— Это — лучшая карта, что у нас есть. Всё отмечено, как ты просил, шестой человек.
Марк мельком оглядел карту, начерченную цветной тушью на куске тонкой кожи, посчитал крестики, свернул кожаный лоскут в трубочку и сунул в карман.
— Спасибо за помощь. А вы не боитесь жить рядом с натоптанной тропой медведя?
— Мы ему неинтересны, — развел руками жаб. — Так уж получилось…
— Понимаю, — кивнул Марк. — Он вас не трогает, а соваться на его территорию другие ЗвеРрюги не особо-то и рискуют. Да, это лихо придумано.
Жаб улыбнулся. Знаменитой мудрой улыбкой жабок. Которая объясняла всё, лучше любых слов.
* * *На улице солнце стремительно возвращало ЗвеРре отнятое за ночь тепло. Движимые мыслью об яичнице с колбасой, Марк с Птекой почти бегом добрались до дома сурков по безлюдным пока ещё улицам.
— Если эти жабки и сами питаются свеклой и овсяным киселём, то немудрено, что медведь ими брезгует, — фыркнул Марк, входя в дом Птеки. — Хотя в моём мире медведь овёс очень даже любит… Говорят, что когда овсяные колосья наливаются до молочной спелости, медведи ночами выбираются на поля и с упоением их объедают. А владельцы полей устраивают на них засады…
— Мне кажется, овсяный кисель у жабок — исключительно для гостей, — осторожно заметил Птека.
— Мне тоже так кажется, — подтвердил Марк. — Пошли быстрей на кухню, я хоть у плиты погреюсь.
Кухня в доме Птеки, несмотря на ранний час, работала вовсю.
Увидев на пороге Полярную Звезду всея ЗвеРры и прочая, прочая, прочая, звеРрики по заведенному обычаю всячески засмущались и кинулись врассыпную.
Птеку это обстоятельство только порадовало: он по-хозяйски сунул нос в кастрюлю, пыхтевшую на плите, фыркнул презрительно "Каша!" и шмякнул на огонь чугунную сковороду.
Марк присел около печной дверцы, наслаждаясь теплом.
— Твои соплеменники меня всегда так панически бояться будут? — спросил он.
— Чудак, это мы тебя не боимся, это мы тебя уважаем! — Птека ловко резал колбаски и кидал ломтики на раскаленную сковородку.
Они сразу же начинали шкворчать и подпрыгивать, распространяя дивный запах, от которого у Марка слюнки бежали.
— А за что, собственно говоря, вам меня уважать? — усмехнулся Марк.
— За всё! — лаконично ответил Птека, щедро заливая подрумяненную колбасу яйцами.
— А всё-таки? — не унимался Марк, которому стало очень любопытно. — В первую, так сказать, голову?
Птека выкинул яичные скорлупки в мусорное ведро, почесал шевелюру.
— За человечность, пожалуй, что так! — радостно сообщил он и торжественно перенес сковороду на подставку.
— В любом другом месте это звучало бы чертовски трогательно, — задумчиво сказал Марк, поворачиваясь к печке другим боком. — Но в ЗвеРре — несколько зловеще. И всё же я рад, что выкинуло в ЗвеРру меня не куда-нибудь, а к вам в дом. Не знаю прямо, как бы я пережил овсяный кисель, попади я к жабкам.
— Жабки, наверное, тоже рады, — засмеялся Птека.
Он нарезал хлеб толстыми ломтями и без особых церемоний стал уплетать яичницу.
— А я?! — возмутился Марк.
— А ты, похоже, замёрз сильнее, чем проголодался… — невинно заметил Птека. — Голодные не сидят у плиты, когда на столе яичница с колбасой.
— Какой кошмар… И так обращаются с официальной Последней Надеждой Города. Которой обещали разносолы прямо в рот в любом доме по первому требованию!
Марк нехотя оторвался от печи и пересел за стол.
— Удивительно маленькие у вас сковородки, — сказал он некоторое время спустя. — Непростительно крохотные. Ну да ладно, коли есть больше нечего, давай посмотрим на скорую руку, что же нам жабки дали. Почитаем перед сном, так сказать.
Он расстелил на столе кожаный лоскут и стал придирчиво изучать начертанную на коже то ли карту, то ли план, то ли атлас, то ли комикс.
Но надо сказать, что среди залихватских вензелей, познавательных картинок в рамочках, уснащённых душеспасительными надписями и художественно выполненных пейзажей просматривались-таки отдельные фрагменты улиц города.
На карте ЗвеРра была вписана в некое подобие цветочка: идеальный круг-сердцевина и шесть полукружий лепестков. На "лепестках" перечислялись звеРрюги, держащие город в блокаде, а по ободу сердцевины вилась надпись "Безумие ЗвеРры". Речка на карте текла сверху вниз, делая по пути загогулины. В реке резвились схематичные рыбки.
Город был целиком выстроен на правом берегу реки, на левом же была изображена лишь пара ветхих хижин у подножия моста, соединяющего два берега. И ещё на левом берегу был кусок дороги. Дорога упиралась в Круг Безумия.
Птека убрал сковороду, ножи и вилки, и с любопытством склонился над кожаным лоскутом.
— О, наш дом. А вот Зубровый Замок. Красиво нарисован.
— Я-то надеялся, что у вас хотя бы направление "север-юг" указывают, — буркнул разочарованный Марк, разглядев карту. — Толку-то, что она вся в завитушках. Ну ладно, хоть такая. Синие и красные крестики вижу, молодцы, жабки. Только никакой закономерности в их расположении не улавливаю. Похоже, люди вываливались в ЗвеРру, как пророк ваш на душу положит. А я так надеялся, что эти крестики сложатся в какую-нибудь хитрую фигуру, которая таинственным образом укажет нам путь к Артефакту.
— Ты, и правда, так думал? — восхитился Птека.
Марк смутился.
— Ну-у… Где-то в глубине душе… В общем, я надеялся, что почерпну из мест гибели людей определенную информацию. Ладно, проехали. Вот я Могильники вижу. Ратушу вижу. А Волчьи Башни — это что?
— Это Волчьи Башни, — остроумно ответил Птека. — Волки в них живут. Башни как бы ограничивают тот кусок города, которому они покровительствуют.
— Который они контролируют, — перевёл сам себе Марк. — Угу-угу… А ваш дом стоит в зоне их покровительства?
— Нет, мы не попали. Мы больше к Зубровому Замку, хоть он и далековато. Лисы тоже башни предпочитают — легче от звеРрюг оборонятся, но их родовые дома в одном месте и называются Лисьи Норы.
— Офигеть! — одобрил название Марк. — Башня по имени Нора — это прямо гора по имени Футзияма.
— Только лисы, в отличие от волков и зубров, живут по всему городу. Не обязательно в Лисьих Норах.
— А для волков и зубров обязательно?
— Зубрам простор нужен — поэтому они свой Зубровый Замок очень любят, без дела их в городе и не увидишь, — обстоятельно объяснял Птека. — Чтобы они, к примеру, в "Весёлую крыску" зашли — ни-ни. А у волков башни везде… Лисы же общительные, им незазорно жить и рядом со звеРриками. И по кабакам шариться. Они каким-то образом умеют и себя не уронить, и со звеРриками общаться.
— А другие звеРри не умеют? — уточнил Марк.
— Не все, прямо скажем, — признался Птека. — Соболя тоже снисходят до нас, как и лисы. Лоси и зубры — просто не замечают. А если замечают, то ведут себя вежливо. А вот если рядом с волком окажешься, хочется сразу под лавку спрятаться. Волки — гордые ужасно. И жёсткие.
— Странно, волки, говоришь, гордые, а лисы, получается, нет?
— Нет, лисы не жёсткие, они — хитрые. Они всегда имеют своё мнение и подсмеиваются над всеми. Если звеРрик подойдёт к волку, тот его и слушать не будет. А лис выслушает, не погнушается. Только забудет через мгновение. А вот зубр или лось не забудут, если важное что-то.
— А соболя?
— Соболя слушать не будут. Чтобы услышали соболя, нужно сказать жабкам. Жабок они послушают.
— Всё запутано-перезапутано, — подытожил Марк. — А это что за живописные пейзанские лачуги?
— Чего? — изумился Птека, вглядываясь в карту.
— Что за домики за мостом? Под свитком с мудрой надписью о том, что истинная красота кроется в душе.
— А-а-а, понял. Там кислые мыши живут. Вонючие такие. За мостом следят. А в городе им жить запрещено. Из-за запаха. Это их дома.
— А дорога куда ведёт?
— Никуда. Это старая дорога, ещё до появления ЗвеРры была. Давно зачахла.
— Зачем же тогда за мостом следить, раз там тупик?
— Как зачем? — изумился Птека. — А как ЗвеРрюги с той стороны в город попадут? Вода ведь холодная! А кислые мыши мост в порядке держат. ЗвеРрюги их почти и не едят, — брезгуют. Так с самого начала ЗвеРры идёт — наступает полнолуние и на мосту должны зажигаться светильники, на каждой тумбе. Полная луна поднимается над Волчьими Башнями, над Зубровым Замком, над Лисьими Норами, светится мост над тёмной водой ЗвеРры-реки, и из чёрного леса идут звеРрюги в проклятый город, как повелел пророк… — последние, явно заученные слова он прознес нараспев.
Марк фыркнул недоверчиво.
— Да-да! — подтвердил Птека, задетый за живое его фырканьем. — Пока Артефакт не похитили, каждое полнолуние на мосту светились огни — единственные огни во всём городе, не считая лунного света. Их было видно и сквозь речной туман, и сквозь снег. Но уже пять лун мост стоит без огней.
— Охотно верю, — буркнул Марк и присмотрелся к лепесткам звеРрской ромашки. За рекой обитали ласки и выдры. И, частично, рыси — на карте река заканчивалась, упираясь в середину лепестка.
— А выдры-то с чего в звеРрюгах? — удивился он. — И нафига им мост?
— Выдры — для священного числа, я думаю, — серьезно объяснил Птека. — Выдры в городе и не появляются. Живут на Выдровом Водопаде, рыбу ловят.
— Приятно услышать о приступах благоразумия у объятых Безумием, — подытожил Марк. — Ладно, пошёл я спать, пока звеРрюги не выползли.
Марк сложил карту, зевая, добрёл до кровати, набитой сеном, стянул с себя кроссовки и дырявые носки. На джинсы сил не осталось, заснул прямо так. Во сне Марку казалось, что кто-то осторожно трогает его пятки.
Снилась разная чушь, по большей части неприятная.
* * *Проснулся Марк по установившейся привычке ближе к полудню.
Около кровати на скамеечке сидел Птека и трудолюбиво шелестел спицами, довязывая полосатый носок. Второй, готовый, лежал тут же, в плетёной корзинке, наполненной разноцветными клубками.
— Померь! — строго велел Птека. — Чтобы не маленький был.
Марк сел, взял протянутый носок. Надел. Тот был впору.
— Круто! — восхитился Марк. — Как у Буратино. Это ты мне пятки щекотал?
— Ага! — кивнул Птека. — Мерку снимал. Мы тут с ребятами решили тебе подсобить, пока спишь. Я вязал носки, Фтека — жилетку, а Гтека — шапку. С ушами. Красивую. Они тоже почти закончили.
— Ну вы, мужики, сильны! — покачал головой потрясённый Марк. — Вязать умеете! Просто нет слов.
— А ты не умеешь? — удивился в ответ Птека, разглядывая Марка, словно тот заболел.
— У меня бабушка вяжет… — стал оправдываться Марк.
— Вязание — дело мужское! — отрезал сурово Птека. — У нас даже гильдия вязальщиков есть. Турниры проводятся. На скорость вязания, на сложность, на красоту изделия. Да, забыл сказать, Чтека уже связал тебе перчатки. Под подушкой лежат.
Марк пошарил в изголовье, вытянул пару перчаток. Тоже полосатых.
— Экий я буду стильный парень! — восхитился Марк. — Местные красавицы падут.
— Так ты же от них сбежал? — удивился Птека, принявший слова Марка за чистую монету.
— Как обыкновенный человек, я испытываю комплекс неполноценности перед идеальной красотой эльфов, — отшутился Марк.
— Чего? — не понял шутки Птека. — Ты о ком говоришь?
— Ладно, неважно, — Марк потёр лицо ладонями, взлохматил шевелюру. — Дай сообразить, что нужно сделать до наступления ночи. И что можно сделать ночью. Пока мы ни на йоту не приблизились к разгадке, что же такое этот пресловутый Артефакт. Посмотрели на один труп. Похлебали киселя. Угу. Так, план вырисовывается. Пока светло, надо добраться до штаб-квартиры хранителей. Не хочу я по темноте ваши достопримечательности посещать. Мне гробницы с разбитым параличом волчарой и щербатым черепом хватило за глаза. Ты меня проводишь или покажешь на карте, где это?
Птека задумался.
— Провожу. Мне самому интересно посмотреть. Один туда сходить я всё равно не осмелюсь.
— А в компании с Чтекой, Фтекой и этим, Ктекой? — прищурился Марк.
— Не Ктекой, а Гтекой. Они не пойдут. Что они, дураки что ли…
— Приятно, чёрт побери, когда твои умственные способности ценят, — фыркнул Марк.
— Да нет, ты дело другое, — попытался загладить промах Птека. — Тебе отступать некуда.
— А Гтеке и остальным текам есть куда? — насторожился Марк.
— Тоже некуда, но ведь от нас ничего и не зависит. Держи.
Марк натянул носок. Пошевелил пальцами.
— Красота! Ну пошли, что ли… Да, ребята, раз уж вы такие мастера — может вы мне и рюкзак свяжете? Ну, мешок такой заплечный, с лямками. Я и на полосатый согласен, лишь бы прочный был.
— Свяжем! — пообещал Птека.
* * *На улице царил солнечный полдень, и ЗвеРра была на удивление приветлива и мила. Словно не здесь по ночам зубы стучат от холода и неизбывного ужаса. Милый, обаятельный город. Марк даже заметил пару окошек с белыми кружевными занавесками. В полдень та незримая тень, что нависла над ЗвеРрой, казалось, отступила под лучами солнца. И уши не мёрзли.
Марк шёл и чувствовал себя туристом, попавшим в восхитительное "средневековье с человеческим лицом". Чудесно пахли блинчиками и печёным на углях мясом уличные забегаловки. Над лавками распустились яркие полотняные навесы. Рука так и тянулась за фотоаппаратом, которого не было, чтобы запечатлеть причудливый фронтон, интересный карниз, уличную сценку, — чтобы потом показывать друзьям вместе с фотками: "а вот я в Праге", "а вот я в Лондоне", "я и Париж, Париж на заднем плане".
Мощёная окатанным булыжником улочка, петляя, вела к реке, которую, как и город, звали ЗвеРрой, а навстречу Марку и Птеке спешила легким шагом и лукаво улыбалась красивая девушка. Старая знакомая. Полярная лиса.
— О, Марк! Здравствуй! Ты чего от нас сбежал? Диса обиделась на тебя смертельно!
— Не люблю дешёвых представлений, — улыбнулся в ответ Марк. — Так и передай вашей роковой красавице.
— Всенепременно! — закрыв улыбку ладошками, серьёзно пообещала белая лисичка. — Скажу, что любишь дорогие представления.
— Скажи-скажи. Чернобурую леди, значит, зовут Диса. А рыжую?
— А рыжую — Ниса.
— А тебя?
— Ещё не догадался? — расхохоталась во весь голос полярная. Увидела кого-то знакомого и радостно ему замахала. — Илса меня зовут. Ну ладно, приятно было с вами пообщаться. Пойду, обрадую Дису, что шестой спаситель ещё живой.
Она прыснула в ладошку и, продолжая смеяться, заспешила по своим лисьим делам. Солнце золотило её белоснежные волосы.
— Диса, Ниса и Илса, вот оно как… — задумчиво пробурчал Марк, провожая полярную лисичку взглядом. — Три девицы под окном пряли поздно вечерком…
— Ты думаешь? — спросил Птека, морща лоб. — Мне кажется, они прялки в руках никогда не держали. Разве что веретено, — и то, прикидывая, как удобнее острым концом под ребро пырнуть.
— Это стихи, мой серьёзный друг… — отозвался пришедший в удивительно благостное настроение Марк. — Поэзия… Эх, не видела она меня в полосатом великолепии, которое вы связали. Не устояла бы, зуб даю.
Птека хотел что-то сказать, но потом, видно, передумал. Дальше шли молча.
* * *Если зубры квартировали в Зубровом Замке, а жабки в особняке у озера, то у хранителей Артефакта был целый дворец над рекой. С каскадом причудливых лестниц, с вереницей башенок, с мощной подземной частью.
Дворец, который вся ЗвеРра называла Олений Двор, горделиво красовался на высоком берегу неподалеку от моста.
За пять месяцев, прошедших со дня нападения, Олений Двор сильно обветшал. Обрушились стены ограды, зияла дырами черепичная кровля, осыпались разноцветные оконные витражи. Марка это удивило. Срок был явно недостаточным, чтобы нанести столь мощные разрушения крепкому строению.
— Здесь никто не ходит, — объяснил, как мог, Птека. — Мы думаем, что теперь это место заразно, можно Безумие ЗвеРры подцепить. Я с тобой: поэтому не боюсь.