— Да, если не считать небольшого переутомления. Он возбужден, но кто в его возрасте не был бы возбужден в подобных обстоятельствах?.. — Юйэ подошел к двери, открыл ее. — Он здесь.
Джессика последовала за ним, вгляделась в полутьму.
Пауль лежал на узкой кровати, держа одну руку под легким покрывалом, а другую закинув за голову. Жалюзи на окне рядом с кроватью сплели узор теней на лице и покрывале.
Джессика всматривалась в лицо сына, овал которого так походил на ее собственный. Но волосы были отцовские — жесткие, черные, взъерошенные. Длинные ресницы скрывали светло-серые глаза. Джессика улыбнулась, чувствуя, как отступают страхи. Ее почему-то не отпускала мысль о наследственных признаках в чертах сына — ее глаза и абрис, но сквозь них, словно вырастающая из детства зрелость, проступали резкие черты отца.
Она подумала, что облик мальчика — изысканный дистиллят множества случайных сочетаний, бесконечной череды наугад тасуемых образов, соединенных в единую цепь. Ей захотелось встать на колени возле кровати и обнять сына, но сдерживало присутствие Юйэ. Она отступила назад и тихо закрыла дверь.
Юйэ отошел к окну, не в силах смотреть, как Джессика любуется сыном. «Почему Уанна не подарила мне детей? — в который раз с тоской спросил он себя. — Я как врач знаю, что физических препятствий к тому не было. Связано ли это с Бене Гессерит? Возможно, ей велели хранить себя для какой-то иной цели? Но какой? Она, несомненно, любила меня…»
Впервые ему пришло в голову, что он сам мог быть частью замысла, куда более сложного и запутанного, чем он мог бы представить.
Джессика встала подле него, задумчиво сказала:
— Какая восхитительная безмятежность у сна ребенка…
Он механически ответил:
— Если бы только взрослые умели так расслабляться.
— Да.
— Где потеряли мы это?.. — пробормотал он.
Она взглянула на него, уловив что-то странное в его интонации, но мысли ее по-прежнему были прикованы к Паулю: она думала о новой суровости, которая должна прибавиться здесь к его обучению, о том, как изменится теперь его жизнь — и как сильно будет отличаться от той жизни, которую они планировали для него…
— Да, мы действительно потеряли что-то, — проговорила она.
Она взглянула направо, на склон, поросший дрожащими на ветру серо-зелеными кустами с пыльными листьями и ветвями, похожими на когтистые лапы. Мрачно-темное небо нависало над самым склоном, как огромная клякса. Молочно-белый свет арракийского солнца придавал пейзажу серебристый оттенок — свет этот напоминая блеск криса, спрятанного сейчас у нее на груди.
— Какое темное небо, — сказала она… Отчасти это объясняется очень низкой влажностью, — пояснил Юйэ.
— Вода! — раздраженно сказала Джессика. — Куда ни посмотри, все здесь напоминает о недостатке воды!
— Это и есть тайна Арракиса, — отозвался он.
— То, почему тут так мало воды?.. Почвы сложены из вулканических пород, Можно назвать дюжину различных причин. Есть лед в полярных шапках. В Пустыне, насколько мне известно, бурить нельзя — бури и песчаные приливы уничтожат оборудование прежде, чем оно будет установлено и запущено, если, конечно, черви не доберутся до него еще раньше. И ни разу им не попадались признаки воды… Но тайна — настоящая тайна, Веллингтон! — это колодцы, пробуренные во впадинах и чашах. Вы читали о них?
— Да. Сначала — тоненькая струйка, потом — ничего, — ответил он.
— Но, Веллингтон, в этом-то и есть тайна! Вода была там! Потом она иссякала, и больше ее никогда не было. Но затем рядом бурят новую скважину, и происходит то же самое: сначала — струйка, потом — ничего. Неужели никто не заинтересовался этим?
— В самом деле, странно, — согласился Юйэ. — Вы подозреваете участие биологического фактора? Но разве он не проявился бы в пробах грунта?
— Проявился бы? Как? Инородное растительное… или животное вещество? Кто распознал бы его? — Она снова повернулась к обрыву. — Вода не останавливается — что-то останавливает ее. Так мне кажется…
— Возможно, — кивнул Юйэ. — Харконнены закрыли множество источников информации об Арракисе. Быть может, у них были на то причины.
— Какие? — спросила она. — И вот еще что: атмосферная влага. Да, ее немного, но она есть. Она дает большую часть добываемой воды, которую собирают ветровыми ловушками и осадителями. Откуда эта влага в атмосфере?
— Полярные шапки, возможно?..
— Холодный воздух не примет много влаги. За харконненской завесой здесь скрыто многое, требующее тщательного расследования, и не Все из этого напрямую связано с Пряностью.
— Мы действительно опутаны харконненской завесой, — проговорил Юйэ. — Возможно, мы даже… — Он оборвал себя, заметив напряжение, возникшее в ее взгляде, обращенном на него. — Что-нибудь не так?
— То, как вы сказали «харконненской»… — ответила она. — Даже герцог не произносит это имя с такой ненавистью. Я не знала, что у вас есть личные причины так ненавидеть их, Веллингтон.
«Великая Мать! — пронеслось у него в сознании. — Я таки вызвал ее подозрения! Теперь мне пригодятся все уловки, каким меня учила моя Уанна. Остается единственный путь — сказать ей правду, насколько это возможно…»
— Вы не знаете, что моя жена, моя Уанна… — Он свел плечи, не в силах продолжать из-за комка в горле. Наконец сумел выдавить: — Они… — Нет, он не мог говорить. Его охватила паника, он зажмурил глаза, испытывая боль в груди и почти ничего больше не чувствуя и не видя, пока его плеча не коснулась рука.
— Простите меня, — сказала Джессика. — Я не хотела тревожить старую рану.
«Эти скоты! — подумала она. — Его жена была Бене Гессерит, по нему это отчетливо видно. И очевидно, что Харконнены убили ее. Вот еще одна несчастная жертва, привязанная к Атрейдесам в шереме ненависти…».
— Простите, — сказал Юйэ, — я не могу говорить об этом. — Он открыл глаза, разрешая печали охватить себя. Печаль, по крайней мере, была подлинной.
— Веллингтон, мне; право, жаль — простите, что мы привезли вас в это ужасное место, — сказала она.
— Я приехал сюда по доброй воле, — отозвался он. И это тоже была правда.
— Но вся эта планета — харконненская ловушка. Вы же должны это понимать.
— Нужно нечто большее, чем простая ловушка, чтобы поймать герцога Лето— И это тоже было правдой…
— Наверное, мне следовала бы быть более уверенной в нем, — вздохнула Джессика. — Он прекрасный тактик.
— Мы вырваны с корнем из нашей почвы, — проговорил он. — Вот почему нам так тяжело.
— А как легко убить вырванное с корнем растение, — сказала Джессика, — Особенно когда оно пересажено на враждебную почву.
— Вы уверены, что почва враждебна нам?
— Когда здесь узнали, сколько людей добавляет герцог к местному населению, вспыхнули водяные бунты, — сказала она. — И они прекратились, только когда люди узнали, что мы устанавливаем новые ветровые ловушки и конденсаторы, чтобы покрыть расход воды на содержание наших людей.
— Но здесь воды достаточно для поддержания жизни лишь определенного количества людей, — возразил он. — И люди знают, что, когда на планете с ее ограниченными запасами воды появляются лишние рты, цены на воду растут и самые бедные вымирают. Но герцог решил эту проблему. Поэтому из водяных бунтов отнюдь не следует, что люди все время будут настроены к нему враждебно.
— А охрана, — сказала она, — повсюду охрана. И силовые поля. Куда ни взглянешь, повсюду мерцают силовые щиты. На Каладане мы жили не так…
— Погодите немного — дайте этой планете шанс, — сказал он.
Джессика продолжала смотреть в окно.
— Я чувствую здесь запах смерти — наконец проговорила она. — Хават прислал сюда батальон своих агентов задолго до квартирьеров. Стражники снаружи — его люди. Грузчики — его люди. Из казны безо всяких объяснений изымаются громадные суммы. Их размеры могут означать только одно: взятки на самом высшем уровне. — Она покачала головой. — Куда бы ни пришел Суфир Хават, следом появляются обман и смерть…
— Вы возводите напраслину на беднягу,
— Напраслину? Я же его хвалю. Смерть и обман — это все, на что мы еще можем надеяться. Просто я не заблуждаюсь относительно методов Суфира.
— Вам стоило бы… отвлечься каким-нибудь делом, — покачал головой Юйэ. — Не оставляйте себе времени для таких тягостных…
— Дело! А я что делаю почти все время, Веллингтон? Я — секретарь герцога, и это такое дело, что каждый день я узнаю о все новых опасностях… даже он сам не подозревает, что я знаю о них. — Она сжала губы и, помолчав, добавила; — Иногда я спрашиваю себя, какую роль в том, что он выбрал меня, сыграла моя подготовка как Бене Гессерит.
— Что вы имеете в виду? — Он поразился ее циничному тону, горечи, которую она никогда не выказывала раньше.
— Не думаете ли вы, Веллингтон, — промолвила Джессика, — что куда безопаснее иметь секретаршу, привязанную любовью к своему патрону?..
— Вряд ли это достойная мысль, Джессика.
Упрек вырвался у него сам собой и потому прозвучал очень естественно. Невозможно было усомниться в том, как относится герцог к своей наложнице. Достаточно увидеть, как он взглядом следует задней…
Она вздохнула:
— Вы правы. Это в самом деле недостойно.
Она стояла, обхватив себя за плечи и прижав к телу крис в ножнах, думая о том незавершенном деле, символом которого он был.
— Скоро здесь прольется кровь. Много крови, — сказала она. — Харконнены не успокоятся, пока не погибнут сами или не уничтожат герцога. Барон не может забыть, что Лето — кузэн Императора, пусть и отдаленный, — а титул Харконненов куплен на миллиарды КООАМ. Но главное — это яд, отравляющий глубины его сознания: память о том, что когда-то, после Корринской битвы, Атрейдес изгнал Харконнена за трусость.
— Старинная вражда, — пробормотал Юйэ. На мгновение он ощутил разъедающее прикосновение ненависти. Старинная вражда поймала его в свои сети, убила его Уанну или — что еще хуже — оставила ее в руках харконненских мучителей, и пытки будут продолжаться, пока ее муж не заплатит запрошенную палачами цену. Старинная вражда поймала его, и эти люди — часть этого отвратительного дела. Какая злая ирония в том, что такая смертоносная мерзость расцвела именно здесь, на Арракисе, единственном во Вселенной источнике меланжи, продлевающей жизнь и дарующей здоровье!..
— О чем вы думаете? — спросила она.
— Я думаю о том, что сейчас декаграмм Пряности стоит шестьсот двадцать тысяч соляриев — и это не на черном рынке, а вполне официально. На такие деньги можно купить многое.
— Жадность коснулась даже вас, Веллингтон?
— Это не жадность.
— А что?
Он пожал плечами:
— Тщетность.
Взглянув на Джессику, он после небольшой паузы спросил:
— Вы помните, какой был вкус у Пряности, когда вы попробовали ее в первый раз?
— Она напоминала корицу.
— Но вкус ни разу не повторялся, — заметил Юйэ. — Она как жизнь — каждый раз предстает в новом обличье. Некоторые полагают, что меланжа вызывает так называемую реакцию ассоциированного вкуса. Иначе говоря, организм воспринимает ее как полезное вещество и, соответственно, интерпретирует ее вкус как приятный, — это эйфорическое восприятие. И, подобно жизни, Пряность никогда не удастся синтезировать, создать ее точный искусственный аналог…
— Я думаю, что нам, возможно, было бы мудрее стать отступниками, уйди за пределы досягаемости Империи, — сказала Джессика.
Он понял, что она его не слушала, и подумал: в самом деле, почему она не склонила герцога к этому? Она могла бы заставить его сделать практически все, что угодно…
Он быстро проговорил — быстро, потому что меняя предмет разговора и проблем с правдой не должно было возникнуть:
— Не сочтите за дерзость… Джессика. Можно задать вам личный вопрос?
Она оперлась о подоконник, почувствовав необъяснимый укол беспокойства.
— Ну разумеется. Вы же… мой друг.
— Почему вы не заставили герцога жениться на вас? Она резко обернулась, вскинула голову, пристально взглянула ему в глаза.
— Не заставила его жениться на мне? Но…
— Мне не следовало задавать этот вопрос, — сказал он.
— Нет, почему же? — Она пожала плечами. — На то есть достаточно веская политическая причина — до тех пор, пока мой герцог остается неженатым, у некоторых Великих Домов сохраняется надежда на породнение с ним. И… — она вздохнула, — и, кроме того, принуждение людей, подчинение их своей воле приводит к циничному отношению к человечеству в целом. А такое отношение разлагает все, чего касается. Если бы я склонила его к этому… это было бы не его поступком.
— Эти слова могла бы сказать и моя Уанна, — пробормотал он. И это тоже было правдой. Он приложил руку ко рту, судорожно сглотнул. Никогда он не был так близок к признанию, к разоблачению своей тайной роли.
Джессика заговорила снова, разрушив мгновение, когда признание готово было сорваться;
— И кроме того, Веллингтон, в герцоге словно бы два человека. Одного из них я очень люблю. Он обаятельный, остроумный, заботливый… нежный — словом, в нем есть все, чего только может пожелать женщина. Но другой человек… холодный, черствый, требовательный и эгоистичный — суровый и жесткий, даже жестокий, как зимний ветер. Это — человек, сформированный его отцом. — Ее лицо исказилось. — Если бы только этот старик умер, когда родился Лето!..
В наступившем молчании слышно было, как шевелит занавески струя воздуха от вентилятора. Наконец она глубоко вздохнула и сказала:
— Лето прав — здесь комнаты уютнее, чем в других частях дома. — Она повернулась, окидывая комнату взглядом. — А теперь извините меня, Веллингтон. Я хотела бы еще раз обойти это крыло перед тем, как распределять помещения.
Он кивнул:
— Разумеется.
И подумал: «Если бы был хоть какой-нибудь способ избежать того, что я должен сделать!»
Джессика Опустила руки, пересекла комнату и на мгновение остановилась в нерешительности на пороге, — а потом все-таки вышла, ничего не спросив.
«В течение всего разговора он что-то скрывал, что-то утаивал, — думала она. — Несомненно, он боится расстроить меня. Он славный человек. — И снова заколебалась, почти уже повернула обратно, чтобы вызнать, что же скрывает Юйэ. — Но это только пристыдило и испугало бы его — да, он испугался бы, что я так легко читаю в его душе. Мне следует больше доверять своим друзьям».
~ ~ ~
Многие отмечали быстроту, с которой Муад'Диб усвоил уроки Арракиса и познал его неизбежности. Мы, Бене Гессерит, разумеется, знаем, в чем основы этой быстроты. Другим же можем сказать, что Муад'Диб быстро учился потому, что прежде всего его научили тому, как надо учиться. Но самым первым уроком стало усвоение веры в то, что он может учиться, и это — основа всего. Просто поразительно, как много людей не верят в то, что могут учиться и научиться, и насколько больше людей считают, что учиться очень трудно. Муад'Диб же знал, что каждый опыт несет свой урок.
Пауль лежал в постели и притворялся спящим. Спрятать в руке таблетку доктора Юйэ, сделав вид, что глотаешь ее, было проще простого. Пауль подавил смешок: даже мать поверила, что он спит! Он хотел было вскочить и попросить у нее разрешения осмотреть дом, но понял, что она этого не одобрила бы. Слишком все сумбурно, слишком еще неулажено. Нет. Лучше притвориться…
«Если я тихонько уйду без спроса, то о непослушании речи нет: ведь и запрета не было. Кроме того, я же никуда не выйду из дома, а в доме безопасно».
Он слышал, как мать в соседней комнате беседует с Юйэ. Слова доносились невнятно — что-то о Пряности… о Харконненах… Голоса раздавались то громче, то тише и наконец смолкли.
Пауль принялся разглядывать резное изголовье— кровати — на самом деле это был замаскированный пульт управления оборудованием комнаты. Резьба изображала рыбу, застывшую в прыжке над крутыми завитками волн. Он уже знал, что если нажать на ее глаз — единственный видимый глаз рыбы, — то загорятся плавающие лампы. Одну из волн можно было поворачивать, регулируя вентиляцию. Другая управляла температурой.