Значит, привели и прислонили. Но какова воля! Стоит как памятник. Или это кататония?
Проверить не дали. Внезапно и неумолимо к Вадиму приблизился клубок из тел и начал дробиться на отдельные фрагменты. Из общего гомона вырвался пронзительный женский голос:
— Вот он!!!
Вадим отшатнулся и удобнее перехватил гнутую железку. Но, оказалось, не по нем прозвенело. Фрагменты, на которые рассыпался клубок, опять сползлись в единую массу и качнулись в сторону главного механика.
Дураку понятно, будут бить и теперь уже до смерти. Кто бы ни был у него за спиной, такого Вадим допустить не мог. Чем уж так досадил работягам Колька?
Совершить сколько-нибудь осмысленного противоправного действия он просто не мог. Сказать лишнее, пожалуй, тоже. Отчего такая ненависть?!
И - понеслось. Надвигающаяся кодла не сразу сообразила, что у них вместо безответного, почти что не живого врага в оппонентах достаточно подвижный, ловкий и сильный мужик. Собственно, Вадиму и надо-то было только отмахиваться.
После первых двоих, которых он уложил пинками, слегка добавив железкой, на роль лидера никто не претендовал. Подбирались, конечно, но больше материли и грозились из безопасного далека. Казалось, ситуация переломилась. Еще немного побузят, погрозятся и пойдут допивать.
Ан - нет. А Вероника на что? И ведь прекрасно сообразила, стерва, что Вадим на женщину руки не поднимет. Нутром поняла, женским низом.
— Ударь! Ударь женщину!
От комбинации почти уже ничего не осталось. Тощее тело светило во множество прорех. Как ни пьяна была его обладательница, нашла в себе силы скомпановаться и прыгнуть на грудь общего врага. Мужикам, которые с новой силой заклубились у нее за спиной, было невдомек, что сия попытка предпринимается не впервые.
Натренировалась уже дамочка. Но Вадим в данный момент был далек от галантности. Следовало в долю секунды принять правильное решение: и девку
"успокоить" и мужиков не разозлить.
Выставив перед собой кроватную дужку, он принял на нее тело дамы, нечувствительно развернул и, пока та не начала барахтаться, вогнал концы дужки в стену, на сколько позволил слой рыхлой штукатурки и дранки. Окажись на месте
Вероники ее полнотелая товарка с кухни, фиг бы получилось. А так, тощая как весенняя кошка блядь повисла в железном капкане. Она, разумеется, тут же подняла неимоверный крик. Вадим согласился: разумеется, не комфортно, даже, наверное, жмет и болит, но высвобождать - дураков нет. На него уже надвигались.
Осталось пригнуться и спружинить ноги в коленях. Накатил даже боевой азарт. И мужики, вроде того - почувствовали, перестали набегать. Пошли медленно. Но…
Толпа она и есть толпа - безмозглая, жестокая тварь.
Он пригнувшись стоял у стены. Внезапно пришло иррациональное желание: взреветь, заполнить грохотом собственного голоса узкое, загноенное помещение.
Следом за ревом вырвется язык пламени и слизнет с лица земли вонючую хибару вместе с ее содержимым.
А те все еще медлили. Вадим был далек от мысли, что его боевая внешность остановила пьяную толпу, скорее - отсутствие лидера. Да еще Галина: врезалась с тыла в толпу, раскидала в стороны несколько человек, подбежала и встала рядом.
Вероника, доведенная появлением врагини до иступления, рванулась из импровизированных оков и вывернула таки железную скобу.
Вадим был не мальчик, но муж, однако такой женской драки видеть еще не приходилось. Они сцепились как две кошки. Даже видавшие виды вахтовики расступились. Галина отбивалась молча. Зато, Вероника материлась и кляла ее на все лады. Локти, ногти, зубы… крылья ноги и хвосты. Все смешалось в мгновенном и неистовом вихре.
Вадим в первый момент оторопел. Но уже через секунду кинулся разнимать женщин. Естественно огреб, но не остановился, пока не отодрал одну от другой. В руках оказалась надоедливая блядь. Лучше бы комендантша, но выбирать не приходилось.
— Уходи, - крикнул он Галине. - Я ее подержу. Не видишь, они взбесились.
— Тварь! - надрывалась в это время Вероника. - Мужики, это она подговорила
Кольку. Паскуда!
Черт его знает, что там у них произошло. Брань явно имела под собой материальную подоплеку. Кроме страха наказания и полового инстинкта работягами двигал материальный интерес. На крик они загудели, заклубились и уже без оглядки пошли в наступление. Вероникой же и пришлось отбиваться. Не обессудьте, мадам, не хотел, само получилось.
Ростом Ангарского Бог не обидел, длинной рук, а главное силой тоже. Перехватив извивающуюся и царапающуюся женщину поперек тела, он в броске буквально распорол толпу на две части, бросимл девку, догнал Галину и уже вместе с ней рванул по коридору.
Они мчались по направлению к складу. Галинина резиденция осталась в другом конце коридора, можно сказать, в руках врага. Но склад - еще лучше. Помещение имело непрогораемо-непробиваемо-несворачиваемую дверь. Хорошо, что Галина не замкнула ее как положено на три замки и железную поперечину. Один поворот ключа, и они оказались в безопасности. Главное, Вадим успел захлопнуть дверь, а
Галя задвинуть массивный внутренний засов. Не иначе, тот, кто сей засов придумал, был хорошо осведомлен о местных нравах. Знал товарищ, что администрации время от времени приспеет нужда, ховаться от гегемона в надежном месте.
С той стороны накатило камнепадом. В дверь колотили руками, ногами и прочими подручными средствами. От отсутствия взаимности зверели и колотили еще сильнее, пока не выдохлись естественным путем. Благо стальная плита толщиной в палец, обтянутая с внутренней стороны дернитом, практически не пропускала звуков человеческой речи. От грохота и так уши закладывало. Дольше всех у неприступной твердыни задержалась Вероника. Вадим определил это по относительно легким толчкам. Да и отдельные слова стало возможным разобрать.
— Так и убиться можно, - кивнул Ангарский на дверь.
— Лучше бы башкой колотилась, - прошипела Галина.
В ответ с той стороны последовала серия ударов на уровне головы. Похоже,
Вероника скинула сапог и долбила теперь им. Сколько же в ней злости! Попадись такой, на куски разорвет. Не врали очевидцы про " подвиги" дамочек из ВЧК.
Пытали, говорят, не хуже мужиков, зато азартнее.
Но все имеет конец. Не в раз и не по доброй воле, но Вероника покинула поле боя. Ее оттащили. Она упиралась, не желая отступать. Ее сначала попытались увести силой, потом уговорили. И пошли они в даль, воркуя. Два мужских голоса и один женский отдалялись, отдалялись пока совсем не пропали.
— Как будем выбираться? - поинтересовался Вадим.
— Ни как.
— Что, вообще?
— До завтра не получится. Утром придут вахтовые автобусы. Те, кто работает по месяцу, уедут.
— Есть и другие?
— Конечно. Месяца по три тут сидят. Им просыпаться и собираться без надобности. Эти только к понедельнику маленько очухаются.
— Как вы тут с ними раньше-то справлялись?
— Думаешь, я первый раз в складе отсиживаюсь? И в конторе приходилось прятаться. В последнее время вроде чуть присмирели. Черт принес Верку на месторождение. Я ее добром предупреждала, грозила, стращала. Ей все - мимо.
Мужиков между собой стравливает и тешится. Сволочь!
— Да и хрен с ней. Отсидимся. Завтра она уедет - наступят мир и благодать.
— Откуда бы им взяться? Николай такую кашу заварил, расхлебать бы без мордобоя.
— Мордобой вроде уже случился?
— Это - семечки. Они хоть и пьяные, но сообразили, что до него не доходит. Его сейчас можно под трактор положить, не шелохнется. Сами же поили…
— А в чем собственно дело? Я, признаться, не понял, из-за чего началась разборка?
За разговором они переместились в глубь довольно прохладного помещения. Если коротать тут ночь, вполне реально к утру превратиться в сосульку. Но все оказалось не так страшно. Лавируя между тюками и ящиками, они добрались до небольшого закутка, задернутого плотной дернитной шторой. Тут имелось все, что нужно для короткой осады: лежанка, толстая стопка одеял, заваленный консервами столик и, наконец, колорифер. Хотя, толку от него: машинка маленькая, помещение огромное.
Занавеска, конечно, придержит тепло, но его все равно будет катастрофически мало.
— Что все-таки произошло? - вернулся к разговору Вадим.
— Сегодня давали получку. Николай должен был подписать ведомость, только после этого выдают деньги. Механики его подняли, отвели, вернее, отнесли, поставили перед ведомостью…
— А он?
— Не смог расписаться. Денег не дали. Николаю сразу наваляли. Сами же поили две недели, сволочи!
— Вот это прикол! - Вадим совершенно не к месту и не к тяжести момента расхохотался.
— Чего ржешь?! Его вообще убить могут.
— Неа, - пришлось остановиться, отдышаться. - Не убьют. Если некому будет бумагу подмахнуть, вообще без бабок останутся. Они его сейчас еще маленько побуцкают, потом начнут реанимировать, что бы к утру был как огурчик.
— Может, ты и прав.
— Да прав, конечно. Не переживай… Он тебе…
— Был.
— Тут чай сообразить можно? - резко сменил тему Ангарский. Ни к чему женщине впадать в воспоминания. О будущем надо думать. Кстати, ближайшее будущее постепенно вырисовывалось. И не пугало, совсем наоборот.
Ему было приятно на нее смотреть. Невысокая, полная, как ртуть подвижная женщина, быстро и аккуратно сооружала стол, в центре которого угнездилась бутылка водки. Самое время. Стресс надо снимать! Пал Николаич завтра, конечно, надуется. Но перебьетесь, любезный друг и товарищ. Вам к молодой жене поспешать, а куда мне, сирому? Разве, тут остаться.
— Садись, - пригласила к столу Галина.
Вадим устроился на лежанке. Водка булькнула в кружки. Закуска: сухари, тушенка, печенье, кусочек копченого сала…
Алкоголь разбежался от желудка горячими змейками. Такая доза с ног не свалит, разве, взгляд освежит. Выключив мертвенный потолочный светильник, женщина разожгла керосиновую лампу. По закутку поплыл густой, памятный с детских дачтных времен, запах. Живой теплый язычок не так светил, как согревал самим фактом своего присутствия.
У Галины было округлое, упругое лицо с чистыми, на глазах розовеющими щеками, совсем легонький нежный второй подбородок его невероятно украшал.
Черные блестящие глаза походили на вишни - как бы там ни затерли такое сравнение.
… Галю, Галю, Галю молодая…
Ее помаленьку отпускало. Чуть расслабились губы. Брови разошлись. Уже не грозила, сорваться стальная пружина внутри.
Налили по второй.
Ей только-только исполнилось восемнадцать, когда Алешка вернулся из армии.
Она его честно ждала. Сыграли нормальную, в сиську пьяную свадьбу и зажили нормальной жизнью, где было все: работа от звонка до звонка, периодически пьяные явления мужа, крики, скандалы. По физиономии все же прилетало редко.
Жили. Очень скоро в семье кончились деньги, зато появился Дениска. Забрав Галину из роддома и дав ей неделю на поправку, Алексей уехал: подался на Север за длинным рублем.
Год Галина держала на своих плечах всю вселенную. Как не надорвалась! Но с одной стороны, вселенная была не так уж велика, а с другой - плечи оказались крепкими. Алексей, как потом выяснилось, забирать их к себе не собирался, жил себе, да жил, денег, по северным понятиям зарабатывал не много, но зато тратил их исключительно на себя. Жене он регулярно отписывал о трудной, голодной и холодной жизни нефтяных первопроходцев, не обременяя семью денежными дотациями. Много ли надо, что бы обмануть провинциальную девочку? А девочка вскакивала в шесть утра, кормила ребенка и тащила его к бабке. Бабка, между прочим, сидеть с дитем за так отказалась, хоть и родная. От нее Галя бежала на фабрику ПОШ в родной трепальный цех, вкалывала до обеда, в обед неслась кормить ребенка, потом обратно. После работы… и т.д. и т. п, чтобы в двенадцать ночи упасть в постель, как подкошенная, без каких-либо мыслей и желаний.
Дениска уже встал на ножки, сначала заковылял, потом уверенно пошел, а папаша все притворялся первопроходцем. Облом случился из-за смерти бабки.
Родственница, несмотря на преклонный возраст, употребляла постоянно, аккуратно и неуклонно. Весной коммунистический субботник, Пасха, Первое и Девятое мая, выстроившись в жуткую пьяную шеренгу, ее доконали. Зеленый змий уловил старушку в свои лапы, да так и не выпустил.
Ребенок провис. О яслях нечего было думать. Туда принимали либо из многодетных семей, либо из неполных. Галинина к таковым не относилась. Мать сидеть с внуком отказалась наотрез. Двое младших на руках, плюс неустроенная личная жизнь. Осталось, сесть и свесить ножки, точнее - протянуть.
Вместо этого молодая женщина в одночасье собрала манатки и, как снег на голову, обрушилась на супруга, который таковым себя уже почти не числил. А пришлось. Подробности Галина опустила. Без них понятно, срасталось трудно и не сразу. Срослось как-то. Началась северная, околонефтяная жизнь. Дениска бодро потопал в ясельки; муж - на месторождение, зарабатывать на семью; Галина - в детсад сначала нянечкой, потом завхозом.
В конечно итоге все оказалось не так плохо. Обычно? Обычно. По временам даже спокойно.
Алексей уехал в отпуск, не без нажима со стороны Галины, прихватив с собой
Дениску. Тому уже исполнилось пять. Она собиралась за ними через неделю. Билет на самолет лежал в серванте. Она с чемоданами в срок отправилась в аэропорт, в срок взлетела и приземлилась. Потом еще полдня добиралась до городка, где жили родители мужа на перекладных.
Они купили машину год назад. Гнать ее на север Алексей не захотел, поставил у отца в сарае. За день до приезда жены он собрался на рыбалку. С ним поехали отец и Дениска. Алексей не просыхал всю неделю, утром, перед отъездом, принял еще - надо же поправить голову.
Машина летела с высокого, метров тридцать, яра переворачиваясь в воздухе.
Пришла на крышу. Погибли все.
Галина говорила ровно, монотонно, будто не собственную жизнь повествовала, а сюжет из очередного сериала, будто не она пережила тогда крушение своей вселенной.
Вадим понял: перед ним уже не та девочка. Та умерла. Эта народилась взрослой на пепелище. Он не стал спрашивать, что было дальше. Всей правды все равно не расскажет. Он просто притянул ее к себе, комкая нерациональное, спонтанное сопротивление. Он ей сейчас был даже нужнее чем она ему. Сопротивление скорее являлось инерцией от пребывания в чумной, расхристанной, грубой, голодной до баб, похмельной, а иногда и озверелой мужской среде. Он ее не уговаривал. Зачем слова? Без них справится. Не он, конечно - она.
Вадим ласкал ее руками, губами, дыханием, всей кожей. Она была достойна ласки, а не короткого, торопливого, животного соития. И тянул, пока не почувствовал - она плавится в его руках, превращаясь в горячий, струящийся поток. И сам тонул в нем до стона, до темноты в глазах.
В последнее время ему определенно везло на баб. Ни одного тошного расставания. Это, когда с тебя берут клятву: жениться, вернуться, оставить адрес, писать, звонить.
Больше того, Вадиму показалось, Галина старается дистанцироваться от него, унести в себе нечто, не расплескав. Мелькнуло - остаться. Вадим глянул по сторонам. Несколько протрезвевшие по утреннему времени лица, милее не стали.
Пообщаться такими втечение недели даже забавно, жить среди них постоянно, все равно, что загнать себя в капкан. Такого ни одна баба не стоит.
Возврашение в цивилизацию и получение денег прошло как по маслу. Ангарский откровенно порадовался значимости суммы. За неделю-то не очень пыльной работы!
Может, стоит прислушаться к Стасику? Он подумает.
Идти к Павлу не хотелось. Мало, что ревнует к жене, Галины ему простить не может. Кто же тебе, Пашенька, мешал, осчастливить женщину, пока меня тут не было? А если кишка тонка, нечего злиться. Однако и визит в семейное гнездо, и последующая ночевка прошли гладко. Через сутки Вадим Ангарский отбыл в родные края.