Полуидти-полуплыть сначала было даже забавно. Но уже через час Пол притомился. К тому же подводный мир оказался и вполовину не так интересен, каким его представляют в фильмах о тропических рифах и пестрых рыбках. Здесь все было зеленое, заполненное водорослями, а из морских обитателей встретилась всего пара рыбин тускло-коричневого цвета.
— Может, остановимся ненадолго? — спросил Пол у Севан. К его удивлению, голос прозвучал очень чисто, и никаких пузырей изо рта не вырвалось. Наверное, это часть заклинания. Севан в его глазах сразу сильно выросла. Отчасти это было связано со страхом перед всеми, кто мог творить настоящую магию…
Севан обернулась на его голос и ответила:
— Думаю, можно. Но нам надо постараться уйти как можно дальше на юг, как велел мой отец.
Пол кивнул, сразу вспомнив Димуса, рыбаков и… гварульхов. Он надеялся, что им все-таки удастся прорваться, но в глубине души понимал, что, возможно, никто из селян не выйдет из битвы живым, а даже если и выйдет, Донбрей уже никогда не будет прежней тихой рыбацкой деревушкой. Севан, видимо, думала о том же. Увидев ее покрасневшие глаза, Пол понял, что она плачет, просто слезы смешиваются с водой.
— С ними все будет хорошо, — неловко сказал он и снова пожалел, что рядом нет Джулии. Уж она-то нашла бы сейчас слова утешения для этой девочки. — Мы еще встретим их…
— Севан, — встрял Квигин, показывая куда-то за ее плечо. — Ты не знаешь, что это за штуковины?
Пол и Севан одновременно подпрыгнули и развернулись, подняв вихрь пузырьков. Рассмотреть что-нибудь стало совершенно невозможно. Когда вода прочистилась, они разглядели три силуэта с плавниками на спине, мчавшихся прямо к ним.
— Акулы! — в ужасе воскликнул Пол.
Но Севан только рассмеялась и шагнула вперед:
— Это же дельфины, глупый! Дельфины очень дружелюбны.
— Ух ты, дельфины! — обрадовался Квигин. — Я читал о них. Но до морских животных я еще не добрался. Как по-дельфиньи сказать «привет»?
Он это выяснил практически сразу, как только дельфины подплыли к ребятам и закружили вокруг них в пенном хороводе, весело улыбаясь и делая обратное сальто. Пол тоже заулыбался, но больше от облегчения, что они оказались не акулами, а не от радости общения.
Когда возбуждение встречи улеглось, дельфины дали понять, что чего-то хотят от Пола и его друзей. В конце концов, после настойчивых мягких толчков с их стороны, Квигин предположил:
— Думаю, они хотят, чтобы мы ухватились за них. Может, они отвезут нас на юг?
— Может быть, — ответила Севан. — Дельфины — слуги Повелителя Воды. Возможно, он послал их помочь нам. В конце концов, сегодня же праздник.
— Повелитель Воды, — пробормотал Пол, а потом сказал уже громче: — Мне нужно повидать Повелителя Воды. Надеюсь, дельфины отнесут нас прямо к нему.
— А я надеюсь, что нет, — возразила Севан. — Повелитель Воды может быть очень злым и резким. Даже водяные ведьмы не ходят к нему…
— Но мне нужно, — сказал Пол, больше пытаясь убедить в этом самого себя. — Я должен, — повторил он и направился к ближайшему дельфину. Крепко ухватив дельфина за плавник и прижавшись щекой к гладкой серой коже, он прошептал: — Отвези меня к Повелителю Воды, пожалуйста.
Дельфин скосил на него умные, добрые глаза, пару раз щелкнул длинным носом и рванул с места.
Квигин глянул на удалявшегося дельфина, сунул Лизеллу за пазуху, ухватился за другого дельфина и был таков. Севан некоторое время колебалась. Оглядываясь назад, на берег, она хмурилась, с трудом сдерживая слезы. Потом села верхом на дельфина, ухватилась за плавник, как за луку седла и помчалась догонять мальчишек. Дельфины стремительно удалялись от мелких прибрежных вод в самую глубь темного моря.
После часа гонки под водой и прыжков над водой, где ребятам приходилось задерживать дыхание, пока дельфины, наоборот, набирали воздух, дельфин Пола прибыл к огромной темной дыре в морском дне и начал медленно кружить над ней.
Заглянув вниз, Пол сообразил, что морское дно в этом месте раскололось, образовав глубокий каньон. Края провала поросли водорослями. Тот скудный свет, что доходил сюда с поверхности, едва-едва заглядывал в огромную котловину. Но, глядя вниз, Пол заметил, что оттуда поднимается одинокий огонек, словно кто-то несет факел по темной лестнице. Приближался огонек очень и очень долго, и только тогда Пол понял, насколько глубока котловина — несколько сотен метров, не меньше.
Квигин и Севан подплыли, когда свет еще поднимался, но никто ничего не сказал. Они все просто наблюдали, как искорка света поднимается из неимоверно темных глубин.
Неожиданно рядом со светом обрисовалась фигура, и Пол задрожал. Оказалось, что огонек держится на плавнике огромной и фантастически уродливой рыбины. Она была плоская, жирная и обрюзгшая. Все тело ее было покрыто затупленными шипами, а глаза шевелились на тонких отростках. Рыбина направлялась прямиком к Полу.
Вблизи она оказалась еще ужаснее. Нижняя челюсть была выдвинута вперед и со скрежетом двигалась туда-сюда. Рыбина остановилась в паре метров от Пола, и мальчик со страху спрятался за дельфином.
Но дельфин снова сделал сальто, и Пол потерял опору. На секунду он запаниковал. Он думал, что сейчас погрузится в темный провал и уже никогда не всплывет. Бешено молотя руками, он ухватился за что-то, как хватается тонущий человек за спасательный жилет. И только тогда понял, что держится за рыбу-светоносца. Та щелкнула челюстью и мощно рванула вглубь. Боясь отпустить ее, Пол поплыл вместе с ней.
Оглянувшись, он увидел, что дельфины уносят его друзей прочь. Квигин оттолкнулся от своего дельфина и попытался поплыть за Полом. Но дельфин подплыл снизу и выпихнул его наверх. Последнее, что Пол увидел, была знаменитая шляпа Квигина. Она снова слетела с его головы и медленно погружалась в темную пучину.
Уже через пару минут Пол потерял своих друзей из виду — осталось только совсем тусклое свечение с поверхности, высоко-высоко над головой. Рыбий фонарь давал бледный свет на расстояние вытянутой руки. В этих пределах Пол все прекрасно видел. Хотя видеть-то особо было нечего: кругом — полное отсутствие красок. А за пределами освещенного круга вообще простиралась бесконечная темнота.
13. Золотое пламя. Улов Повелителя Воды
Мирран был еще слаб после превращения, поэтому они с Джулией брели по руслу речки очень медленно. Он рассказывал ей о Северной королеве и о войне, но избегал говорить об Анхивар. Сказал только, что магия, которую она стремилась найти, чтобы положить конец войне, сделала войну еще ожесточеннее, превратив саму Анхивар в Северную королеву.
В ответ Джулия пересказала ему все, что вспомнила из рассказа Лиссы о конце правления Северной королевы — о том, как волшебники и Дикая магия изгнали ее из этого мира, и ей пришлось принять обличие тряпичной куклы, чтобы выжить. За многие сотни лет королевство оправилось и забыло о Северной королеве. А о Тряпичной ведьме вспоминали только в сказках-страшилках, да когда надо было посетовать на неудачи.
Мирран слушал внимательно, особенно все, что Джулия знала о событиях после поражения в Яндере и его предполагаемой гибели. Он спросил о Тряпичной ведьме и о том, что она успела натворить с момента своего возвращения.
Представив, что придется ответить, Джулия даже побледнела и ухватилась рукой за склон оврага. Не хотелось говорить о тех несчастных из Беваллана, бежавших от гварульхов и ангарлингов, чтобы попасть в лапы миперов, атакующих с неба. Или о безжизненных — о тех, кто «уцелел» на Ступенях Намира, — бледных, как смерть, с замедленными движениями. Но она все же рассказала обо всем этом Миррану, и тот слушал ее спокойно, словно это было для него не в диковинку. По правде говоря, ему доводилось видеть вещи и похуже, когда Северная королева была на пике власти.
— Ты вынесла многое, — сказал Мирран, когда Джулия закончила. — Не каждый отважился бы бороться дальше. Многие взрослые мужчины и женщины давно бы уже сдались.
— И дали бы ей полностью поглотить себя? — Джулию передернуло. Ничего хуже, чем быть частью этого мерзкого тряпичного монстра и ее отвратительных мыслей, она и представить не могла. — И потом… мне ведь помогла Лисса.
— Да, — задумчиво откликнулся Мирран. — Помощь одной из Альнверских рябин многого стоит.
С час или около того они шли молча, а потом ручей пересох окончательно, и овражек вышел на открытую равнину, где ветер поднимал тучи красной пыли. Солнце висело совсем низко, и в его красном свете земля напоминала море высохшей крови. Мирран в ужасе смотрел на этот пейзаж и что-то бормотал себе под нос. Что именно — Джулия не слышала.
Она как раз повернулась, чтобы спросить, о чем он говорит сам с собой, но ее вопрос потонул в леденящем вое, раздавшемся у них за спиной, и эхом прокатившемся из оврага к равнине. Этот вой Джулия знала хорошо, хотя слышала его только через ватные уши Тряпичной ведьмы. Охотящийся гварульх вышел на их след. А гварульхи никогда не выходили на охоту в одиночку.
— Гварульхи! — вскричал Мирран. — А я без оружия. Но если они — всего лишь воспоминания…
— Лисса сказала, что для меня они будут настоящими, — сказала Джулия, сдерживая желание бежать со всех ног. — Настоящими и очень опасными.
— Ну, тогда, — ответил Мирран, беря ее за руку, — нам надо бежать!
Он помчался, таща за собой Джулию, а красная пыль клубилась у них под ногами, словно дым, оставляя четкий след для их преследователей. Сзади донесся вой гварульхов и звук, какого Джулия еще не слышала — крики и дикий смех, словно целая толпа впала в истерику. Мирран тоже услышал и прокашлял:
— Безжизненные.
Джулия поморщилась, вспомнив людей, превращенных в безжизненных у Ступеней Намира. Она оглянулась посмотреть, не догоняют ли их, но из-за красной пыли ничего не увидела. Тут Мирран вдруг остановился, потом, спотыкаясь, прошел еще пару шагов и упал. Джулия бросилась к нему, но он махнул рукой, чтобы она не останавливалась, и, задыхаясь, выдавил:
— Беги! Беги дальше! Мои ноги еще слишком слабы.
— Нет, — твердо ответила Джулия. — Я вас не оставлю. У меня же есть волшебная палочка.
Мирран открыл рот, собираясь еще что-то сказать, но у него вырвался лишь хрип, и голова снова упала в пыль. Джулия придвинулась поближе к нему, зажав в обеих руках и выставив вперед свою палочку.
«Прямо как в софтболе», — подумала она, ведь палочку она держала, как биту. Она постаралась представить, что гварульхи — это мяч, который надо отбить, чтобы потом мчаться на базу.
И все же вырвавшиеся из-за завесы красной пыли гварульхи и безжизненные застали ее врасплох. Гварульхов было шесть или семь. Они мчались вприпрыжку. Когда она видела их глазами Тряпичной ведьмы, они казались помельче и не такими злобными. А в лицах безжизненных не осталось ничего человеческого: глаза у них подернулись красной пеленой, а челюсти дрожали и ходили ходуном от смеха. В руках они сжимали заржавевшее оружие и не сводили глаз с Джулии. Гварульхи облизывали губы.
Джулия тоже смотрела на них и старалась думать об этих чудовищах так же, как думала Тряпичная ведьма — как о слабых и бестолковых слугах, полезных, но ненадежных и не особо ценных. Думать, как Тряпичная ведьма, оказалось на удивление легко, и в ней поднялась волна возбуждения, окрашенная злобным весельем. Это были ее твари, и Джулия могла делать с ними, что угодно. Не раздумывая, она выпрямилась во весь рост и прошипела:
— Как вы посмели пойти против меня?
В голосе ее прозвучали зловещие и мощные нотки Тряпичной ведьмы. Потрясенная своими словами, Джулия чуть было не извинилась перед приближавшейся ордой монстров. Но они остановились в полной растерянности. Кто эта девушка с палочкой, которая говорит совсем как их госпожа, Северная королева?
И в лучшие-то времена не отличавшиеся особой храбростью, теперь они просто боялись шагнуть дальше. И снова Джулия ощутила, как внутри поднимается торжествующий, полный презрения голос.
«Убей парочку, — нашептывал он, — и правь остальными. С помощью слуг тебе будет легче отыскать Анхивар. Хлещи их палочкой, жги их золотым пламенем…»
— Нет! — вскрикнула Джулия своим собственным, полным отчаяния голосом, разрушив при этом чары страха, удерживавшие гварульхов. Те ринулись на нее, выпустив когти и обнажив клыки. Безжизненные двинулись следом.
Первого Джулия встретила взмахом палочки. Золотистые искры отбросили гварульха назад. Его тут же объяло золотое пламя, и он почернел. В воздухе над головой Джулии загремел барабанный бой. Следующий гварульх тоже не смог увернуться от палочки, и его постигла участь первого. Но он успел пробороздить когтями руку Джулии.
А в следующее мгновение все закончилось. Сверкнула молния. На вмиг почерневшем небе проступили звезды, и вскачь понеслись облака. Над горизонтом уже висела новая луна, и от гварульхов и безжизненных не осталось и следа. В темноте Джулия видела всего метров на пять-шесть, не больше, но и так было ясно, что местность изменилась. Значит, изменились воспоминания.
С беззвучным вздохом Джулия опустилась на землю, придерживая раненую руку. Подступала дурнота — желудок, казалось, переворачивался, горло жгла желчь. Потом она вспомнила про Миррана — не потерялся ли он во время изменения памяти?
Но откуда-то справа донеслось покашливание, и в лунном свете она разглядела шевельнувшегося Миррана. Зажимая порез на руке, она подползла к нему поближе.
Мирран поднялся, покашливая, попросил Джулию снять носки, одним вытер кровь с руки девочки, а вторым крепко перевязал рану. Джулия всхлипывала от боли и ужаса. Когда он закончил перевязку, она несколько раз неглубоко вздохнула и только тогда сказала:
— Я боялась, что вы исчезнете с изменением памяти.
— Нет, — тихо ответил Мирран. — Я — пленник, а не одно из ее воспоминаний. Хотя они могли прикончить меня. Ты очень храбра, дитя. Я… когда-то я надеялся, что у меня будет дочь. Возможно, она была бы такой же, как ты.
Джулия не ответила. Приглядевшись, Мирран понял, что она спит или потеряла сознание. Но дыхание у нее было ровным, а пульс — сильным, поэтому он просто осторожно поправил ее свесившуюся голову, а потом пошел немного прогуляться. Он чувствовал запах соли, а это значило, что они где-то недалеко от моря. Возможно, рядом со Слеем, где Анхивар утратила все человеческое и призвала из глубин моря ангарлингов.
Он оглянулся на Джулию — маленькую фигурку, едва различимую на земле, — и подивился, что она может так безмятежно спать после всего пережитого. Впрочем, и он, будучи мальчишкой, всегда прекрасно спал, несмотря на ушибы, порезы и ссадины.
«Тогда не было кошмаров, — с тоской и завистью подумал он, — ни во сне, ни наяву».
Вспоминая детство, он тоже прилег и вскоре забылся легкой дремой.
Все глубже и глубже погружалась во впадину рыба-светоносец, и Пол крепко держался за нее, полумертвый от страха. Он боялся темноты и неизвестности, но еще больше боялся отпустить рыбину и рухнуть на самое дно. Если у этой черной бездны вообще есть дно.
Он смутно осознавал, что погрузился уже глубже, чем любой самый современный батискаф и что море давно должно было его раздавить или скрутить кессонной болезнью (хотя он слабо представлял, что это такое). Но заклинание, позволявшее дышать под водой, казалось, позаботилось и об этом. Во всяком случае, Пол не чувствовал тяжести погружения, если не считать глухого стука в ушах, напоминавшего отдаленный бой барабана.
Потом он понял, что и впрямь слышит барабаны или, по крайней мере, какие-то басовые вибрации в воде. А впереди замаячила какая-то фигура, всего лишь на тон светлее черной воды.
Рыбина снова щелкнула челюстью и чуть вильнула, изменяя направление. Теперь вода уже не казалась Полу абсолютно черной, а светлый силуэт впереди оказался чем-то вроде огромного дверного проема в стене каньона. Дверь эта была завешена длинными прядями водорослей, и сквозь прорехи в занавеси вырывался яркий свет.