Глухой звук от падения чего-то тупого заставил его поднять голову. В душе, продавливаясь по стеклу, сползала темная тень.
Наконец-то, ее сразило. Целый день он ждал этого.
Лукас вылез из джакузи. Дверца в душевую кабинку была заблокирована. Он ударил ладонью, и замок позволил ей расхлопнуться. Карина лежала в углу душевой, свернувшись калачиком, как мокрый комочек. Ее ноги дрожали. Ее кожа приобрела бледный, почти серый оттенок. Он зачерпнул Карину с пола.
- Н-нет, - заикнулась она.
Ее губы посинели. Плохой знак.
Лукас преклонился. Карина чем-то полоснула. Он уловил блеск металла и отдернулся, позволяя лезвию ножа пройти мимо него. Откуда у нее вообще он взялся? Ах да. Кухня. Он вырвал нож из ее пальцев и поднял ее с пола.
- Нет, - повторила она, толкая его грудь.
- Ш-ш, - произнес он ей. - Я не собираюсь делать тебе больно.
И вынес. По сравнению с ним ее мокрая кожа была ледяной.
Она с ним боролась, даже когда он влезал в ванну и опускал ее на бортик, погружая в горячую воду до подбородка.
- Отпусти… меня.
Боясь дальше еще больше разволновать Карину, он дистанцировался от нее на полную ширину ванны, давая ей пространство. Нет необходимости напрягать ее. Если она отключится, тогда шансы на ее выживание упадут до плинтуса.
Ушло целых три минуты на то, чтобы перестали стучать ее зубы. Она посмотрела на него и сказала:
- Все болит.
- Твое тело реагирует на мой яд, - сказал он. - Горячая вода поможет. Она успокаивает мышцы. Это нормально.
Технически, все что он говорил было правдой. Он только не вдавался в остальные подробности. Пока.
Горькая усмешка выскользнула из ее губ:
- Нормально? В этом ничего нормального нет.
Правда. Во всяком случае, не для нее. Для него, ему это было обычное дело.
- Сушит?
- Да.
Он пробрался по дну ванны, дотянулся до стоящего рядом небольшого холодильничка и извлек оттуда бутылку воды.
Она взяла бутылку, зажала зубами пластиковый колпачок, открутила и принялась залпом пить, осушив около трети за раз. «Вот так… Пей, Карина», - прозвучало в голове.
Ему вспомнился первый раз Галатеи. Она точно знала, что должно случиться. Она была воспитана для конкретной цели: поддерживать его. И она возненавидела его за это. Ненависть была бы глубоко персональным словом; в ее ментальном списке он это так высоко не расценивал. Галатея ненавидела семью; ненавидела Артура, потому что он был главным; но Лукаса она просто презирала, испытывая отвращение даже к его прикосновению. Чем старше становился, тем более он осознавал, что для нее секс с ним был способом мести. В подпитках он доминировал над нею, и у нее не было другого выбора, как только подчиниться. В постели, на несколько мимолетных мгновений, Галатея доминировала над ним. В тот первый раз, когда она плакала и кричала, так как ее тело боролось с первоначальной дозой его яда, он попытался ее поддержать. Она была такой хорошенькой, такой хрупкой… Он не хотел ее ломать. Она учуяла в нем эту маленькую искорку сострадания, схватилась за нее и крутила ею, опять и опять используя против него. Пока он, в конце концов, больше уже не мог всего этого вынести. Жизнь с Галатеей означала бой в нескончаемой войне, а жизнь с Кариной очень уж отдаленно походила на спарринг с честным борцом. Галатея бросала ему вызов, но никогда бы не воткнула ему нож в спину. Она попыталась бы его в открытую зарезать.
Лукас погрузился в воду и закрыл глаза. Размышления о Галатее оставили в его голове грязный привкус. Его ребра болели опять. Словно тяжелое одеяло, пришла сонливость, угрожая задушить его сознание.
Голос Карины отдернул его до того, как он отключился.
- Почему ты со мной хорошо обращаешься?
- Хорошо - это не из моего лексикона. Я просто устал.
- У тебя ушиб ребер.
- Даниель.
- Я не видела как он тебя бил.
- Ему и не надо. Я - «демон», а он - «акустик». Он может имитировать голоса и вырывать кости из моего тела при помощи фокусированной звуковой волны, - он поднял руки, встал и показал ей длинные воспаленные полосы, идущие по контуру ребер. - Если бы он реально поднажал, ты бы увидела прокалывающие кожу кусочки костей.
В ужасающей тишине она уставилась на него. Он погрузился вниз и закрыл глаза.
- Почему вы таким образом деретесь? - спросила она.
- Единственной причины нет. Иногда ему не нравится что-то мною сделанное. Иногда я это делаю, потому что он меня раздражает.
- А что насчет сегодня?
Лукас вздохнул. Она не даст ему покоя.
- Сегодня мы подрались, потому что Даниель поспорил с Артуром. Даниель хочет эвакуироваться. Артур не хочет. Даниель настаивал на своем, и Артуром была ушиблена его гордость. Я принял сторону Артура. Эвакуация базы - слишком дорогое удовольствие. Один разведчик - еще не достаточная причина, чтобы это делать. Однако, плохой знак: мы уже видели разведчиков раньше на соседних фрагментах, но впервые - так близко. Но мы не можем так просто взять и убежать при первом же намеке на проблему.
Она нахмурилась:
- Так получается, выкручивать твои кости из разъемов - способ демонстрации неудовольствия из-за того, что им помыкают?
- Почти. Даниель хочет, чтобы к нему серьезно относились. Так что я поступил с ним как с серьезной угрозой и пошел на обострение ситуации. Я был заменителем борьбы. А то, что ему действительно хотелось - выстрелить в Артура, я не могу ему позволить сделать, потому что Артур его убьет, - на этом Лукас уже подумывал остановиться, но что-то заставило его объяснить: - Все так сложно. Мы живем по различным правилам. В твоей другой жизни люди придерживаются строгих общественных условностей, которые эволюционировали сотнями лет. Они вырастают в относительной безопасности и под постоянным контролем. Родители, школа, ровесники - все взаимоотношения прекрасно мотивируют их поведение, пока они…
- В безопасности? - предположила она.
- Социализированы. Но мы с Даниелем жили как изгнанники, с единственной корректирующей наше поведение крайностью - мы никогда никого не убивали, пока неотложность не вынуждала нас. Наши взаимоотношения проще ваших, ниже по уровню и ближе к… - Лукас попытался подобрать правильное слово. А когда до него оно дошло, то ему не понравилось: - Животным. В недалеком прошлом мы оба достигли половой зрелости. У нас сильная необходимость в спаривании и в наличии собственной территории, собственных семей и отдельных жизней. Вместо этого мы прилипли друг к другу, в этом доме, с иллюзией приватности и с избытком агрессии. А теперь ты здесь. В действительности, Даниель не хочет тебя ради собственно тебя самой. Он хочет тебя, потому что видит во мне соперника, который теперь имеет что-то, чего нет у него. И выходит, что он боится только меня. Он помешан на вражде и обороне, а Артур сегодня заставил его сесть и заткнуться. Даниелю необходимо было на ком-нибудь сорваться, а я - единственный, кто бы смирился с этим.
- Почему? - вкрадчиво спросила она.
- Потому что он - мой брат.
Возникла очень маленькая пауза.
- Но ведь он не «демон», как ты.
- Разные отцы, - пояснил он. - Все мы, в пределах дома Дарьон, несем в себе гены от многих различающихся подвидов. Наша мать была «демоном». Мой отец был нормальным человеком. Отец Даниеля был могущественным «акустиком». Над нами поиграла генетическая лотерея и обоим дала разные призы.
Он опустил изнасилование, тюремное заключение и убийство. Таким образом, подумала Карина, звучало значительно лучше.
- Даниель запасался едой, когда был ребенком?
Она обладала проницательной перцепцией. Ему надо бы об этом помнить, подумал Лукас.
- Да.
- А ты заботился о нем.
- Да, - подтвердил он, добавив про себя: «Потому что больше некому было».
- Так почему он просто не уйдет? - спросила она. - А почему бы тебе ни пожелать счастливо оставаться? По тебе не скажешь, что ты в восторге от здешней жизни.
- Потому что мы должны делать свое дело. Мы защищаем вас от геноцида. Как долго мы существуем - вы остаетесь в живых.
Миссией отвергалось все. Логическая часть Лукаса уверяла его, что жизнь за пределами первоначального мандата существует. Только вот он не мог представить себя ею живущим.
- Не поняла.
Он вздохнул. Это было еще одно долгое и нудное объяснение, а у него не было сегодня энергии для этого. И не хотелось шокировать ее опять. Она и так уже через столько всего прошла.
- Монстры существуют. Они называют себя «ординаторами». Они хотят убивать людей вроде тебя. Нормальных, обычных людей. Мы существуем для того, чтобы сдерживать их от удачи. Вот и все на этот счет.
- Но что они хотят?
- Они хотят, чтобы вы умерли.
- За что они так сильно ненавидят нас?
Он вздохнул.
- Они не питают ненависти к вам. Они просто хотят, чтобы вас не было. Это генетическая чистка, массовое истребление. Текущая ситуация им представляется как ошибка, которую они пытаются исправить. Они чувствуют, что им предопределено занять ваше место. Подвид №61, «человек нормальный», для них не представляет ценности, кроме как, быть может, случайного источника пищи в стесненном положении.
- Они каннибалы? - ее голос чуть не перешел на визг.
- Только некоторые из них. Я имел в виду пищевые ресурсы для их боевых животных. Ты знаешь, что такое деодон?
- Нет.
- Это противная порода энтелодона, доисторического кабана. Представь себе хищную свинью, длиною в двенадцать футов, высота в холке - семь футов, челюсти как у крокодила. Он ест все подряд, а как только приведешь в беспорядок его генетику, то становится умным и быстро размножается. Ему нужно много мяса.
Когда он открыл глаза, то обнаружил, что она глядела на него. Карина сидела, так глубоко погрузившись, что только ее голова как поплавок держалась над водой. Ее щекам вернулся теплый цвет. Ее волосы, отполированные душем, вихрем кружились в разбалтываемой воде.
«Ммм… Моя», - читала она по нему.
Лукас мог бы поближе подобраться, притянуть ее к себе и пустить в ход руки вверх-вниз по ее телу, чтобы прочувствовать тяжелую полноту груди, изгибы ягодиц… Если бы только не было это так утомительно, и если бы не якорем удерживающий его на своем месте тот факт, что она доверилась ему, то он возможно бы так и сделал.
Мысли Лукаса, должно быть, отразились на его лице, потому что Карину потянуло от него, насколько позволяла ванна. Преследующему взгляду требовалось ее лицо, до мельчайших подробностей. «Как дворняга, - подумал он, - дрожащая, перепуганная и готовая укусить». Он обладал ключиком к ней: повернешь в одну сторону - и она сломается, повернешь в другую - давление ослабилось бы. Он уже был таким несколько лет тому назад. Память о том, как пугал каждого, все еще была свежа.
- Ты знаешь, что я не могу тебя остановить. Ну, так каких последствий ты боишься? - спросила Карина.
- Я просто не хочу бороться с тобой прямо сейчас, - сказал Лукас. - Я боролся с Артуром, с Даниелем, с Генри. Я устал.
И он хочет, чтобы она перестала отдергиваться каждый раз, когда он на нее посмотрит. Это заставляло его чувствовать себя монстром, а он уже вдоволь такого напробовался.
- Если ты хочешь мира, тогда позволь Эмили быть со мной.
- Нет.
Она стиснула зубы.
- Может быть позже. В конце дороги.
- Почему не сейчас?
В нем вспыхнуло раздражение:
- Потому что я не могу вас двоих держать под постоянным наблюдением каждый день, каждый миг, а ты воруешь ножи.
- Нож был для защиты. Я другого не возьму. И не буду пытаться тебя поранить…
- Я беспокоюсь не о себе.
Она остолбенела:
- О, мой бог, - ее глаза расширились. - Ты думаешь, что я причинила бы вред собственной дочери?
- Ты была бы не первой, - сказал Лукас, с горечью, что отнюдь нет. - Шок такая сука. Особенно, когда смешан с ядом, который трахает твои гормоны…
- Она - все, что у меня есть.
Карина выглядела так, словно была на грани слез. Он вынужден был перейти на более спокойный тон:
- И вот почему ты могла перерезать дочери горло в ту самую секунду, когда я давал ее тебе. Вы обе находитесь под моей ответственностью. Я говорил, что буду держать вас в безопасности. Я не хочу, чтобы ты навредила ей или себе.
- Нож находился у меня со времени завтрака, - сказала она ему. - Ты послал меня в комнату к Эмили. Я ее не убила. Если бы я попыталась, то ты не смог бы меня остановить…
- Генри мониторил твое сознание. Как только уровень твоего стресса достиг бы пикового значения, он бы отключил тебя.
- Тогда спроси у него, пыталась ли я убить ее или себя. У меня была возможность. Я раздобыла нож, значит, я могла повредить тебя. Не себя.
Лукас поднялся, пересек ванну и пригвоздил Карину к стенке ванны своим телом. Ощущение расположенного напротив него тела пихнуло его прямо к краю. Все ограничения, как поводки, наложенные им на себя, одно за другим с треском лопались. Карина повернулась в сторону, пытаясь прикрыться от него.
- Посмотри на меня.
Карина посмотрела на него. Лукас всмотрелся в ее глаза, в поиске своего рода индикатора здравомыслия.
- Если бы у тебя в руке был заряженный пистолет, ты бы выстрелила в меня?
- Нет. Если я тебя убью, то буду следующей. Даниель или Генри, или Артур, убили бы меня, и у Эмили никого бы не осталось.
Честный и рациональный ответ.
- Ты хочешь умереть?
Он хотел ее. Он хотел раздавить ее в своих руках и увидеть, что она его хочет.
- Нет, - затрясла головой Карина.
- Что ты хочешь? - спросил Лукас, твердо зная, что хотелось ему. Вот она, была прямо здесь, у его груди, в ловушке.
- Я хочу убежать, - сказала она ему. - Я хочу вернуться к своей жизни.
Она была стабильная и в здравом уме. Или же на столько здравомыслящая, на сколько он мог ожидать. Лукас отпустил Карину, и она покарабкалась от него.
- Карина, что ты будешь делать, если я тебе позволю оставить дочь?
Она остановилась. Он прочитал ответ на ее лице: «Что угодно». Она будет делать все что угодно. Она позволит ему делать все что угодно, и если ему потребуется, то будет симулировать, что ей это нравится.
Это был ответ, который должна была дать мать.
- Чего ты хочешь? - охрипшим голосом спросила она.
Он уловил в ее словах скрытую напряженность, словно она стояла на краю бездны в ожидании, что он подтолкнет ее.
- Ты можешь испечь шоколадный торт?
Возникла крошечная пауза, прежде чем она ответила:
- Да.
- Сделай один. Для Даниеля. Его любимый.
Карина ждала. Когда же он ничего не произнес, то она, наконец, спросила:
- И это все?
- Да.
Лукас ждал облегчения у нее на лице, но она просто сидела там зажавшись. Продолжая выискивать задуманную им хитрость.
- Ты действительно разрешишь мне быть с нею? - он еле услышал ее голос. - Без условий?
- Да.
И он будет большим дураком из-за этого. Ничего хорошего из этого не выйдет, как и из способа их борьбы. Генри будет думать, что он не в своем уме. Но Лукас чувствовал себя усталым. У него не было сил для борьбы в еще одной войне. И ему не хотелось, чтобы она была несчастной.
- Подготовь список всего необходимого вам обоим, и я отправлю его завтра в головной дом. В прошлый раз я проверил, что одеяла «Хэллоу Китти» продаются в любом супермаркете…
Карина закрыла свое лицо и заплакала.
Он сидел там и смотрел на ее судорожное рыдание, не зная, куда ему деваться. Ощущая себя некомфортно, как будто он вторгался во что-то личное. В нем взошло чувство вины, и он не был уверен, откуда оно могло взяться.
- Перестань, - наконец прорычал Лукас.
- Я не могу.
Ее содрогания постепенно умерли. Она плеснула немного воды себе на лицо и спросила:
- А можно я останусь с нею в ее комнате?
- Нет. Ты будешь оставаться со мной.
- Можно я буду спать на полу?
- Нет. Ты будешь спать в моей кровати, в точности как прошлой ночью.
- Почему?
«Потому что ты моя», - подумал Лукас. И потому что он будет о том знать, если она встанет посреди ночи.