– Как не проверить, проверили.
– И чего?
– Да ничего. Нашли две обгорелые головни да учуяли запах жженого мяса.
– И все?
– И все.
Хлопуша вздохнул и повернулся к Глебу.
– Ты слышал это, Первоход? Кажется, Феникс, о котором ты говорил, оставил здесь свои следы.
Глеб не ответил. Он достал из кармана еще одну монетку, посмотрел на мужичка и спросил:
– Как думаешь, куда он мог податься?
– Ты про тощего хлыща?
– Да.
Мужичок посмотрел на монетку, которую Глеб сжимал в пальцах, и ответил:
– Пошел он на юг. А моя племянница Рында слыхала, как незадолго до драки с богатырем хлыщ рассказывал в кружечном доме про то, что некоторые куры в его селе так велики, что не могут пролезть в собачью будку. Якобы пошли те куры в рост после того, как в небе пронеслась хвостатая звезда.
– Вот оно что, – задумчиво протянул Глеб и крутанул монетку в пальцах так, чтобы она блеснула. – А не говорил ли тот хлыщ, как называется его село?
– Кажись, говорил.
– И как же?
Мужичок снова посмотрел на монетку, сглотнул слюну и ответил:
– Не то Клавиха, не то Клабиха. Точно не помню, а соврать боюсь.
– Что ж… ты много нам рассказал, друг. Вот тебе за сговорчивость.
И Глеб швырнул мужичку очередную монетку.
– Что, даже не остановимся пообедать? – изумился Хлопуша.
– Нет. Купим в лавке все, что нужно, и отправимся на восток. Если повезет, приедем в Кладиху еще до темноты.
– Так ты слышал про это село?
– Да. Несколько лет назад я проезжал его по дороге к Эльсинскому озеру.
– И что, там и впрямь такие огромные куры, как рассказывал доходяга? – оживился Хлопуша.
Глеб усмехнулся.
– Не знаю. Когда я там был, сельчане жили бедно, и взрослые курицы у них были мельче двухмесячного хлынского цыпленка. Но, как показывает опыт, с тех пор мир сильно переменился. И далеко не в лучшую сторону.
* * *До развилки доехали быстро. В землю была вкопана толстая палка, к ней прибита широкая доска. А на той доске черной краской была намалевана надпись. Приглядевшись, Первоход увидел, что сделана она на славянской клинописи и на глаголице.
Хлопуша подъехал ближе и прочитал вслух то, что уже прочел за минуту до этого Глеб:
– «С. Кладиха. 5 верст. Ехать не надо – ибо сильно опасно».
Хлопуша повернулся к Глебу и сказал:
– Обычно такие доски вешают перед селами, которые поразила моровая болезнь.
– Да, я знаю, – отозвался Глеб, – но этих людей поразила не моровая болезнь.
Первоход замолчал, слегка привстал на стременах и зорко оглядел окрестность. Затем прислушался. Он не услышал ничего подозрительного, только гудел за спиною лес да ветер свистел над сухой, заросшей лебедою поляной.
Первоход вновь опустился в седло, глянул на детей падших богов и сказал:
– Тут написано, что до села Кладихи осталось пять верст и что ехать туда очень опасно. Не знаю, что там у них стряслось, но думаю, что доска эта не врет. Здесь хорошее место для ночлега. Разожгите костер, подкрепитесь вяленым мясом и ждите меня.
– Ты собрался ехать в Кладиху один? – удивленно спросила Зоряна.
– Да.
– Но ведь это настоящее самогубство. Нешто ты сам не понимаешь, ходок?
Толмач Рамон откинул с лица длинную, черную прядь волос, сдвинул изящные брови и сказал:
– Первоход, девушка права. Тебе не стоит ехать в село одному.
– Да что там обсуждать! – прогудел Хлопуша. – Я просто не пущу тебя туда, и все тут! Встану поперек дороги – и попробуй меня сдвинь!
Глеб некоторое время размышлял, потом сказал:
– Если так, то я возьму с собой двоих.
– Вот это дело! – улыбнулся Хлопуша.
– Рад, что к тебе вернулось здравомыслие, друг, – заметил Рамон.
Однако Глеб не посмотрел ни на богатыря Хлопушу, ни на толмача Рамона. Взгляд его был устремлен на Тиша и Облакаста.
– Я возьму с собой вас двоих, – сказал им Глеб.
Игрок Тиш пожал плечами и обронил:
– Как скажешь. Я твой должник.
А кудрявый повелитель погоды улыбнулся и сказал:
– Я и не мечтал о такой чести, Первоход. Буду рад тебе помочь.
– Глеб, отъедем на пару слов, – попросил Хлопуша, мрачно мерцая голубыми глазами.
Первоход пожал плечами и тронул коня с места. Отъехав достаточно далеко, чтобы не быть услышанными Облакастом, Тишем и Зоряной, они остановились.
– Глеб, – взволнованно пробасил Хлопуша, – ты не должен брать с собой Тиша и Облакаста.
– Почему?
– Потому что я им не доверяю! И ты тоже им не доверяешь, просто не хочешь себе в этом признаться.
Глеб улыбнулся.
– Ты думаешь, что знаешь меня лучше, чем я сам, здоровяк?
– Знаю, – веско проронил Хлопуша. И повторил с несгибаемым упрямством в голосе: – Знаю. А вот их я не знаю. И ты тоже их не знаешь. А потому – делай со мной, что хошь, только я этих упырей-чародеев с тобой не отпущу.
Глеб долго размышлял над словами друга, потом негромким и совершенно серьезным голосом заявил:
– Я понимаю, что ты тревожишься обо мне, Хлопуша. И ценю это. Но ты ведь помнишь, что я необычный человек. Я могу чувствовать опасность задолго до того, как та появится. И я чувствую, что если со мной пойдешь ты или Рамон, этой опасности не избежать.
Веки здоровяка дрогнули.
– Ты правда это чувствуешь? – с горечью спросил он.
Глеб кивнул.
– Да. Я бы с радостью взял с собой тебя, но чутье подсказывает мне, что обратно мы в этом случае не вернемся.
– Будь проклято твое чутье, Первоход. Не знаю, много ли пользы оно тебе принесло, но мне оно не принесло ничего, кроме огорчений.
Хлопуша повернул лошадь и подъехал к спутникам.
– Ну, что? – с надеждой спросил Рамон.
– Первоход поедет в Кладиху с Тишем и Облакастом, – пробасил Хлопуша. – А мы с тобой и с Зоряной будем дожидаться его здесь.
Рамон несколько секунд молчал, отказываясь верить сообщению здоровяка, а затем уточнил:
– Это его последнее слово?
– Да, – ответил Хлопуша и вздохнул. – Это его последнее слово.
Толмач пощипал длинными пальцами ухоженную бородку и проговорил со вздохом:
– Видимо, у него и впрямь есть на то веские основания. Что ж, пусть будет так, как он хочет.
2
К востоку обзор был скрыт за крутым взгорьем, поднимавшимся примерно на версту. По взгорью желтой лентой извивалась раскисшая от дождей и местами поросшая травой дорога. Из соображений безопасности Глеб, Облакаст и Тиш пошли не по ней, а сбоку, прямо по полю. Прежде тут были обработанные угодья, нынче же они заросли бодяком и конским щавелем. Кое-где в траве уже торчали посеянные ветром кусты тальника.
– Почему ты не взял с собой своих друзей, а взял нас? – спросил Облакаст.
– Нравитесь вы мне, – просто ответил Глеб.
Облакаст покачал светлой, курчавой головой.
– Нет. Причина в другом. Думаю, ты хочешь еще раз проверить нас в деле. Крылатый Зверь тебя не убедил. Я прав?
Глеб не посчитал нужным ответить.
– Дурень ты, Облакаст, – хмуро проговорил игрок. – Он взял нас с тобой, потому что не дорожит нашими жизнями. А Рамон с Хлопушей ему дороги.
Глеб взглянул на Тиша и сухо осведомился:
– Это единственное тупое предположение или есть и другие?
Тиш хмыкнул и мотнул головой.
– Нет.
– Тогда считаю наш диспут законченным. Впереди село. Держите язык за зубами и повнимательнее поглядывайте по сторонам.
Кладиха, к которой три путешественника вышли спустя минут пятнадцать, оказалась просторным селом на тридцать или сорок изб, последние из них терялись в густой рощице молодых березок и осин. Некоторые избы были опалены пожарами. А вместо двух из них остались лишь дворы с грудами обгоревших бревен и закопченными печками.
У крайней избы, на круглом обугленном пне-обрубке, сидел старик в длинной заношенной до дыр дохе. Других жителей ни на улицах, ни во дворах видно не было, зато ставни всех домов – и целых, и обгоревших – были плотно закрыты. Увидев путников, старик недовольно нахмурился.
– Будь здоров, отец! – поприветствовал его Глеб.
– И тебе не хворать, – глухо отозвался старик. – Кто такие будете? Чего надобно?
Первоход осмотрелся и ответил вопросом на вопрос:
– А это какое село, отец?
– Кладиха, – ответил тот прежним недовольным голосом. – Только на кой ляд вы сюда приперлись, страннички? Нешто не видали указателя возле речки?
– Указатель мы видели, – ответил за всех Глеб. – Но не поняли, чего нам стоит опасаться.
Старик махнул морщинистой рукой.
– Теперь уж все равно. Обратно-то он вас не выпустит.
– Кто? – спросил игрок Тиш. – Про кого ты говоришь, дедушка?
– Про того ублюдка, которого двадцать пять лет назад родила Сторожея. Наши все его боятся, а я – нет. Мне уже нечего терять. – Дед поднял лицо к небу и крикнул: – Слыхал, печеный? Не боюсь я тебя! Хоть жги меня лютым пожигом!
Облакаст тронул Глеба рукою за плечо, и когда тот повернулся, сказал:
– Тот, кого мы ищем, здесь. Верно?
– Похоже на то, – кивнул Глеб. – Искать его по дворам у нас нет времени. Поэтому поступим проще.
– Как? – спросил хмурый Тиш.
– Бросим ему вызов.
Глеб вынул из кобуры ольстру, поднял ее вверх и нажал на спусковой крючок. Грохот выстрела потряс тишину села и раскатистым громом прокатился по крышам домов.
– Эй, Феникс! – крикнул Первоход. – Мы пришли изгнать тебя из этого села! Ты ничтожный слабак, и если вздумаешь нам мешать, мы стянем с тебя портки и выпорем розгами на виду у всего честного народа!
Старик смотрел на Глеба как на полоумного.
– Зря ты так, – произнес он с упреком. – Я-то свое пожил, мне нечего терять. А тебя жаль. И спутников твоих жаль. Теперь уж он никого из вас целыми не отпустит.
– Первоход, смотри! – воскликнул Облакаст.
Глеб посмотрел. В конце прямой, не слишком длинной улицы стоял человек. Был он безбород, безус, и главное – лыс, как колено.
– Нарисовался, – сухо проронил Глеб и положил ольстру цевьем на левую ладонь, нацелив ее в лысого чародея. – Будьте с ним очень осторожны, – предупредил он Тиша и Облакаста. – И помните: он нам нужен живьем.
Лысый двинулся с места и быстро зашагал навстречу Глебу. Порыв ветра взметнул с улицы несколько сухих листков, закружил их и отнес в сторону. Внезапно Глеб ощутил себя героем лихого вестерна. Палец его лежал на спусковом крючке ольстры. Лысый незнакомец («Юл Бриннер, не иначе», – подумал, усмехнувшись, Глеб) стремительно приближался, но в руках у него не было никакого оружия.
Глеб поднял ольстру и сунул ее в кобуру. Затем опустил руку и неторопливо двинулся навстречу лысому чародею. Несколько секунд они молча приближались навстречу друг другу, а потом лысый парень как-то странно двинул ладонями, резко сорвался с места, в несколько прыжков достиг Глеба и схватил его за плечи. Первоход успел заметить свежие, кровоточащие разрезы у основания ладоней чародея, а в следующее мгновение из этих разрезов вырвались всполохи голубого огня.
Огонь вот-вот перекинулся бы на плечи Глеба, но он резко ударил чародея лбом в переносицу, а затем пнул его сапогом в живот. Чародей отлетел назад, и его вскинутые кверху пылающие ладони были похожи на два больших голубых цветка.
Лысый чародей снова сорвался с места, но на этот раз он бросился не на Глеба, а на Облакаста. «Одуванчик», действуя почти машинально, выхватил из ножен меч и рубанул лысого чародея по груди.
– Нет! – завопил Глеб, но было уже поздно.
Из рассеченной груди чародея вырвался сноп голубого огня, и языки его устремились к Облакасту, Тишу и Глебу.
Глеб увернулся от голубого всполоха, прыгнул к чародею и, резко присев и крутанувшись вкруг собственной оси, ударил его ногой по лодыжкам. Лысый чародей рухнул на землю, и языки голубого пламени, уже почти достигшие Облакаста и Тиша, изменили направление и устремились вверх.
– Тиш! – крикнул Глеб. – Вытягивай из него силу!
Игрок поднял правую ладонь и направил ее на объятого пламенем чародея. Лысый чародей возрождался из огня, чтобы стать еще сильнее и крепче, чем прежде, но стоило ему налиться жизненной силой и поднять голову, как он тут же распадался снова, словно был создан из песка, на который налетали порывы ветра.
Это продолжалось с полминуты, после чего игрок опустил руку, побагровел и хрипло задышал.
– Что с тобой, Тиш? – быстро спросил Глеб.
– Я полон… – хрипло выдохнул игрок. – Полон его жизненной силой… Под завязку… Еще чуть-чуть, и она меня разорвет.
– Не сдавайся! – Глеб повернулся к оцепеневшему от удивления повелителю погоды и приказал:
– Облакаст, нагони туч и обрушь ему на голову ливень!
Облакаст кивнул и вскинул руки к небу. А лысый чародей уже поднимался с земли, глядя на своих обидчиков пылающими злобой глазами…
3
Ветер почти утих, небосвод прояснился, над кронами деревьев белел серпик молодого месяца. Где-то в отдалении завывал волк, но после многочисленных схваток с оборотнями вой простого волка не слишком-то тревожил Рамона и Хлопушу. Да и Зоряну он, как видно, не напрягал. С час назад она объявила, что хочет спать, забралась под рогожу и накрылась с головой.
Рамон и Хлопуша сидели у костерка и смотрели на огонь, время от времени вороша угли или подбрасывая в костерок несколько веток.
– Знаешь, что я думаю? – пробасил Хлопуша.
– Что? – спросил Рамон.
– Я думаю, Глеб не взял нас с тобой, потому что мы ему дороги. Он просто не захотел подвергать нас опасности.
Рамон подумал и неуверенно возразил:
– Почему же раньше подвергал?
– Раньше в его жизни не было темницы Мории. Три года кошмаров сломали его, Рамоша. Первоход стал мягок и чувствителен, словно девка.
– Вот как? – Толмач чуть прищурил черные, выразительные глаза. – Я своими глазами видел, как он убил пятерых ратников и спокойно перешагнул через их трупы. И было это уже после Мории.
– Это когда он ворвался в княжий терем?
Рамон кивнул чернявой головой.
– Да.
Хлопуша дернул щекой:
– Ну, там было совсем другое. Глеб пришел отомстить князю Доброволу. Это была месть, а человек, который пришел мстить, не замечает никого и ничего и готов убить всякого, кто встанет у него на пути.
– Откуда ты знаешь? – поинтересовался Рамон. – Тебе уже приходилось мстить?
– А то как же. Помнится, лет пять тому назад один торговец надул меня на три медяка. Да не на резаных, а целых! Понял я это, только когда пришел домой.
– И что же ты сделал дальше? – поинтересовался Рамон.
– Что сделал? Да ничего особенного. Просто спустил торговцу штаны и сунул его голой задницей в улей с пчелами.
Рамон представил себе эту картину и поежился.
– Вот уж никогда не думал, что ты такой затейник, – сказал он.
* * *Расшвыряв с дороги Облакаста и Тиша, лысый чародей двинулся к Глебу и метнул ему в грудь шар голубого огня. Шар ударил ходоку в грудь и сбил его с ног.
Глеб закричал от боли и стал кататься по пыльной земле, пытаясь сбить с одежды голубое пламя. Чародей подошел к нему и поставил ему ногу на грудь.
– Меня зовут Огнерод! – выдохнул он, крепко прижал Глеба пятою к земле и засмеялся.
Но смех его был недолог.
– Братимир! – воскликнул Глеб, глянув на что-то позади Феникса.
Лысый чародей оборвал смех и оглянулся. Однако сделал он это недостаточно быстро, и кулак богатыря, описав дугу, врезался ему в челюсть.
Удар оказался не таким сокрушительным, как можно было предположить, исходя из мощной комплекции богатыря Братимира. Однако за первым ударом тут же последовал второй, а за вторым – третий.
Свихнувшийся богатырь лупил Огнерода с быстротой, невероятной для грузного мужика. А кончил тем, что по-женски схватил Огнерода за уши, хорошенько дернул его из стороны в сторону, а затем ударил его переносицей о свое острое колено.
Лысый чародей, не ожидавший такого молниеносного напора и совершенно растерянный и дезориентированный из-за появления богатыря, которого он, казалось бы, давно вывел из игры, рухнул на землю и обалдело заморгал ресницами.