— Не знаю, — ответил Арилье. — Возможно, гномы.
— Ты уже встречался с гномами?
— Никогда.
Она вздохнула, обхватила его руками поперек туловища.
— Я боюсь.
— Ладно, — сказал он, помедлив немного, а затем решительно разняв ее руки. — Довольно. Ступай.
— А ты?
— Я следом.
Она еще раз оглянулась и полезла. Арилье стоял внизу, готовый подхватить ее, если она упадет, но Енифар карабкалась довольно решительно.
Сверху над краем ямы замаячили две бородатых физиономии. Арилье даже вздрогнул, когда увидел их. Он, конечно, и раньше слыхал о гномах. Ему даже описывали, как причудливо они выглядят. Помнится, эльфы от души хохотали над этими рассказами. Но одно дело — слышать, и другое — видеть собственными глазами. Гигантские, разукрашенные ядовито-желтыми и черными прядями бороды, тяжеленные железные браслеты на волосатых руках, неестественно маленький рост и невероятно широкие плечи…
Мгновение — и они уже схватили Енифар и скрылись. Арилье вдруг испугался, что они бросят его в яме. Он поскорее схватился за доску и поднялся наверх. Доска раскачивалась и гнулась под его тяжестью.
Когда Арилье перевалил через край ямы-ловушки, Енифар уже стояла рядом на коленях со связанными за спиной руками. Она была совершенно неподвижна, как изваяние. Даже не моргала.
Арилье быстро опустился на колени рядом с ней и сам отвел руки за спину.
— Положено, — объяснил гном с желто-черной бородой и затянул узел на запястьях эльфа. — Если вы пленники, стало быть, должны быть связаны. Все делается по закону. Сейчас отведем вас к каменному трону. Кхачковяр будет с вами разговаривать.
— Кто это? — спросил Арилье. — Кхачковяр — это что такое?
— Не твое дело.
— Да брось ты, — сказал Арилье. — Мы ведь должны знать, как вести себя.
— Вести себя очень просто, — объяснил гном. — Вы будете стоять на коленях, рядком, вот как сейчас. Руки у вас будут связаны, вот как сейчас. А кхачковяр будет вас спрашивать о том, о сем. И вы ему все ответите. Все, что он захочет знать.
— Кто он такой? — повторил Арилье. — Тебе что, трудно ответить?
— Не трудно и даже приятно. Он — наш великий предводитель. Он изменил наши законы к лучшему. Он вывел нас из подземелий и повел на Калимегдан, на обитель Мастеров, которая по праву принадлежит нам. Ведь это мы возвели белый замок в горах! Мудрость наших предков разместила Калимегдан в средоточии Истинного мира, так что он един и неизменен и одинаков по обе стороны Серой Границы.
— Калимегдан пал? — не веря собственным ушам переспросил Арилье.
За это он получил удар по губам. Гном бил двумя согнутыми пальцами, средним и указательным, при этом на среднем пальце у него был тяжелый железный перстень, так что удар получился весьма чувствительным.
— Кхачковяр не одобряет расправ до суда, — сказал гном, — но я не мог не получить удовольствия. Прежде чем клеветать на наш народ, будешь хорошенько попризадумываться. Калимегдан не «пал», как ты выразился, Калимегдан вернул себе истинное достоинство.
— Я понял, — сказал Арилье.
* * *— Весь Истинный мир знает Морана как тролля из высших, как великого Мастера, который наводнил города и веси опаснейшими предметами. А почему? Да потому, что Моран… Что, еще не догадались? Как же вы все слепы! — кричал и смеялся Церангевин. — Обманулись все, даже Мастера. Даже они поверили в то, что Джурич Моран делал дурное. А Моран не творил ничего дурного! Он вообще о таких вещах не задумывается. Он же весь в своем творчестве, в своих фантазиях… Глупец! Слепец! Высокомерная дрянь! Он посмеялся надо мной, когда я просился к нему в ученики, а ведь я был самым талантливым из всех людей, которые когда-либо приходили в Калимегдан и стучали в ворота белой крепости. Меня приняли другие учителя… Более дальновидные. И я стал лучшим. В определенном смысле я даже лучше, чем Моран. Моран бродил по свету, знакомился с людьми, разговаривал с троллями и эльфами, он вечно встревал в разные приключения. Ну еще бы! У него полно времени, он почти бессмертен. Он мог транжирить свою жизнь на бессмысленные подвиги. Он болтал с ничтожными созданиями, он даже, говорят, принимал участие в войнах и распрях. Удивляюсь, как он не женился! Впрочем, завести подругу он все-таки успел… Его распирало ощущение собственной мощи. Он испытывал ни с чем не сравнимое наслаждение, разрешая чужие затруднения одним мановением творческой воли. И ни разу, слышите — ни разу! — этот недальновидный глупец не оглянулся через плечо, чтобы увидеть, что же происходит на самом деле.
— А что происходило на самом деле? — тихо спросил кхачковяр.
Церангевина, впрочем, можно было не подталкивать. Ему и самому хотелось высказаться.
— За плечом Морана в любой момент можно было увидеть меня. Это я шел за ним по пятам. К чему бы он ни прикасался, я был вторым, кто брал это в руки. Я вносил в его работу некоторые усовершенствования. Я почти не таился. Мастера вообще доверчивы, а Моран — самый простодушный из всех. Он сделал платье, способное изменять к лучшему облик того, кто наденет этот наряд. Хорошо же! Я добавил пару узоров, и вот уже платье — точнее, перешитый из него плащ, — вызывает к жизни все черное и злобное, что только может таиться в душе тщеславного человека. Моран делает деревянную ногу для скорохода, чтобы тот мог перемещаться по миру; но это я — и никто иной, — слышите, я! — проложил под нашим миром тоннели безнадежной, бесконечной войны. Сколько бед наделал злополучный Кохаги со своей деревянной ногой! И все опять обвинили в этом Морана…
Церангевин засмеялся.
— Есть еще парочка артефактов. До одного я успел добраться. Это некий лист бумаги. Если его разорвать, то в прореху можно кое-что увидеть…
— А второй артефакт? — спросил кхачковяр.
— Вы внимательно слушаете, — хмыкнул Церангевин. — Другой артефакт — это дочь Морана. Помните, я упоминал о том, что у Морана была подруга? Разумеется, я установил слежку за ней. Я не сомневался в том, что рано или поздно дочь Морана отыщет свою настоящую мать. И когда это произошло…
— Вы подослали к ней своих людей? — перебил кхачковяр. — Я правильно вас понял?
— Вы быстро учитесь, — похвалил Церангевин.
Кхачковяр хмыкнул довольно зловеще.
— Голубчик, я давно уже выучился и теперь вполне готов обучать других… Просто я хороший военачальник и недурной правитель. У вас, правда, не будет возможности в этом убедиться, но поверьте уж мне на слово. Я умею думать как мой противник. А если бы я был Церангевином, уж я бы, разумеется, выкрал дочь Морана и постарался исказить ее природу как можно более отвратительным образом. Такое существо может превратиться в настоящего демона.
— Черная дыра, — поправил Церангевин. — Простите уж, что все-таки претендую на место учителя, но думать как я вы еще не в состоянии. Мне требовался новый мир. Совершенно новый. Мир, где бессмертие смертных не выглядело бы уродством. Я многого достиг в своих исследованиях… Для окончательного успеха мне требовалась черная дыра. Нечто, способное полностью уничтожить старое и расчистить место для возникновения нового. И этим могла бы стать дочь Морана. Впрочем, почему я говорю — «могла бы»? Ничто еще не потеряно. Ваши варвары пока что не все уничтожили из моего оборудования, да и многие формулы никуда не исчезли. Нужно только поработать — может, с недельку, и все будет восстановлено. Вы согласны сотрудничать?
Церангевин тяжело перевел дыхание. Самообладание вдруг оставило его, на лбу выступили капли пота. Он облизал губы.
— Вы согласны? — повторил он. — Нам останется только отыскать девчонку и завершить эксперимент…
Кхачковяр больше не слушал его.
Он повернулся к гномам:
— Обвиняемый полностью доказал свою разумность. Он признан словесным и многословесным. Он во всех подробностях продемонстрировал злокозненность своего интеллекта. По закону военного времени, я приговариваю его к смертной казни.
Вдруг стало тихо. Несмотря на все свирепые разговоры о пытках и казнях, кхачковяр на самом деле еще никого не приговаривал к физической расправе. Максимум — к тяжелым работам, которые все равно пришлось бы выполнять, так или иначе.
Булыган растерянно спросил:
— А… что нам с ним сделать, кхачковяр?
— Повесьте его высоко и коротко! — сказал кхачковяр. — И закончим на этом. Уберите его отсюда. Навсегда.
* * *Слуг Церангевина кхачковяр выслушивал внимательно, а потом задавал им один-единственный вопрос:
— Хотите остаться?
Некоторые очень хотели, другие — совсем не хотели. Этих кхачковяр беспрепятственно отпускал.
Когда посреди очередного допроса прибежал взволнованный гном с черно-желтой бородой и зашептал кхачковяру на ухо, тот нахмурился.
— Ступай, — обратился он к садовнику, который многословно изливал свои соображения касательно неправильного способа подрезания кустов, с которым следовало бы бороться с самого начала. — Ступай, займись цветами.
— Я могу остаться? — просиял садовник. — А то, говорят, тут всех… либо того, — он выразительно ткнул себя в шею, — либо за ворота и иди куда хочешь.
— Вот и иди куда, хочешь, — сказал кхачковяр нетерпеливо. — Хочешь на кухню поесть, хочешь к себе в комнату — отдохнуть. А хочешь — в сад. Потом поговорим.
— А если я не хочу больше говорить? — пробурчал садовник.
— Убирайся! — заорал кхачковяр, багровея. — Слов не понимаешь?
— Так бы и сказали, — ответил садовник невозмутимо и удалился.
— Веди, веди их сюда, — обратился кхачковяр к гному.
— Они прямо к Церангевину шли, — сообщил гном. — Нарочно. Я ничего не понял.
Арилье с девочкой заставили бежать.
— Скорее, кхачковяр торопит, — кричал гном. — Перебирайте ногами! Что вы ползете, как гусеницы? Живо!
Кхачковяр сидел неподвижно, только сжимал кулаки — это выдавало его волнение.
Когда пленники предстали перед ним, он распорядился:
— Мужчина пусть встанет на колени, чтобы быть вровень с гномами, а девочка может стоять прямо.
Арилье неловко опустился на колени. У него уже начинали болеть ноги.
Енифар набычилась и уставилась прямо на кхачковяра.
— Я сама пришла, — заявила она. — Делайте ваше дело. А его отпустите. Он просто меня охранял. — Она кивнула на Арилье. — А то тут некоторые очень хотели нас убить.
— Как тебя зовут? — спросил кхачковяр, наклоняясь к девочке.
— Енифар!
— Ты — дочь Джурича Морана?
— Ну да, — сказала Енифар. — По-моему, я вам об этом уже полчаса толкую.
— А он?
— Он Арилье. Он мой брат.
— Тоже ребенок Джурича Морана? — нахмурился кхачковяр.
Енифар вдруг фыркнула:
— Ну да, как же! Ребенок! У троллей братьями называют тех, кто близок по душе, кто женился на родственнице, кто съел бабушку… в общем, много кого. Вот если Арилье женится на моей матери, — тогда он, наверное, больше не будет моим братом.
— А что твоя мать?
— Это ее надо спрашивать. Может быть, она до сих пор любит моего отца. Я ведь не знаю.
Кхачковяр повернулся к желтобородому гному:
— Развяжи им руки. Обоим. Они не пленники, они гости.
— Это точно? — насупился гном.
— Делай, что велят! — прикрикнул кхачковяр. — Я установил их словесность, подсудность и невиновность. Отведи дочь Морана к Геврон. Поручи ее особым заботам.
— Госпожа Геврон с ног сбилась.
— Хотел бы я посмотреть на того, кто собьет с ног госпожу Геврон! — хмыкнул кхачковяр.
— Много есть желающих, но она упряма, — осклабился гном. — Не пойду, говорит, замуж ни за что.
— Если выходить замуж за что попало, то костей не соберешь, — сказал кхачковяр.
— Так ей и никто не нравится.
— Стало быть, не нравится. Ее вольная воля, — заметил кхачковяр. — Мужчинам остается лишь покоряться.
— Да, госпожа Геврон — она… — мечтательно вздохнул гном. Он развязал руки Енифар и обратился к девочке: — Идем, о тебе позаботятся. Хочешь, я отнесу тебя на руках?
Енифар прищурила глаза:
— А не надорвешься? Троллихи тяжелые.
— Ничего, я попробую.
Он усадил ее к себе на плечи и побежал, сильно топая толстыми кривыми ногами.
Арилье потирал запястья.
— Туго вяжут ваши мастера, кхачковяр.
— Так кем ты ей приходишься?
— Она ведь сказала — братом.
— Ты не похож на тролля.
— Мало ли кто на кого не похож. Я ее брат.
— Зачем вы пришли в Калимегдан?
— Чтобы умереть.
— Это шутка?
— Я похож на шутника?
— Мало ли кто на кого не похож… — Кхачковяр вздохнул. — Ладно, Арилье, захочешь — потом расскажешь всю историю, от начала до конца. Не буду тебя торопить. Время есть.
— Как прикажете, кхачковяр.
— Можешь называть меня Николай Иванович, — дозволил кхачковяр.