают и бесшумно пропадают в темноте.
Аши свистит.
- Он ушёл... ничего себе!
- Тадзид не позволит жителям джунглей причинить тебе вред, - говорит Чонгра. - Он надеется на тебя всем сердцем.
- Послушай, - говорит Аши, - кто такой Тадзид, всё же?
- Дхангу, - говорит Чонгра. - Был богом дхангу и ещё будет богом дхангу. Отец дхангу. Разум джунглей. Вот кто такой Тадзид.
Заслушавшись, Аши забывает про ногу и спотыкается. Боль снова протыкает его ногу длинным кинжалом. Аши трёт колено, а туман поднимается от сырой подстилки джунглей, как холодная мутная вода.
- Тебе очень больно? - спрашивает Чонгра. - Аши, как жаль, что в этих местах, рядом с дворцом Хозяйки Смерти, рядом с большим болотом, не растут листья жизни дхангу.
- Мне больно, - сознаётся Аши. - Мне очень тяжело идти. Позволь мне присесть хоть на несколько мгновений.
Чонгра кивает. Аши оглядывается вокруг и видит лежащий на мху ствол дерева. Оно упало недавно, но плесень, лишайники и вьюнок уже заползли на него.
- Садись сюда, - говорит Чонгра. - Можешь сидеть, пока луна не сдвинется на два пальца.
Аши тяжело садится и тут же проваливается в полусон. В его голове мелькает каземат башни, отмеченный жрец, ослепительный солнечный день в деревне... "Эй, Аши!" - окликает его кто-то из солнечных пятен. Аши оборачивается, медленно, как будто воздух загустел. Перед ним - громадный краснолицый мужчина, в чёрном и зелёном, бородатый. На его голове - старая соломенная шляпа.
В руках краснолицый мнёт сочные листья с пурпурными жилками. Зелёный и тёмно-красный сок течёт по толстым красным пальцам.
"Аши, - говорит краснолицый, - я пришёл сказать тебе спасибо за шляпу. Ни людей, ни богов не назовёшь милосердными, но некоторые из них бывают благодарны. Покажи мне колено".
Второй Аши, Аши из сна, задирает штанину. Краснолицый усмехается, накладывает измятые листья, истекающие соком на распухшую ногу Аши.
"Мне не напекло голову, - говорит он, и Аши из сна не может взять в толк, о чём идёт речь. - Это была отличная жертва. Я её принял".
И тут Чонгра трясёт Аши за плечо. Он просыпается. Трёт глаза.
- Я задремал...
- Нам надо идти, - говорит Чонгра. - Скоро слуги Хозяйки Смерти очнутся от сна. Вставай.
Аши готовится ощутить, как боль проткнёт ногу ржавым гвоздём - и рывком встаёт. Но нога не откликается резкой болью, колено словно онемело, скорее, ноет, чем режет. Аши задирает штанину наяву. Опухоль начала спадать.
Чонгра удивлённо смотрит на него.
- Это милость Лалая, - говорит Аши потрясённо. - Он приснился мне и во сне приложил к моему колену те самые листья, которыми ты исцеляла себя. Он, благодати ему, одарил меня за такую малость... люди жертвуют ему целых буйволов и золотые монеты, а меня он одарил исцелением за старую шляпу... Лалай - такой странный бог...
Чонгра улыбается.
- Боги выбирают, кого награждать. И за что. Ты можешь идти за мной?
Аши может. Он глубоко вздыхает - и запах джунглей вливается в него, запах фруктов, падали, ночных цветов, зверья, зелени, сырой земли, мокрого дерева, плесени - запах живого мира. Аши чувствует себя живым. Он улыбается.
Аши прорубает тесаком дорогу сквозь заросли. Чонгра просачивается между ветвями, скользит, как змея - и Аши видит в сиянии зелёных камней на её руке, как джунгли расступаются перед ними. Луна выскальзывает из-за полога листвы, и её свет масляно блестит на мокрой ряске.
Болото.
Оно лежит среди зарослей, уходит вдаль, как река, неподвижное, бледно-зелёное. Мёртвые скрюченные деревья торчат из него, как почерневшие и иссохшие руки утонувших демонов. Внутри болота что-то бурлит, постанывает, хрюкает.
Чонгра ведёт Аши по берегу. Потом берег становится вязким. Тогда Чонгра говорит:
- Ты должен наступать в мои следы, Аши. Здесь мы забудем о погоне - потому что каждый смертный, не сопровождаемый жителем джунглей, ляжет на дно этой трясины. Никто не пойдёт сюда за нами.
- Я тоже не выйду оттуда, - говорит Аши. - Ты легка, как мотылёк, а я тяжёл, у меня земная человеческая плоть. Я ступлю в твой след и уйду на дно.
- Поверь мне, наконец, - говорит Чонгра и обнимает Аши. - Поверь мне до конца. Ты нужен.
Аши гладит её спину, чувствуя чешуйки сквозь шёлк платья. Кивает. Нехотя разжимает руки. Ступает на кочку вслед за Чонгрой. Болото вздыхает под его весом, как громадный влажный зверь, лопаются пузыри, пахнет густой гнилью. Кочка выдерживает.
Чонгра парит над болотом, как светлячок. Аши идёт за ней. Ощущает ногами зыбкость колышущейся массы, мёртвую, вязкую, ожидающую бездну. Аши чувствует страх и странную весёлую лёгкость, будто его тело потеряло часть веса. Мошкара кружится, привлечённая светом, но не пытается выпить крови Аши.
Чонгра и Аши переходят трясину по каким-то лишь одной дхангу заметным приметам, проходят по шёлковой нити над пропастью смерти. Аши вдруг чувствует под ногой надёжную твёрдость корней и живой земли. Аши вздыхает облегчённо - и слышит звуки медных труб где-то в тёмном далеке, в той стороне, откуда они пришли.
- Что это? - удивляется он.
- Рабы Хозяйки Смерти ищут тебя, - говорит Чонгра, испуганно поднимая брови - и хохочет.
Аши вздыхает и улыбается. Вспоминает о колене: колено болит заметной тянущей болью, но сгибается: напряжение перехода через болото почти не повредило ноге Аши.
- Слишком много чудес и богов вокруг, - говорит Аши растерянно. - Зачем? Почему? Я же просто парень из деревни! Зачем я Тадзиду? Зачем я Хагиме? Зачем жизнь и смерть тянут меня за руки в разные стороны? Я не понимаю, Чонгра.
Чонгра гладит его по щеке птичьей лапой в ореоле зелёного света. Аши щурится.
- Аши, - говорит Чонгра, - ты можешь менять мир, касаясь своей поющей меди. Ты отчеканишь новый путь для равнодушной судьбы. Художники - отмечены особо.
Аши смеётся.
- Чонгра, - говорит он сквозь смех, - ты шутишь! Я украшаю медные кувшины цветочками и птичками! Я - художник с базара! И на любом базаре любое божество найдёт ещё десяток тех, кто чеканит медь, тех, кто рисует на стекле, тех, кто лепит из глины, режет по дереву или кости! Есть те, кто тянет золото и шлифует самоцветы, те, кто расписывает фарфоровых богов! Что такое - я?! Райские птички...
- Да, не умён! - хихикает Чонгра, а вдали трубят медные трубы и слон трубит, выведенный спросонок в спящие джунгли. И Аши кажется, что он слышит далёкие крики, выстрелы и ржание лошадей.
- Нас ищут, - говорит Аши тревожно, но тут же понимает, что тревожиться нечего. Их защищает болото.
- Нам надо идти дальше, - говорит Чонгра. - Тебе надо спешить навстречу новой судьбе.
Аши смеётся и вдруг зевает.
- Мне хочется спать, Чонгра. Я так устал... и... - Аши не умеет сказать, что чувствует. Не умеет описать, как ледяная когтистая длань отпустила сердце - и всё тело расслабилось в странной истоме. Видимо, это - осознание того, что Аши будет продолжать жить. Что смертельная опасность пока миновала.
- Ты отдохнёшь в тайном городе, - говорит Чонгра. - Соберись с силами. Мы миновали болото, уже недалеко.
Аши кивает согласно и зевает снова.
Это не так близко, как уверяет Чонгра.
Ночь валится с небес в чащу джунглей, её темнота стекает с небосвода, сперва сереющего, после - белёсого. Темнота расползается по закоулкам, прячется между корнями, уходит в заросли. Зато туман становится так густ, что Аши и Чонгра плывут в нём, как в молочной реке. Сырой озноб пробирает до костей. Утренняя изморось ложится на одежду, на волосы.
Аши кажется, что его можно выжать, как мокрую тряпку. Его слегка потряхивает от сырости, прохлады и усталости. Он хромает и подволакивает ногу. Джунгли утонули в тумане. Аши видит лишь мутные тёмные тени, то движущиеся, то неподвижные.
Перед самым рассветом джунгли тихи. Они ждут первых солнечных лучей, затаив дыхание. Но как только солнце золотит вершины деревьев, разноголосый птичий хор встречает его щебетанием, пересвистами, трелями, воплями и хохотом. С визгом несутся мартышки. Пронзительно кричит попугай. Павианы, рассевшись на толстых ветвях, вопят и ухают, обернувшись к солнцу - импровизируют свою собственную солнечную молитву Шогдару Вечно Сияющему. Пятнистые олени, прядая ушами, чутко оглядываясь, выходят из тумана. Они смотрят на Аши своими громадными влажными очами, напрягаются, вытягиваясь в струнку, но не убегают прочь.
Аши проходит мимо оленей, шагах в десяти. Олени провожают его взглядами.
От взглядов оленей Аши хочется улыбаться.
- Мы пришли, - говорит Чонгра.
Аши оглядывается вокруг.
Джунгли расступились, но не слишком. Порыв ветра несёт туман прочь - и Аши видит поглощённый джунглями и окутанный струями тумана город.
Аши понимает, что за тёмная громада вырастает у них с Чонгрой на пути. Это каменный дракон.
Огромная глыба тёмно-зелёной яшмы, из которой вырублен дракон, растрескалась от времени и вечных качелей между сыростью и засухой. Мох и вездесущие вьюнки поднялись до самой головы дракона, тонкая лиана обвивает его ухмыляющуюся морду, спускается с нижней челюсти, как закрученные зелёные усы. Слепые каменные глаза дракона устремлены вперёд, туда, где когда-то располагался великолепный дворец.
Он и сейчас великолепен. Дворец правителя кажется Аши лачугой по сравнению с этим колоссальным зданием, покрытым барельефами, поддерживаемым статуями богов и чудовищ. Крыша в три яруса кое-где обвалилась, и потрескавшиеся тёмные великаны с трудом удерживают свод. Всё обвито множеством видов вьюнка, клематисов и страстоцвета. Кипенно-белые цветы свисают с головы танцующей Чритаки; целая гирлянда цветов украшает её обнажённую грудь. Из каменных тел растёт мох и трава. Там, где с тяжестью кровли не справляются боги и демоны, её поддерживают деревья, проросшие сквозь нефритовые ступени.
Деревья повсюду. Каскады корней спускаются с каменных кровель, как одеревеневшие потоки воды. Деревья взломали мостовую, проросли насквозь каменные плиты. На дворцовых службах больше нет крыш - и деревья растут в господских покоях, ветки перевешиваются через стены.
Город растворён в джунглях. Мраморная чаша фонтана занята хищными растениями: раскрыты одни зелёные пасти, захлопнуты другие - торчат ножки и крылышки насекомых. В кумирне поселились обезьяны; на коленях Мхонги с отколотым лицом, замшелой и потрескавшейся, мартышка кормит мартышонка, как женщина - младенца, грудью. Сумрак руин обитаем - но не людьми; Аши жутко думать о неведомых существах, вздыхающих и постанывающих откуда-то снизу, из тёмных проломов в плитах покрытия.
И дхангу появляются из тумана, бесшумные и безмолвные, одетые в зелёные шелка и украшенные золотом. Появляются мужчины и женщины - твари из джунглей, с цветущими побегами вместо волос, с прядями повилики и вьюнка, спускающимися на острые плечи. Они не подходят близко. Провожают Аши и Чонгру странными взглядами золотых глаз, как олени.
Их много, может - десятки. Аши видит, как из зарослей выскальзывает дитя-дхангу. Не то, что дитя человека - плывучая гибкая грация отличается от движений человеческого детёныша, как движения котёнка от движений щенка. Золотые глаза маленького дхангу - громадны. Он подходит робко, протягивает Аши молочно-белый и пьяно благоухающий цветок. Аши гладит дитя по щеке, втыкает цветок в волосы.
Аши неловко, но не страшно.
- Отчего они встречают меня, словно я сын правителя? - тихо, смущённо спрашивает он Чонгру.
- Они встречают тебя, как целителя, - говорит Чонгра. - Они надеются, что ты вылечишь Тадзида.