- Передний, марш.
Гаор скосил глаза и тут же получил лёгкий, но достаточно ощутимый тычок дубинкой в ягодицу.
- Успеешь. Следующий, марш.
Как и остальные Гаор после каждой команды передвигался на шаг вдоль стены. Но вот и его очередь.
- Повернись. Марш.
Он повернулся и оказался перед двумя высокими коробками.
- Кидай.
В одной навалом рубашки, в другой штаны. Он выполнил приказ и шагнул вперёд, расставшись с последним из прошлой жизни. Сержант с зелёными петлицами сверил его номер со списком, оглядел, зачем-то подёргал его за волосы и буркнул.
- Прямо марш.
Всё тут же объяснилось. Оказывается, слева дальше подрезали слишком длинные волосы, а прямо стояли остальные. Бурнаша как раз стригли. Гаор шагнул прямо и присоединился к остальным. Стояли не шеренгой, а кучно, у небольшой глухой двери. Рядом опять две коробки. В одной он увидел небольшие бруски тёмно-жёлтого мыла, а в другой растрёпанные мотки пластиковых мочалок. Наконец, Бурнашу обкромсали волосы, чтоб спереди до бровей, а сзади до ошейника, бороду, чтоб не закрывала шею, и пнули.
- Пошёл, волосатик.
Бурнаш резво вскочил с маленького круглого табурета и присоединился к остальным.
- Всё? - спросил, протирая ножницы, стригший Бурнаша немолодой рядовой.
- Всё, - ответил приведший их надзиратель. - Запускай.
Рядовой подошёл к маленькому столику у стены и открыл дверку настенного пульта.
- Взяли по одному, живо, - скомандовал надзиратель. - В затылок, скоты.
Взяли мыло, мочалки, выстроились.
- Готово?
- Пошёл.
Рядовой пощёлкал тумблерами, и дверь отъехала в сторону.
- Вперёд, вонючки, - хохотнул надзиратель.
За дверью оказался душевой зал с десятью рожками, но не разгороженный на кабинки и зачем-то с выступом-скамейкой вдоль стены. Под потолком между трубами горели матово-белые шары ламп. Гаор с удивлением увидел, что сокамерники заметно нервничают. Лысок быстро бормотал что-то похожее на заклинания, побледнел, плотно сжав губы, Седой, испуганно дрожал Малец, сгрудились, прижались друг к другу Чалый, Чеграш, Зима и Гиря, часто как от бега дышал Бурнаш. Да что с ними? Но спросить Гаор не успел, что-то щёлкнуло, и из рожков полилась, быстро набирая силу, вода.
- Живё-ём!- торжествующе заорал Сивый.
С хохотом, шлепками и необидными пинками разобрались, где кто своё кладёт, кто на скамейке мылится, кто полощется, кто с кем душем и скамейкой меняется. Мылись яростно, оттирая, отскрёбывая себя.
Гаор, все эти дни старательно не думавший о душе и старавшийся не замечать влажной, пропитанной запахами пота и параши, духоты в камере, мылся с неизведанным до сих пор удовольствием, даже не замечая отсутствия обычных перегородок. Непривычно было мыть голову, ощущая пальцами волосы.
- Мыло с башки смой, - сказали рядом, - а то зудеть будет.
- Ага, спасибо, - поблагодарил Гаор.
Наконец он промыл голову так, что волосы заскрипели под пальцами, и открыл глаза. Нашёл взглядом Седого. Надо бы узнать напоследок. Гаор вышел из-под душа и прошлёпал к скамейке, где Седой сосредоточенно оттирал себе мочалкой ступни. Сел рядом.
- Ну? - спросил, не поворачивая головы, Седой.
- Чего все испугались?
- С чего взял? - с несвойственной ему угрюмостью спросил Седой.
- Заметил.
- А что кранов нет, тоже заметил? - по-прежнему угрюмо ответил вопросом Седой.
- Дда, а что, как-то связано?
- Ещё как.
Седой, наконец, поднял голову и посмотрел ему прямо в глаза.
- Всё включается с пульта, дверь закрывается герметично, надзиратель с нами не заходит. Всё понял?
- Ничего не понял, - честно ответил Гаор.
- Ну, так пойми и запомни. Когда запускают назначенных к утилизации, то вместо воды включают газ, из тех же рожков.
- Какой газ? - тупо спросил Гаор, не желая понимать услышанное.
- Дурак. Чему тебя только на химзащите в училище учили. Были уроки?
- Были.
- Ну, так вспомни. И иди, вон потри кого, если сам вымылся.
Гаор послушно отошёл, мучительно пытаясь не понять, ему все очень доходчиво объяснили, а... а согласиться с этим. Конечно, утилизация это понятно что, но чтобы вот так...
- Кажин раз трясусь, - доверительно сказал ему мылившийся рядом Бурнаш, - тут ведь ежли что, кому ты мёртвый про свою категорию говорить будешь.
- Затрясёшься, - кивнул Гаор, задним числом не понимая, а ощущая этот страх перед неотвратимой, но прошедшей мимо смертью. Как вот повисела над тобой мина, когда не знаешь куда бежать, и упала, и ты в мёртвом пространстве остался. Уже встал, землю с себя стряхнул, и вот тут тебя смертный колотун начинает бить.
- Спину потри, - попросил Бурнаш.
- Давай, - согласился Гаор.
Он уже заметил, что взаимному натиранию спин с укладыванием по очереди на скамейку предавались все охотно и даже с явным удовольствием, так что ничего в этом зазорного, как понял Гаор, не было. Хотя в училище и в армии подобное если и практиковалось, то скрытно и расценивалось совершенно определённо, недаром все кабинки были раздельные. Блаженно покряхтев под его руками, Бурнаш приподнялся на локтях.
- Лады, давай ты теперь ложись.
- Давай, - согласился Гаор, укладываясь на скамейку всё же с некоторой опаской. - А ты и мохнатый! - вырвалось у него.
Он тут же пожалел о сказанном, но Бурнаш гордо ответил.
- А то! Мы исконные все такие. Потому и Бурнаш, бурнастый значит, - и утешил, - ничо, паря, ты ещё молодой, обрастёшь.
Это настолько противоречило всему усвоенному с детства, что Гаор промолчал, хотя и запомнил новое слово.
Он успел ещё раз намылиться целиком и обмыться под душем, когда под потолком оглушительно заверещал сигнал, и тут же резко отключилась вода.
- Эх, кончилась банька, - вздохнул Сивый, отжимая обеими руками воду из волос.
- Это ж рази банька, - откликнулся Бурнаш, - так, баловство одно.
- Всё, - встал Седой, - пошли.
Расхватали со скамьи мочалки и обмылки и встали опять в затылок, но уже к другой двери, напротив той, через которую впускали. Она медленно отъехала в сторону, и они друг за другом вышли в новый зал. Где у стены стояли уже четыре коробки, а у противоположной двери, поигрывая дубинкой, их ждал надзиратель.
Подражая остальным, Гаор бросил в одну коробку мыло, в другую мочалку, взял из третьей застиранное, но достаточно чистое и большое полотенце и стал вытираться.
- С башки начни, - посоветовал ему, пряча лицо в полотенце, Зима, - чтоб на вытертое не стекало. И волосы раздвинь, чтоб клеймо видели.
Гаор молча, понимая, что надзиратель разговоры не одобряет, кивнул. Вытерев голову и расправив надо лбом волосы, он, как говорила ему врач, приподнял себе ошейник, вытер насухо основание шеи и опустил ошейник. Двигался тот намного легче. И стал вытираться дальше, по-прежнему наблюдая за остальными. Они старослужащие, а он новобранец.
Вытеревшись, использованные полотенца сбрасывали обратно в ту же коробку и брали из четвёртой, стоявшей чуть поодаль, другое полотенце, заметно меньшее и белое. Его повязывали вокруг поясницы, стягивая узел на лобке.
- Узел простой делай, - тихо сказал Чеграш, - чтоб, если прикажут, заголиться по-быстрому.
Внутренне содрогаясь от предстоящего унижения, Гаор завязал полотенце, чтоб как у остальных, ягодицы оставались открытыми, а свисающие концы спереди только-только прикрывали гениталии.
Странно, но надзиратель не торопил их. И только когда они уже все были готовы, дубинкой показал им, чтоб они встали перед ним в шеренгу, оглядел их и, ткнув дубинкой, заставил Мальца перевязать полотенце, чтоб концы слишком не свисали. И открыл перед ними дверь.
- Выходи.
"Конвейер", - снова подумал Гаор. В следующей комнате опять сверяли номера и привязывали им к ошейникам небольшие номерки на шнурках.
- Твой сто тридцать второй. Понял?
- Да, господин, - ответил Гаор, переходя к указанной стене.
Вот выдали всем.
- Все?
- Все.
- Ведите.
- Пошёл.
Ещё одна комната. Ну и анфилада! Какая же это машина! Это что ж, рабство настолько выгодно, что соорудили такую систему? Гаор старался думать сейчас о чём угодно, лишь бы не о том, что вот-вот его, практически голого, выставят на чужие глаза и продадут как вещь. Кому-то нужную, чем-то полезную, возможно дорогую, но вещь. Да, были в его жизни и осмотры, и разводы по частям, когда они новобранцы, хоть и аттестованные, стояли в строю, а майоры и полковники ходили вдоль шеренг, приглядываясь и отбирая себе пополнение. Но там даже вопросы задавались, а здесь его вряд ли о чём будут спрашивать.
Здесь их ненадолго оставили одних. Строй сразу смешался. Торопливо, напоследок, о чём-то сговаривались, чего-то желали. Гаор пробился к Седому.
- Держись, парень, - тихо сказал Седой. - Помни, ничего вечного нет. И это не самое страшное.
Гаор успел кивнуть и вытолкнуть через сведённое судорогой горло.
- Спасибо, за всё.
- Сочтёмся, - отмахнулся Седой.
Гаор сразу вспомнил, обрывок какого это изречения: "...у Огня угольками...", и прикусил губу, чтобы не закричать в голос, бессмысленно и дико ругаясь, как тогда в Чёрном Ущелье, когда он держал на руках истекающего кровью новобранца. Тому раздробило ноги, он наложил жгуты, но была ещё рана в живот, и мальчишка, цепляясь за него, шептал: "Сержант, говорили, умирать не больно. Мне больно, значит, я не умираю, да? Сержант..." А сверху сыпалась каменная крошка от развороченного укрытия.
- Готово?
В комнату порывисто вошёл молодой и румяный лейтенант с зелёными петлицами и списком в руке.
- Так, становись. Кого вызову, проходит.
Они выстроились вдоль стены.
- Сто двадцать, сто двадцать один, сто двадцать два, сто двадцать три, сто двадцать четыре. Пошёл.
Седой, Чалый, Чеграш, Зима, Гиря вышли в указанную дверь.
Его номер сто тридцать второй, он может ждать. Но очередь двигалась быстро.
- Сто тридцать два.
Гаор шагнул вперёд.
- Пошёл, - бросил, не глядя на него, лейтенант.
Следующий зал заметно длиннее, с паркетным полом и тоже двумя дверями. Одна, через которую впустили его, а другая в дальнем торце. Вдоль стены по периметру невысокий, высотой в ладонь, не больше, помост достаточной ширины, чтобы можно было стоять, не касаясь стены. Помост обтянут серым, чуть шершавым материалом и, встав на указанное ему надзирателем место, Гаор почувствовал, как согреваются ступни.
- Руки за спину, - сказал ему надзиратель и отошёл, чтобы поставить Лыска.
Руки за спину, это "вольно". Такую стойку Гаор мог держать долго и потому стал оглядываться.
Помост был рассчитан на, по крайней мере, полусотню... экспонатов. Расставляли их, сообразуясь с какими-то списками. И Седой с бригадой оказались далеко, но на другой стороне, так что он их видел. Приводили и ставили ещё и ещё, этих он уже никого не знает, видно, из других камер. Рядом с ним поставили мужчину, черноволосого, с густой бородой и усами, которые топорщились щёткой и потому не закрывали ни шею, ни губы. А слева оказался Малец из их камеры, озиравшийся с таким же любопытством. Наконец помост заполнился, у дальней двери поставили столик со стопкой каких-то вроде книжечек. Зазвенел звонок, и дальняя дверь открылась. Вошли покупатели.
Хорошо одетые, все в штатском, солидные мужчины, многие, как сразу заметил Гаор, знали друг друга. Они, не спеша, вежливо пропуская собеседника вперёд, входили, брали книжечки - каталог аукциона, догадался Гаор, вспомнив виденное на аукционе трофеев - и так же не спеша прохаживались вдоль помоста, разглядывая выставленный товар, делая пометки в каталогах. Иногда им хотелось что-то уточнить, и они приказывали показать мускулы, снять полотенце, повернуться спиной. Мимо Гаора уже прошло несколько таких, оглядели, пометили в каталогах, но приказаний не последовало. Один долго и внимательно рассматривал покрасневшего Мальца, чиркнул в каталоге и отошёл. Малец перевёл дыхание.
- Тряпку убери.
Гаор вздрогнул, не сразу поняв, что это ему. Перед ним стоял не старый, чуть старше сорока лет, мужчина в штатском, но с орденскими ленточками на пиджаке. Его чёрные глаза оглядывали Гаора с холодным интересом. Прикусив губу, Гаор распустил узел, зажав полотенце в опущенной вдоль тела левой руке.
- Повернись.
Он повернулся спиной.
- Обратно. Можешь прикрыться.
Завязывая полотенце, Гаор почувствовал, что руки у него дрожат, а щекам горячо от прилившей к ним крови.
Покупатели то и дело заслоняли от него Седого, но иногда в просветы между тёмными дорогими костюмами и гладко выбритыми головами ему удавалось увидеть высоко поднятую голову Седого, светлую шевелюру Чалого, Чеграша он уже видел хуже, а к Зиме и Гире надо поворачивать голову, что, как он понимает, запрещено. И подражая Седому, Гаор так же высоко держал голову и смотрел не на проходивших перед ним, а над ними.
Раздался тихий мелодичный звон, и перед ним остановилась женщина. В женских костюмах Гаор разбирался весьма приблизительно, но что накидка-пелерина из белого с серебристым блеском меха безумно дорогая, догадаться нетрудно. Обилие украшений, вылощенный адъютант сзади. Понятно, генеральская жена, высокопоставленная шлюха. Гаор поглядел на адъютанта и похолодел. Его он знает. Встречались как-то в баре кадрового отдела Военного Ведомства. Он забежал выпить кофе, а бар общедоступный, было людно, и этот старлей подсел к нему. Разговорились. Тот, оказывается, читал его в "Ветеране" и тоже был на Малом Поле. Они выпили пива и немного со вкусом пообсуждали, как надо было бы поставить седьмую батарею. Приятно поговорили. И вот... Генеральша плотоядно облизывала губы, разглядывая его и стоявшего рядом черноволосого, явно сравнивая их. Адъютант откровенно скучал и явно не узнавал Гаора. Хотя бы потому, что не разглядывал. Наконец отошли.
В общем шуме негромких разговоров и шарканья ног отдельные слова не различались. Только когда проходили вплотную, можно было что-то разобрать, какие-то обрывки фраз, но Гаор слышал, не понимая.
- Повернись.
Это опять ему. Он бездумно выполнил приказание.
- Обратно. Покажи мускулы.
Гаор, как на занятиях по культуризму, свёл вперёд плечи и напряг мышцы.
Покупатель чиркнул в каталоге и отошёл.
Сволочи, когда-нибудь это кончится?! У него уже начинала кружиться голова, снова звенело в ушах, только не хватает потерять сознание. Здесь не камера, отлежаться не дадут.
Зазвенел звонок, и покупатели потянулись к выходу. Гаор перевёл дыхание, чувствуя, как по спине ползёт струйка пота.
Когда зал опустел, надзиратели разрешили им сойти с помоста и перегнали в другую, уже маленькую комнату. Здесь, хотя у двери стоял надзиратель, но можно было немного размяться и даже поговорить, но тихо и незаметно.
- Хорошо держался, молодец, - бросил ему Седой.
- Гомиков седни не было, повезло, - сказал темноволосый, но со светлым пухом на щеках парень.
- Ща ты их в зале увидишь, - ответил стоявший рядом с Гаором черноволосый. - Новик?
Гаор понял, что это ему, и кивнул.
- Привыкнешь, - сказал черноволосый.
Треугольник должника у него на лбу был обведён кружком - знаком законченной выплаты.
- Что за клеймо? - спросил Гаора ещё кто-то, - не видел такого.
- Бастард, - уже привычно ответил Гаор, - продан отцом за долги наследника.
- Скажи, как быват, - мимоходом посочувствовали ему.
Надзиратель не мешал перешёптываться и переходить с места на место, молча поигрывая дубинкой у двери, за которой слышался шум рассаживающихся людей.
Вошёл быстрым уверенным шагом высокий гладковыбритый мужчина с каталогом и небольшим молотком в руках. Полосатый галстук-бабочка, к лацкану пиджака приколот цветок. Аукционист. Быстро и весело оглядел их.