– Что тебе от меня нужно? – Внезапно чувствую, как парень хватает меня за руку. Он крепко сжимает её, кладет себе на плечо и тихо выдыхает:
– Мне нужна правда.
Я резко открываю глаза, хочу встать, но не могу шевельнуться.
Знакомый запах заползает в ноздри, переворачивает внутренности, впитывается в кожу, и я еле удерживаюсь от крика. От безумства. От паники.
– Нет, – протягиваю я и осматриваю пространство вокруг. – Нет.
– Лия?
– Нет. Только не сейчас. Только не здесь.
– Лия!
– Не хочу! – Состояние безумной паники и беззащитности. Я понимаю, что нахожусь не дома, и мне становится так страшно, что тело сковывает судорога. – Не хочу!
– Чего не хочешь, милая?
Я поворачиваю голову на голос и вижу маму. Она в белом халате, уставшая, поникшая. Сидит рядом со мной, сжимает руку. Поправив мои волосы, она снова спрашивает:
– Чего ты не хочешь, Лия?
– Не хочу забывать, – сквозь слёзы шепчу я и растерянно оглядываюсь. – Мам, я не хочу вновь всё забыть.
– О, дорогая моя, – мама притягивает меня к себе и обнимает так крепко, что я ощущаю покалывание в руках, спине и шее. Но мне страшно, а страх притупляет боль. Я вдруг начинаю плакать и судорожно вожу пальцами по маминым плечам, пытаясь найти опору. – Всё хорошо, – протягивает она. – Ты ничего не забудешь.
– Но вдруг?
– Нет. Не в этот раз и никогда больше.
Я обнимаю маму ещё крепче и опять осматриваюсь.
Больница. Я запомнила запах лекарств, старой мебели и плесени с прошлого раза. Запомнила грязные белые стены, узкие кровати, пожилых людей и не всегда приветливых медсестёр. Запомнила абсолютно всё: от количества дыр на потолке в своей палате до цвета стен в регистрационном зале. Мне так хотелось впитать в себя новые впечатления и эмоции, будто они смогли бы заменить те чувства, что исчезли вместе с памятью. Но этого не случилось. Пустота и сейчас преследует меня. И будет преследовать до тех пор, пока я не узнаю всю правду о себе и о прошлом годе.
– Тебя поцеловал ангел, – неожиданно заключает мама, и я отстраняюсь, чтобы посмотреть ей в глаза.
– Разве?
– Так и есть. Ты могла умереть четыре месяца назад, ты могла умереть сейчас. Но, Лия, кажется, Господь следит за тобой и не позволяет тебе покинуть нас.
Я весьма скептично отношусь к Богу и религии, поэтому молчу. На самом деле, я прожила совсем мало и почти ничего не знаю о жизни. Конечно, мне ясен смысл веры и надежды, но в последнее время я начала убеждаться в том, что чудес не бывает. Судьбы как таковой не существует, иначе у человека не оставалось бы вариантов для решения тех или иных проблем. Ведь понятие судьбы отрицает понятие выбора. Поцеловал меня ангел или я просто удачно приземлилась, кто знает? Возможно, вера в Бога имеет какой-то вес, но я уверена, что это ничто, если нет веры в себя.
– Счастливица, – шепчет мама и гладит меня ладонью по щеке. – Опять решила напугать нас? Проспала шесть дней: шесть долгих тяжелых дней. Сейчас твое состояние стабилизировалось. К счастью, на тебе всё заживает как на собаке.
– Прости. На дороге что-то появилось. Кажется, это была девушка. – Я болезненно морщусь. – Рыжая девушка. Она стояла посередине трассы, а Лёша не успел среагировать и… – замираю, мои глаза расширяются, и я испуганно съёживаюсь. – Астахов, что с ним? Он пострадал?
– Не волнуйся. В отличие от тебя, Лёша пристегнулся и только ушиб колено.
Я выдыхаю:
– А что со мной?
– С тобой, как всегда, проблемы, – шутя, протягивает мама. – Лия, ты вылетела через лобовое стекло. – Её лицо омрачается, но она пытается сохранить улыбку. – Повредила плечо, живот, правую руку и…
– И?
– И голову. У тебя сотрясение.
– Сотрясение? – Я обеспокоенно осматриваю свои руки, словно ища на них признаки очередного ушиба головы. – Надеюсь, ничего серьёзного?
– Лия, любая травма головы серьёзная.
– Ты понимаешь, о чём я.
– Не волнуйся, – мама кивает. – Потеря памяти тебе не грозит. Полежишь в больнице несколько недель. Подлечишь плечо, а потом за тебя возьмёмся мы с папой, уже дома.
– Несколько недель? – в ужасе расширяю глаза. – Но у меня скоро экзамен! Я должна ходить на занятия по вождению.
– Господи, о чём ты? Ты попала в аварию! Вылетела через лобовое стекло! Какое вождение? Какие экзамены? – Мама качает головой и встает с кровати. – Схожу к твоему отцу. Тебе пора принимать анальгин.
– Мам!
– Попытайся отдохнуть. И, пожалуйста, не вставай с постели. В любой момент голова может закружиться, ты упадёшь в обморок и повредишь себе ещё что-нибудь. Не рискуй.
– Я и не собиралась.
Мама выдыхает, словно читает мои мысли и знает, что на самом деле я так и собираюсь поступить.
– Поспи.
Она выходит, и в тот же момент я стаскиваю с себя одеяло.
Ноги покрыты огромными синяками, живот коричневый, будто я загорала в открытом неровном купальнике. Я выдыхаю и с трудом встаю. Голова сразу начинает кружиться, но я хватаюсь рукой за полку. Мне не привыкать к боли. Медленно иду к выходу из палаты и вижу двух бабушек: они сидят на скамейке и внимательно наблюдают за моими движениями.
– Здравствуйте, – бросаю я и прохожу по коридору.
Они шепчутся и обмениваются взглядами, но я не обращаю внимания.
Наверное, сейчас вечер – людей мало. Правда, запах стоит такой же отвратительный: тяжёлый, гадкий, старый.
– Куда ты? – спрашивает медсестра. Она появляется неожиданно, и я отпрыгиваю в сторону. – Разве тебе можно выходить?
– Я в туалет. – Если это знакомая мамы, мне не поздоровится. – Мне нужно в туалет.
– Подожди врача.
– Я не могу ждать, – театрально сгибаюсь. – Мне правда очень нужно!
На самом деле мне необходимо пройтись, но женщине необязательно знать об этом.
– Я провожу её, – внезапно раздаётся женский голос, и я вижу Киру. Она стоит в очках и белом халате, с завязанными в конский хвост золотистыми волосами. Я выпрямляюсь и еле сдерживаю смех.
– А ты кто? – Медсестра вскидывает брови. – Раньше я тебя не видела.
– Я интерн. Новенькая.
– Неужели?
– Да, и раз тут нужна моя помощь… – Кира подходит ко мне, берет под локоть и сдвигает с места.
– Ты что здесь делаешь? – Я говорю с таким диким восторгом, что наверняка мои глаза светятся от счастья. – Откуда халат и очки?
– Не спрашивай. Ты не представляешь, как сложно было к тебе пробраться. Та мымра всё ещё пялится.
– Чёрт с ней. Лучше объясни мне, что происходит?
– Ничего особенного, – Кира открывает мне дверь, и мы проходим в туалет. Здесь воняет ещё хуже, чем в коридоре, и она прикрывает нос рукой. – Твою мать, разве в больницах не должно быть туалетов, после которых человека не нужно откачивать?
Я хочу ответить что-то едкое и смешное, но неожиданно примерзаю к полу.
Мое отражение.
– О, господи! – Я почти ору. Резко подскакиваю к зеркалу, и плевать на боль, ушибы и отёки. Моё лицо в порезах. Оно похоже на один сплошной синяк, и меня тошнит от страха. – Господи!
Я начинаю мять руками кожу, в надежде, что сейчас уберу пальцы, и лицо станет прежним. Но ничего не выходит.
– Лия.
– Твою мать, Кира! Что со мной?
– Успокойся, – девушка подходит и берет меня за руки. – Не трогай, сделаешь хуже.
– Отпусти! – Я вырываюсь и вновь касаюсь пальцами лица. – Боже мой.
– Так, сейчас же посмотри на меня.
– А вдруг это не пройдёт? Вдруг останутся шрамы? – Я сглатываю и вспоминаю рану на лице предводителя стаи. Господи, я не смогу с этим жить. – У меня такое лицо, словно я побывала на скотобойне!
– Детка, а чего ты хотела? Ты вылетела через лобовое стекло и думала остаться целой и невредимой? Это ещё цветочки.
– Кира, я омерзительна!
– Не набивая себе цену! – Девушка становится рядом со мной. Мы смотрим на наши отражения, и я горю желанием разбить зеркало к чёртовой матери. Кира такая красивая, высокая, у неё широкие скулы и ровные брови, а я – гигантский отёк. – Синяки скоро заживут, раны затянутся. Так что не паникуй.
– Не паниковать? Не смеши меня! Если бы я умерла, мой труп не опознали бы.
– Я бы опознала.
– Неужели? И каким образом?
– Пощекотала бы тебя.
Такой ответ застаёт меня врасплох. Я недоуменно поворачиваюсь лицом к Кире.
– И что?
– Как что? – Девушка улыбается и закатывает глаза к потолку. – Ты отреагировала бы и начала хихикать. А твой смех невозможно перепутать ни с чьим другим.
– Но я же умерла!
– Лия, ты же бессмертная задница! Ты не умерла бы.
Неожиданно смеюсь. Искренне смеюсь. Болят рёбра, спина, ноги, а я смеюсь так долго, что забываю о боли, как по волшебству.
– Так-то лучше, – заключает девушка и снимает очки. – В них жутко неудобно.
– Ну что теперь мне скажешь? Что ты делаешь в больнице?
– По-моему, догадаться просто. – Я выгибаю бровь, и Кира отвечает: – Я пришла навестить тебя. Все волновались.
– Все? – недоуменно переспрашиваю я.
– Естественно. Ты же теперь член стаи. А мы своих в обиду не даем.
– Неужели? Ходить после аварии почему-то гораздо легче, чем после того, как меня избил Максим.
– Стечение обстоятельств. На самом деле, это банальное везение.
– Мне повезло?
– Шрам и я думаем, что авария подстроена. Так что ты вновь легко отделалась.
– Что? – Я ошеломлённо отступаю назад и сталкиваюсь с туалетной кабинкой. – Что ты сказала?
– Подожди. Мы лишь рассматриваем и такой вариант.
– Но кто и зачем это сделал? – удивлённо спрашиваю я. – Какой прок в моей смерти? Или в смерти Астахова?
– Прок есть. – Кира тяжело выдыхает и подходит ближе. – Давай сделаем так: ты благополучно отсиживаешься в больнице ближайшие две недели, никуда не лезешь, лечишься и принимаешь всю дребедень, которую тебе прописали, а потом, когда здоровая выйдешь, я расскажу тебе всё, что знаю. Договорились?
– Но почему не сейчас?
– Во-первых, потому, что у меня слишком мало фактов – одни предположения.
– А во-вторых?
– А во-вторых, с тебя и так хватит потрясений.
– Очень смешно, – саркастически отвечаю я и прижимаю руку к груди. – Твои слова опасны, Кира. Подстроить автомобильную аварию – преступление.
– Понятно, что не чаепитие. Думаешь, мы не понимаем, насколько всё серьёзно?
– Надеюсь, понимаете.
– Всё не так просто, как кажется. У меня нет доказательств, но я чувствую, дело нечисто. – Блондинка выдыхает и откидывает хвост за спину. – Лёша водит всего год, и, конечно, вашу аварию можно списать на его невнимательность, но мы-то с тобой знаем, что Астахов – самый серьёзный человек на земле. Чтобы он плохо вёл? Не заметил впереди машину или человека? Не смешите меня!
– Откуда ты так хорошо его знаешь? Вы ведь не общаетесь в школе.
– Не задавай лишних вопросов.
– Кира, хотя бы на это ты мне можешь ответить?
В моём голосе столько горечи, что девушка неуверенно прикусывает губу.
– Хорошо. Я и Лёша были друзьями.
– Ха! Неужели. И когда вы успели?
Кира не говорит ни слова, а мне становится не по себе.
– Конечно, – шёпотом протягиваю я и обхватываю себя руками. – Вы познакомились год назад, но я забыла об этом. Забыла, потому что потеряла память. – Я отхожу от блондинки. – Логичный вывод. И почему я раньше не додумалась?
– Лия, это ничего не меняет. Знала я Астахова или нет, сейчас ты не должна высовываться из больницы, ясно?
– Почему вы не сказали мне, что знаете друг друга?
– А зачем?
– Как это зачем? – Меня начинает колотить. Она задает глупые вопросы, и я злюсь: на неё, на Лёшу, на себя. – Я хожу по улицам будто слепая. Вероятно, мимо проходят знакомые, возможно друзья, но я не замечаю. Знаешь, почему? Потому что я их забыла! И сейчас любая информация, любые сведения очень важны для меня. Мелочи помогут мне восстановиться, всё вспомнить. А вы скрываете от меня такие простые и банальные вещи.
На последнем слове я срываюсь и чувствую дикую боль в пояснице. Резко сгибаюсь, чувствую головокружение и неуклюже кренюсь набок.
– Лия…
– Не трогай меня. Вы только притворяетесь друзьями. На самом деле ты, Лёша, мои родители – все обманщики, которые и не думают рассказывать мне правду.
– Перестань. Позволь мне помочь.
Кира тянет руки, но я не даю ей притронуться к себе. Она лгунья, как все остальные.
– Уходи.
– Приди в себя, Лия, – командует блондинка и всё-таки кладет свои худые руки мне на плечи. Правое плечо обдает жаром. – Твоя истерика не решит проблему. Ответы не свалятся с неба, придётся их поискать.
– Зачем искать то, что находится под носом?
– Ты многого не видишь. Дело не в том, что ты слепая, а в том, что ты не хочешь замечать.
– Тебе не понять меня.
– Я всегда понимала тебя так, как не понимал никто другой, – уверенно говорит Кира и слегка встряхивает меня за плечи, чтобы я перестала сопротивляться. – У тебя есть союзники, и ты можешь мне доверять.
– Могу?
– Мне – можешь.
– Но почему? Что ты такого сделала, чтобы я тебе доверяла?
– Твои вопросы сведут тебя в могилу, – саркастично отрезает блондинка и кивает в сторону двери: – Пора возвращаться в палату, иначе твоя мама поднимет на ноги всю больницу.
– Если мои вопросы и сведут меня в могилу, то потому, что никто не собирается на них отвечать.
– Всему своё время. – Кира обнимает меня за талию, открывает дверь, и мы выходим в коридор. – Не торопись, иначе упустишь что-нибудь важное.
– Я и так упустила всё, что у меня было. – Я опираюсь на девушку, потому что ноги предательски заплетаются. – Мне нечего терять.
– Не говори так.
– А как мне говорить?
– Не знаю. Но только не дави на жалость. Это не твой конёк.
– Я не давлю на жалость! – горячо восклицаю я, хочу отстраниться, но не получается. Тело слабое и тяжёлое, мышцы наливаются свинцом. Я начинаю моргать и боюсь упасть от усталости, но в то же время стараюсь сохранить равновесие. – Противно, когда на меня смотрят с жалостью. Но неужели желание узнать правду расценивается как повод нарваться на нежности?
– Хочешь узнать правду – узнавай. Но не надо говорить, что тебе нечего терять и что ты бедная страдалица.
Кира открывает дверь в палату и первая проходит внутрь. Затем она выглядывает и подзывает меня:
– Пусто. Твоя мама ещё не вернулась.
– Две недели в больнице сведут меня с ума. Терпеть не могу это место!
– Придётся себя пересилить.
– Но какая разница, лечиться дома или здесь?
– Тут за тобой присмотрят, а дома ты уязвима.
Я усмехаюсь и медленно сажусь на кровать. Голова кружится так сильно, что я перестаю ориентироваться в пространстве.
– Уязвима? Мы играем в мафию?
– Лия…
– Сама себя послушай, – перебиваю я. – Ты говоришь так, словно мы ввязались во что-то настолько серьёзное, что и дома уже небезопасно.
– Так и есть. – Кира помогает мне лечь, не обращая внимания на то, как я корчусь, и на мою благодарность. – Восстанавливайся, набирайся сил, а затем мы попытаемся разобраться в проблемах. Сейчас от тебя мало толку.
– От меня не может быть мало толку. Сильнее всего я повредила плечо, а не голову.
– Это может измениться в любой момент. – Блондинка подходит к двери. Она опять надевает очки и тяжело выдыхает. – Сделай так, как я прошу: не высовывайся.
– А ты мне что?
Кира смеётся и открывает дверь.
– Шутишь? Возможно, мы встретимся гораздо раньше.
– Подожди. – Девушка оборачивается, и я прикусываю губу. – После того как мы попали в аварию, Лёша звал Стаса. Кажется, это настоящее имя Шрама, так?
– Астахов? Звал Стаса? Не может быть.
– Но я слышала.
– Наверное, тебе показалось.
– Кира, я ударилась головой, но не сошла с ума. Лёша звал Стаса, искал его, а потом, когда понял, что тот не придёт, схватил меня на руки и понёс куда-то.
– Лия…
– Не перебивай. Я помню, как мы бежали, долго бежали…
– Лия!
– Что?
– Это невозможно. – Блондинка озадаченно смотрит на меня. Подумав, она закрывает дверь, подходит ко мне и садится рядом. – Может, тебе это приснилось?