- Не кипятись, - сказал редактор. - Тебя вообще по тексту хотели видеть. Ты знаешь, куда идти, в конце зайдешь ко мне.
С любителями править чужой текст, вставляя в него свои мысли, я ругался с полчаса, отбив почти все нападки. В конце концов, они удовлетворились парочкой второстепенных правок, и я направился к редактору.
- Ну как результаты? - спросил он. - Пришли к консенсусу?
- У них ко мне претензий нет, - сказал я. - Внесут пару правок и все.
- Ладно, - сказал он. - Попробую отдать в таком виде. - Но если не пропустит цензура, я с ними копья из-за твоего упрямства ломать не буду. Или возьмешь рукопись на переделку, или заберешь ее совсем.
Через неделю после нашей поездки в Окружной Дом офицеров мне позвонил Олег Астахов и сообщил, что они согласны попробовать. И чего было столько думать?
- Давай споем вдвоем одну очень хорошую песню, - сказал я Люсе. - У нас с тобой в репертуаре ничего военного нет, этот пробел надо заполнить.
- А погоня? - возразила она.
- Это я сказал, что она о героях гражданской войны, - отмахнулся я. - Ее с таким же успехом можно петь и о махновцах. А эта песня из тех, которые хватают за сердце. Ее написали к фильму, посвященному военным медикам. Снимут его еще только в семьдесят пятом году, так что мы с тобой ничем не рискуем. Она и поется в два голоса поочередно. Давай я тебе ее спою без музыки. Слушай. Сестра, ты помнишь, как из боя меня ты вынесла в санбат. Это поет мужчина. Потом вступает женщина. Остались живы мы с тобою в тот раз товарищ мой и брат. Потом они поют оба. На всю оставшуюся жизнь нам хватит подвигов и славы...
Когда я закончил песню, в глазах подруги стояли слезы.
- Ну вот еще! - я обнял ее и полез в карман за носовым платком. - Это не ты, это слушатели должны плакать. Если я нашим музыкантам и с этой песней не угожу, я им сам помашу ручкой!
Прежде чем ехать к музыкантам, я подобрал мелодию для гитары, и мы с Люсей ее несколько раз спели. Потом мы ее исполнили нашему ВИА.
- Вот это то, что надо! - сказал Астахов. - У меня нет слов. Это же за сколько времени ты ее написал?
- Это так важно? - сказал я. - Стихи у меня были в набросках, чуть подправил, и все. А мелодия... Я до сих пор не могу понять, откуда они у меня берутся. Главное, что песня такая, что с ней не стыдно выйти и на праздничный концерт, посвященный Дню Победы, и не только в Минске, но и в Москве. А репертуар у нас будет разный. Только давайте сначала доведем до ума одну песню, пока я сам занимаюсь другими.
Было видно, что они загорелись. В тот вечер я играл мелодию раз шесть, пока не сказали, что довольно и отправили домой на машине Дома офицеров. Это было кстати, так как прямого маршрута к ним не было, и приходилось ездить с пересадкой или минут пятнадцать топать по вечерним улицам пешком. Через неделю нам позвонили опять. Получилось у них здорово, мне ничего поправлять не пришлось. Не симфонический оркестр, но и не наша домашняя игра. Мы к этому времени эту песню спели уже, наверное, раз двадцать, поэтому номер вышел - просто блеск! Мне бы еще малость подправить голос, но, скорее всего, я уже достиг своего потолка.
Николай куда-то сбегал и вернулся с каким-то майором, для которого мы спели еще раз.
- Замечательно! - сказал он. - Репетируйте дальше. Эту песню мы вставим в свой репертуар. И готовьтесь петь ее девятого мая. Больше из военной тематики ничего нет?
- Пока нет, - ответил я. - Но до мая еще есть время, может быть, и успею.
- Дерзайте, молодой человек! - обратился он ко мне на "вы". - С такими песнями мы вам окажем всемерную поддержку. Песни о любви это хорошо, но не серьезно. Вы сначала пробейтесь на большую сцену, тогда сможете себе больше позволить. А пробиваться лучше с серьезными песнями.
- Хотят серьезную песню, значит, пойдем навстречу, - сказал я Люсе, когда мы поднимались на ее этаж. - Приготовим такую, что будут рыдать. До партийных песен мы с тобой еще не доросли, а вот патриотические на военную тему - это самое то. Надо мне было самому додуматься. Я сегодня подберу музыку к одной песне, а завтра послушаешь. По-моему, как раз для тебя.
- Подобрал? - спросила подруга на следующее утро, едва я, помахивая портфелем, сбежал на второй этаж.
- А поздороваться с любимым человеком?
- Здравствуй. Ну, Ген!
- Если я что-нибудь обещаю, то делаю. Хорошо хоть вчера успел переодеть костюм, а то бы вы сегодня ушли в школу без меня.
- Почему? - не поняла она.
- Потому что он бы еще не высох от слез. Где Сергей?
- Сейчас должен выйти. Ты бессовестный, я теперь весь день буду умирать от любопытства.
- Это естественное состояние почти любой женщины. Ну чего он задерживается, опоздаем же!
- Не шуми, - сказал Сергей, появляясь в дверях. - У нас соседи-пенсионеры еще спят. Идите без меня. Отцу плохо, я ему вызвал "скорую". Скажете классной.
Настроение сразу упало. Сергей бодрился, но я его уже достаточно хорошо знал, чтобы понять, что ему страшно. Три года назад он потерял мать, которая не перенесла родов, а вскорости у отца случился инфаркт. И вот опять...
- Давай, я останусь с тобой? - предложил я, уже заранее зная, что он откажется.
- Бежите в школу, а то опоздаете! - сказал он. - Ты ничем не поможешь, а отца, наверное, увезут в больницу.
Мы опоздали первый раз за весь год. Урок вела классная.
- Так и знала, что это когда-нибудь случится, - сказала она, когда я пропустил вперед Люсю и зашел следом за ней в класс. - А где Деменков?
- Его сегодня не будет, Ольга Владимировна, - ответил я. - Он вызвал "скорую" к отцу. Мы из-за этого и задержались.
- Садитесь на свои места, - сказала она. - Продолжаем урок.
День тянулся еле-еле, я переживал за друга и с большим трудом дождался окончания занятий.
- Что ты так трясешься? - недовольно сказала Люся. - Ну стало человеку плохо, зачем же его сразу хоронить, а себе мотать нервы?
- Не знаю, - ответил я. - Почему-то не получается успокоиться. Даже медитация не помогает, просто не могу войти в нужное состояние.
Моя тревога передалась и ей, поэтому почти весь путь от сквера до своего дома мы пробежали. Все оказалось не так страшно.
- Я недавно приехал из больницы, - сказал Сергей, когда мы вломились к нему в квартиру. - Отцу лучше, но сказали, что он будет дней десять под наблюдением.
- Ты у нас тоже будешь под наблюдением, - сказал я ему. - Мама не работает, и ей приготовить тебе еду ничего не стоит.
- Не нужно, - стал отказываться он. - У меня все есть, а одному до воскресенья хватит. А там что-нибудь сам приготовлю, деньги есть.
- Значит, придет в воскресенье, - сказал я. - И не вздумай отказываться. Держи тетради, завтра отдашь.
От Сергея зашли к Ольге. Оказалось, что моя мама зашла к Надежде, и сейчас они общались на кухне.
- Мойте руки! - сказала мама Люси. - Сейчас будете обедать.
- Чуть позже, - ответила подруга. - Мы ненадолго поднимемся к Гене.
- Давай пой, пока никого нет! - сказала Люся, когда мы зашли в мою комнату.
Таня еще не пришла со школы, а отец со службы так рано никогда не возвращался.
- Ну слушай, - сказал я, беря гитару. - Песня называется "Баллада о матери". Постарела мать за двадцать лет, а вестей от сына нет и нет.
Но она всё продолжает ждать, потому что верит, потому что мать.
Я и раньше пел эту песню Мартынова. Не для кого-то, просто для себя. И всегда у меня на глаза наворачивались слезы. Я не знаю, как такое можно слушать спокойно.
- Трудно это было вспоминать. Вдруг с экрана сын взглянул на мать.
Мать узнала сына в тот же миг, и пронёсся материнский крик.
Как всегда, при исполнении песни для меня перестало существовать все вокруг, и, только закончив петь, я услышал, что Люся плачет навзрыд.
- Я не смогу такое спеть! - давясь слезами, говорила она. - Как это можно спокойно петь?
- Успокойся сейчас же! - сказал я, вытаскивая носовой платок.
Он оказался не слишком свежим, и пришлось лезть в шкаф за другим.
- Ну куда это годится? - выговаривал я ей, промокая слезы. - Я ее тоже не могу спокойно слушать, а тем более петь, но не так же реветь!
- Кто ее написал? - успокаиваясь, спросила она.
- Должен в семьдесят первом написать Мартынов. Классный певец и композитор. Говорили, что и человек хороший.
- И ты хочешь спереть у него такую песню!
- Ничего, напишет другую, - ответил я. - А его я отблагодарю. Я знаю, когда он умрет, причем, по мнению врачей, его можно было спасти, если бы вовремя оказали помощь. Ему и сорока трех не исполнилось, а сколько всего сделал! Я найду возможность с ним познакомиться и отправить на лечение. Незачем ждать, пока его прихватит в лифте. Он, кстати, не один такой, кому можно будет помочь. Если бы ты знала, сколько талантливых людей умерло раньше срока! Хрен у меня вообще поднимется в воздух тот самолет, на котором разбился Чистяков! Двадцать восемь лет было парню, а выступал гениально! До семьдесят второго года время еще есть, а я хоть так свою совесть немного успокою. А ты будешь учить эту песню и петь, пока не вытекут все слезы. Все равно к нашим музыкантам с ней рано выходить. Я и так пеку песни, как блинчики. Пока поработаем со старым репертуаром.
- Послушай, а кем ты сам хочешь стать? - спросила Люся.
- Пока не определился, - ответил я. - Но уж точно не инженером. Не хочу повторять свою жизнь даже в малом. Понимаешь, таких, как я, будет как собак нерезаных. Обычный инженер средних способностей, добросовестный и исполнительный.
- А ты бы хотел руководить?
- Вот чего не хотел бы, так это руководящей работы. Я ее тоже наелся. Всегда лучше отвечать за себя самого, чем за кого-то, особенно у нас. Нет, я бы хотел прожить эту жизнь творчески. Не все же время будут ворованные песни. Можно выступать с пародиями, которых я знаю... до фига!
- А пародии не ворованные?
- Есть разница, - пояснил я. - Многие юмористы в мое время смешили людей не рассказами собственного сочинения, а тем, что для них писали другие. Здесь главное уметь правильно преподнести написанное. Можно сниматься в кино, подружиться с массой талантливых людей. И потом, не забывай то, о чем я говорил раньше. К добру или к худу, но будущее будет меняться, меняя жизнь миллионов людей. Поэтому многое просто не напишут или напишут иначе. В ближайшие годы это будет мало заметно, но чем дальше, тем сильней. Ладно, беги домой, а то твоя мама сейчас начнет звонить. Держи слова песни и больше не реви, иначе все подумают, что плачешь из-за меня.
- Как он погиб? - спросил Машеров.
- Взрыв бытового газа, - пояснил Юркович. - Все сделали так, что комар носа не подточит. Хотя расследовать, конечно, будут. Все-таки второй секретарь ЦК.
- Кто-нибудь еще пострадал?
- Нет. Жена с детьми была в отъезде, а шофера он оставил в машине. Соседи были дома, но обрушения стен не произошло. В квартире Щелокова возник пожар, пока его потушили, все выгорело.
- Неприятный сюрприз Леониду Ильичу перед самым съездом.
- Скоро у него будет еще один сюрприз. Разработка Павлова почти закончена.
- С этим будьте особенно осторожны, - сказал Машеров. - Управляющий делами ЦК - это фигура. Тем более что он уже не первый.
- Я своим людям верю, - сказал полковник. - Все будет тихо. Обычное пищевое отравление. Он большой любитель маринованных грибов, которые в семье больше никто не ест. Способ подсунуть ему нужное уже разработан. Там сложная подстановка, поэтому до съезда не успеем.
- И не надо. Большой срочности нет. Главное, управиться не позже лета. Есть что-то еще?
- Есть, но я не уверен, что это нужно использовать.
- Рассказывай, подумаем вместе.
- В тетрадках есть одна интересная запись. Вы могли на нее не обратить внимания. Я, во всяком случае, обратил не сразу. Мы в первую очередь прорабатываем шестидесятые и семидесятые годы, а запись относится к ноябрю восемьдесят седьмого.
- И что там такого интересного?
- Двадцать седьмого ноября восемьдесят седьмого года Военной коллегией Верховного суда СССР был приговорён к расстрелу генерал-майор ГРУ Дмитрий Федорович Поляков. Формулировка - за измену родине.
- Припоминаю. Но ты прав, я особого внимания не обратил. Все это еще очень нескоро.
- А я решил уточнить у нашего лейтенанта. В тетрадке только событие и дата. А когда сделали запрос, получили это.
Полковник передал Машерову исписанный тетрадный лист.
- Ну не сволочь? - сказал Петр Миронович. - Практически всю нашу агентуру в Штатах сдал!
- Вы дальше читайте, - сказал Юркович. - Там много чего написано. Правда, не все он еще успел сделать. Вот я и думаю, как эту информацию подбросить Ивашутину.
- А где сейчас Поляков?
- Меньше года, как назначен военным атташе в Бирме.
- Ты же сам хотел оставить всю кадровую информацию нам, а делиться только наукой и катастрофами. И под каким соусом тогда это преподнести начальнику ГРУ? Через три дня я еду на съезд и буду просвещать Брежнева. Уж до Ивашутина эта информация все равно дойдет. Петр Иванович не дурак и сразу сложит два плюс два. Ясное дело, что мы всех водим за нос и знаем гораздо больше того, чем делимся. И долго мы тогда сохраним контроль над объектом?
- Вы могли бы с ним договориться. Эта информация - огромная услуга. Я на месте Ивашутина сделал бы так, чтобы Поляков из Бирмы вообще не вернулся. У него достаточно спецов, которые эту падлу там выпотрошат и зароют под какой-нибудь пальмой. И концы подчистят так, чтобы ни у кого не возникло вопросов. А всю информацию по своему ведомству он получит от вас. Я думаю, он не станет ни с кем делиться. Если у нас отберут объект, он останется в проигрыше. Что-то он, конечно, получит, но что и из чьих рук? Если подружиться с его ведомством... Я наводил о нем справки у наших военных. Отзывы в основном положительные.
- Подготовь мне не каракули лейтенанта, а нормальную бумагу, а там посмотрим. Надо сначала разыграть свою партию на съезде, а потом уже решим, стоит ли рисковать. Отделку объекта закончили?
- Научный центр готов, на днях будем завозить оборудование. А общежитие полностью закончим через неделю. Потом сразу же завозим весь персонал. Топить пока придется электричеством.
- Для меня главное, чтобы центр через неделю работал.
- Леонид Ильич, мне нужно, чтобы вы мне уделили немного своего времени.
- Это очень срочно, Петр Миронович? - спросил Брежнев. - Перенести никак нельзя? Если честно, я немного устал и хотел бы отдохнуть. Сколько времени займет ваш вопрос?
- Трудно сказать, - ответил Машеров. - Чтобы доложить, мне хватит десяти минут. Просто у вас неизбежно возникнут вопросы. Но в любом случае в полчаса уложимся. Только вопрос не из тех, которые можно обсуждать на ходу и при охране.
- Даже так? Шура, узнайте в секретариате, где можно уединиться на полчаса.
- Сейчас все сделаем, Леонид Ильич, - ответил Александр Рябенко - начальник личной охраны Брежнева.
Через несколько минут они сидели вдвоем в небольшой комнате для заседаний.
- Я хотел поставить вас в известность о работе одного секретного объекта в республике, который я курирую лично. С год назад нам стало известно об уникальных способностях одного старика. Информация была бредовой, поэтому поначалу в нее никто не поверил.
- Ну-ну, - заинтересовался Брежнев. - И что же умеет ваш дед, если его курирует первый секретарь ЦК?
- Я курирую не его, а научный центр, который построен в селе, - усмехнулся Машеров. - Старика изучают полсотни медиков и ученых, а село взято под охрану республиканским Комитетом.
- Считайте, что вы меня заинтересовали, - сказал Брежнев. - Теперь давайте ближе к делу.