Дженкс взлетел в воздух, а мама фыркнула.
— Ты никогда не найдешь мистера «Правда», если не начнешь играть с мистером «Правда», сейчас, — раздраженно сказала она, собирая свои вещи. — Очевидно, Миниас — мистер «Никогда», но ты, возможно, не многим лучше.
Дженкс пожал плечами, а я вздохнула.
— Я заметила, что он не просил принести счет, или все же просил? — в заключение спросила мама.
Я сделала маленький глоток кофе и приготовилась встать. Я хотела вернуться домой, на освещенную землю моей церкви прежде, чем еще какой-нибудь демон ворвется в мою жизнь с мерзкими предложениями. Еще надо не забыть поговорить с Кери. Удостовериться, что Айви сообщила ей новость о побеге Ала.
Вместе с мамой и Дженксом я медленно прошла к мусорке, а потом к двери. Мои мысли возвращались назад к словам Миниаса о том, что ни один демон не родился за последние пять тысяч лет. То есть ему было минимум пять тысяч лет, и ему поручили взять под свой контроль и соблазнить демона женского пола? И почему не появлялись новые демоны? Потому ли, что осталось слишком мало демонов-женщин, или потому, что секс с ними может убить?
Глава 3.
Вздрагивая от пронзительного визга детей-пикси, роившихся в углу только что открытого мной стола, я положила на поцарапанный деревянный пол церкви стопку неоткрытых органайзеров, купленных мной в прошлом месяце. Семья пикси еще не переезжали на зиму, но Маталина сделала попытку прибраться на моем столе. Я не могла осуждать ее за это. Я не слишком часто садилась за этот стол, и поэтому на нем больше собиралась пыль, чем делалась работа.
Мне захотелось чихнуть, и я задержала дыхание; на глаза набежали слезы, пока чувство не ушло. Слава тебе, Господи.
Я посмотрела на Дженкса, суетившегося в алтарной части церкви. Он, кстати, вместе с толпой своих детей был занят украшением церкви для Хэллоуина. Пикси был хорошим отцом — это та часть его личности, которую легко проглядеть, когда Дженкс имеет дело с плохими ребятами вроде меня. Я надеялась, что найду хотя бы вполовину настолько хорошего человека, когда буду готова создать семью.
Память о Кистене, его голубых смеющихся глазах, всплыла на поверхность, и мое сердце, кажется, сжалось. Прошли месяцы, но воспоминания о нем все еще были тяжелыми. Я даже не знала, откуда пришла мысль о детях. Ничего этого не было бы с Кистеном, разве только мы бы вернулись к старой традиции заимствования брата или мужа подруги, — обычаю, который практиковался задолго до Поворота, когда быть ведьмой могло означать ваш смертный приговор. Но сейчас даже надежда ушла.
Дженкс встретился со мной взглядом, и золотая пыльца — знак удовлетворенности — сыпалась с него, когда он смотрел на Маталину. Его прелестная жена выглядела великолепно. Все лето она чувствовала себя хорошо, но я знала, что сразу после наступления холодов Дженкс будет смотреть за ней, как ястреб. Она выглядела на восемнадцать, но продолжительность жизни пикси составляет всего каких-то двадцать лет, и это удручало меня, так как всего лишь вопрос времени, когда мы будем делать то же самое для Дженкса. Безопасность и постоянное питание могут сделать много для того, чтобы продлить их жизни. Мы надеялись, что всем им будет полезно, если исчезнет необходимость в зимней спячке, но есть предел тому, что могут сделать хороший образ жизни, ивовая кора и споры папоротника.
Отвернувшись, чтобы Дженкс не увидел печаль на моем лице, я поставила руки на бедра и уставилась на захламленный стол.
— Простите, — я повысила голос, вклинивая руки в облачко из мелькающих очертаний старших дочерей Маталины. Они болтали так быстро, что это звучало как будто на другом языке, — позвольте мне убрать эти журналы с вашего пути.
— Спасибо, мисс Морган, — прокричала одна из них, и я вытащила стопку «Современного Колдовства для Сегодняшней Молодой Женщины» из-под нее, как только она поднялась. Я никогда не читала эти журналы, но было неспособна отказать разносчику у двери. Я заколебалась со стопкой в руках, не зная, выбросить их или сложить рядом с кроватью, чтобы когда-нибудь прочитать, и, в конце концов, свалила их на вращающийся стул, чтобы решить позже.
Черная бумага задрожала сильнее, когда Дженкс полетел к стропилам с маленькой летучей мышью, тянущейся за ним. Запах резинового клея смешивался с пряным ароматом чили, который Айви варила в котелке, купленном ею на дворовой распродаже, и Дженкс приклеил веревку к балке, прежде чем ринуться вниз за следующей. Водоворот шелка и четырехголосного звучания привлек мое внимание к столу, теперь пустому; маленькие уголки и ящики стали для пикси настоящим раем, сделанным из дуба.
— Все готово, Маталина? — спросила я, и маленькая женщина улыбнулась, держа в руке тряпку из одуванчикового пуха.
— Это замечательно, — ответила она. На ее крыльях не было ни пятнышка. — Ты так щедра, Рэйчел. Я знаю, как много из-за нас беспокойства.
— Мне нравится, что вы остаетесь с нами, — сказала я, зная, что обнаружу вечеринку пикси в своем ящике для специй прежде, чем неделя закончится, — вы делаете все более живым.
— Скорее, шумным, — она вздохнула, глядя на фасад церкви и на газеты, расстеленные Айви, чтобы защитить деревянный пол святилища от прикладных искусств.
Пикси, живущие в церкви, были просто кошмаром, но я должна была что-нибудь сделать, чтобы оттянуть неизбежное до следующего года. Если бы были чары или заклинание, которые я бы могла использовать, независимо от их законности… Но их не было. Я смотрела. Несколько раз. Продолжительность жизни пикси — полный отстой.
Я задумчиво улыбнулась Маталине и ее дочерям, устраивающим домашнее хозяйство, и, опустив крышку стола вниз, оставив теперь традиционный однодюймовый промежуток, я взяла блокнот и отправилась искать место, где можно было бы посидеть. В блокноте был растущий список способов обнаружения гада, вызывающего демона. На полях был короткий список людей, которые могли бы желать мне смерти. Но существуют гораздо более безопасные способы убить кого-нибудь, чем посылать за ним демона, и я была уверена в том, что первый список быстрее приведет меня к тому, кто вызывал Ала, чем второй. После того, как я исчерпала местный материал, я перешла за пределы штата.
Лампы были высоко, и тепло шло против дуновения холода в церкви, превращая осеннюю ночь в летний день. Святая святых церкви больше не была ею, скамьи и алтарь были убраны еще до того, как я переехала сюда, но осталось замечательное открытое пространство с узкими витражными окнами, тянущимися от колен до самого верха. Мой стол был наверху, справа от того места, где раньше располагался алтарь.
Сзади в темном фойе был крошечный рояль Айви, на котором она изредка играла, и, засунутая в передний угол, теснилась новая мебель. Там мы могли принимать будущих клиентов, не таская их через всю церковь к нашей личной гостиной. У Айви была тарелка с крекерами, сыром и маринованной селедкой, стоящая на низком журнальном столике, но мой взгляд упал на бильярдный стол. Он принадлежал Кистену, и я знала, что этот стол мне так дорог потому, что я скучаю по этому вампиру.
Айви и Дженкс подарили мне стол на день рождения. Помимо него, она ничего не взяла, кроме его праха и своих воспоминаний. Я думаю, она отдала стол мне, как невысказанные слова о том, как много значил Кистен для нас обеих. Он был моим бойфрендом, но в тоже время он был для Айви постоянным спутником и наперсником, и, возможно, единственным, кто действительно понимал тот извращенный ад, в который, в соответствии со своим пониманием любви, поместил их обоих их мастер, Пискари. Многое совершенно изменилось за три месяца, с тех пор, как бывшая подружка Айви, Стриж, убила Пискари, посадив себя за решетку по обвинению в смерти в результате противоправных действий. Вместо ожидаемой подковерной войны между второстепенными вампирами Циннцинати, борющимися за утверждение своей власти, новый мастер вампиров пришел из-за пределов штата, настолько харизматичный, что никто не чувствовал за собой достаточного авторитета, чтобы решиться бросить ему вызов. Я с тех пор узнала, что вливание свежей крови было обычным делом, и что были условия, прописанные в уставе Циннцинати, чтобы справиться с внезапным отсутствием городской власти.
Тем не менее, было необычно, что новый мастер вампиров взял смещенных Пискари вампиров вместо того, чтобы привести собственную камарилью. Маленький кусочек доброты среди вампирской неразберихи, который мог подвергнуть меня и мою соседку серьезному риску. То, что прибывающий вампир был Ринн Кормель, тот самый человек, который управлял страной во время Поворота, могло иметь отношение к быстрому одобрению его кандидатуры Айви. Обычно она не скоро начинала уважать кого-то, но трудно было не восхититься человеком, который написал вампирский справочник по сексу, продававшийся большим числом копий, чем послеповоротная библия, и который был президентом.
Я лично еще не встречала этого мужчину, но Айви сказала, что он был спокоен и официален, и она бы с удовольствием узнала его получше. А ведь если он стал ее мастером-вампиром, в скором времени у них должно было быть кровавое свидание. Вау. Я не думала о том, что у них было еще, но Айви была довольно скрытной в таких вещах, вопреки своей заслуженной репутации. Я думаю, что должна быть благодарна за то, что он не сделал Айви своим наследником и не превратил мою жизнь в ад. Ринн привез с собой своего наследника, и эта женщина была единственным живым вампиром, приехавшим с ним из Вашингтона.
Итак, Кистен умер, Айви получила нового мастера, а я — бильярдный стол в переднюю. Я знала, что у целомудренной относительно крови ведьмы и живого вампира может ничего не получиться в конечном итоге. Несмотря ни на что, я любила его, и в тот день, когда я узнаю, кому Пискари отдал Кистена в качестве благодарственной открытки, я заточу колья и отправлюсь с визитом. Айви работала над этим, но влияние Пискари на нее было настолько сильным в последние несколько дней его жизни, что она не много помнила. Но, по крайней мере, она больше не думала, что убила Кистена в приступе слепого, ревнивого гнева.
Я расслабилась, сидя на краю стола, ощущая, подобно бальзаму, аромат вампиров и старых сигарет, выкуренных за зеленым сукном. Он смешался с запахом томатной пасты и звуком печального джаза, доносившегося с задней стороны церкви, и напоминал мне ранние утра, проведенные на чердаке танцевального клуба Кистена, когда я неумело гоняла шары, ожидая, пока он закончит закрытие заведения.
Борясь с глыбой в горле, я закрыла глаза, подтянула колени, уперевшись пятками, и обхватила голени руками. Жар, идущий от длинных ламп Тиффани, которые Айви установила прямо над столом, бил мне по макушке, горячий и близкий.
На глаза навернулись слезы, и я оттолкнула боль. Я скучала по Кистену, его улыбке, постоянному присутствию, просто по тому, чтобы быть рядом с ним Я не нуждалась в мужчине, чтобы чувствовать себя хорошо, но общие чувства между двумя людьми стоили того, чтобы за них страдать. Возможно, настало время прекратить говорить стоп каждому парню, пытающемуся пригласить меня на свидание. Прошло три месяца. Значил ли Кистен для меня так мало? — мелькнула обвиняющая мысль, и я задержала дыхание.
— Слезь с сукна, — раздался голос Айви поверх водоворота моих эмоций, и глаза открылись. Я обнаружила ее в начале холла, ведущего к остальной части церкви, с тарелкой крекеров и маринованной селедкой в одной руке, и двумя бутылками с водой другой.
— Я не собираюсь его рвать, — сказала я, опуская колени и садясь по-турецки. Мне не хотелось слезать, так как единственное место, куда я могла бы сесть, было напротив ее. Было проще сохранять дистанцию, чем бороться с давлением желания Айви погрузить в меня свои зубы и моим желанием позволить ей это сделать, однако мы обе знали, что это плохая идея. Мы попробовали однажды, и вышло не слишком хорошо, но я была девушкой того типа, которые всегда возвращаются на лошадь. Даже когда я узнала больше.
Помимо собственной воли, мои пальцы потянулись к шее и почти незаметной выпуклости ткани шрама, портящей мою без того совершенно чистую кожу. Наблюдая за моей рукой, Айви грациозно свернулась на стуле позади тарелки с крекерами. Она покачала мне головой, создав золотые блики на коротких, черных, как грех, ароматных мерцающих прямых волосах, и посмотрела на меня неодобрительно, как распушившаяся кошка. Я резко убрала руку и притворилась, что читаю блокнот, теперь подпертый моими коленями. Несмотря на свою гримасу, Айви, казалось, ощущала приятную усталость после своей полуденной тренировки и отдыхала. Вместо черной кожи на ней был длинный, серый, бесформенный свитер поверх тесного тренировочного костюма, но он не мог скрыть ее аккуратного, атлетичного телосложения. На ее овальном лице все еще был румянец от физической нагрузки, и карие глаза наблюдали за мной; она старалась подавить несильную жажду крови, вызванную моей реакцией на ее неожиданное появление. Айви была живым вампиром, последним живым наследником рода Тамвуд, предметом восхищения для подобных живых вампиров и зависти для других немертвых. Подобно всем рожденным живым вампирам, она получила большую часть сил немертвых, но ни одного из их недостатков типа светобоязни или неспособности терпеть освященную землю или предметы — она жила в церкви, что раздражало ее немертвую мать. Зачатая как вампир, она станет немертвой за одно моргание, если умрет без повреждений, которые мог бы исправить вампирский вирус. Только низкорожденные, или гули, нуждаются в дополнительной помощи, чтобы совершить прыжок в проклятое бессмертие.
Запахи и феромоны танцевали между нами многоактный балет из потребности и нужды, желания и воли. Но я нуждалась в защите от немертвых, которые могли бы воспользоваться мной и моим невостребованным шрамом, и она нуждалась в ком-то, кто был бы вне ее крови и мог сказать нет тому экстазу, что может принести укус вампира. К тому же, мы были друзьями. Мы работали вместе в ОВ — опытный оперативник, который вводит новичка в курс дела. Я, гм… была новичком.
Жажда крови Айви было реальной, но, по крайней мере, она не нуждалась в крови, чтобы выжить, как немертвые. Я была не против того, чтобы она удовлетворяла свои желания с любым, кого она хотела. Пискари извратил ее таким образом, что она не могла отделить любовь от крови или секса. Айви была бисексуальна, так что это не было чем-то из ряда вон выходящим для нее. Я была гетеросексуалкой — в последний раз я проверила. Но, когда я попробовала вкус того, насколько хорошим может быть ощущение от пробы крови, все стало вдвойне смущающим. Потребовался год, чтобы я, наконец, признала, что не только уважаю Айви, но и люблю ее тоже, так или иначе. Но я не собиралась спать с ней только для того, чтобы она погружала в меня свои зубы; к тому же, она действительно привлекала меня — и не только тем, что заставляла мою кровь гореть, но и тем, что вызывала у меня желание заполнить дыру, которую Пискари вырезал в ее душе, год за годом, кусок за куском… Наши отношения стали сложными. Или я должна была спать с ней, чтобы без риска разделить кровь, или мы могли попробовать только обмен кровью, рискуя, что она потеряет контроль и мне придется отшвырнуть ее к стенке, чтобы заставить остановиться, прежде чем она меня убьет. По словам Айви, мы могли бы разделить кровь без вреда, если бы была любовь, или кровь без любви, если бы я причинила ей вред. Золотой середины не было.
Айви откашлялась. Звук был негромким, но пикси притихли.
— Ты собираешься испортить сукно, — почти прорычала она.
Мои брови приподнялись, я повернулась посмотреть на стол, уже зная его поверхность как ладонь собственной руки.
— Так он в таком хорошем состоянии, — заметила я сухо, — и мне не удастся его испортить. Здесь дыра размером с локоть у передней левой лузы, а по центру оно выглядит так, как будто кто-то драл его когтями.
Айви покраснела, приобретя старый вид Вампирской Мегеры, который она придерживала для клиентов.
— О, Боже, — произнесла я, расплетая ноги и спрыгивая, так как только что сообразила, как подобные дыры могли на этом столе оказаться. — Я никогда не смогу снова играть на нем. Большое спасибо, черт.
Дженкс засмеялся, будто зазвонили колокольчики, и пикси присоединился ко мне, когда я направилась за маринованной селедкой. Плюхнувшись на диван напротив Айви, уронив блокнот рядом и дотянувшись до крекеров, я втянула успокаивающий запах кожи.