Вот оно! Руническая цифра, вспыхнувшая огнем в небесах.
Но что она обозначала? Дни? Месяцы? Века?
— Тридцать, — сказал он вслух.
— Тридцать? — недоуменно повторил офицер. И Пулиса проняло холодом, точно демон прошел по его могиле.
Рассвет застал Нездешнего в одиночестве. Он открыл глаза и зевнул. Это его удивило — он не помнил, как уснул. Но обещание, данное Ориену, помнил. Он потряс головой и огляделся: старик исчез.
Нездешний поскреб щетину на подбородке.
Доспехи Ориена. Экая чушь!
— Эта затея тебя доконает, — прошептал он. Потом старательно наточил нож и побрился. Кожу саднило, но утренний ветерок приятно холодил ее.
Дардалион вылез из балки и сел рядом. Нездешний молча кивнул ему. Священник казался усталым, глаза у него ввалились; на взгляд Нездешнего, он похудел, и в нем произошла какая-то перемена.
— Старик умер, — сказал Дардалион. — Напрасно ты не поговорил с ним.
— Я поговорил.
— Я хотел сказать — по-настоящему. Те несколько слов у костра ничего не значат. Знаешь, кем он был?
— Знаю. Это Ориен.
На лице Дардалиона отразилось почти комическое удивление.
— Ты что, узнал его?
— Нет. Он приходил ко мне ночью.
— Значит, его власть очень велика. Ведь он умер прямо там, у костра. Сначала он долго рассказывал о себе, потом лег и уснул. Я сидел с ним рядом, и он умер во сне.
— Ты ошибся, вот и все.
— Навряд ли. О чем вы говорили?
— Он попросил меня достать для него одну вещь, и я пообещал, что достану.
— Какую вещь?
— Не твое дело, священник.
— Поздно отталкивать меня, воин. Когда ты спас меня, ты открыл мне свою душу. Когда твоя кровь влилась мне в горло, я познал всю твою жизнь и всю твою суть. Я гляжусь в зеркало и вижу тебя.
— Ты глядишься в кривое зеркало.
— Расскажи мне о Дакейрасе.
— Дакейрас умер. Ты верно сказал, священник: я спас тебе жизнь. Дважды спас. Так не нарушай моего права на уединение.
— Чтобы ты опять стал таким, как был? Ну нет. Посмотри на себя. Половина твоей жизни пропала зря. Ты пережил большое горе — и оно сломило тебя. Ты хотел умереть, но вместо этого убил только часть себя. Бедный Дакейрас скончался двадцать лет назад — а Нездешний разгуливает по свету, убивая ради золота, которое и потратить-то не может. Сколько душ отправлено в Пустоту — а для чего? Чтобы унять боль от незаживающей раны.
— Как ты смеешь читать мне проповедь? Ты говорил о зеркалах — так взгляни на себя, каким ты стал, убив двоих человек.
— Шестерых — и еще больше убью. Потому-то я так хорошо тебя и понимаю. Быть может, я заблуждаюсь — но, представ перед моим богом, я скажу ему, что делал то, что считал правильным: защищал слабых от сил зла. И этому научил меня ты. Не тот Нездешний, что убивает за деньги, а Дакейрас, спасший священника.
— Я не хочу больше говорить с тобой. — Нездешний отвернулся.
— Ориен знал, что ты убил его сына?
— Знал, — свирепо бросил Нездешний. — Это был самый гнусный мой поступок, священник, — но я рассчитаюсь за него сполна, Ориен об этом позаботился. Знаешь, я всегда думал, что сильнее ненависти нет ничего на свете, — но прошлой ночью узнал, что есть кое-что пострашнее. Он простил меня... и это уязвило меня больнее, чем каленое железо. Понимаешь?
— Кажется, понимаю.
— Я умру за него и этим покрою свой долг. — Смертью ничего не покроешь. О чем он тебя просил?
— Добыть доспехи.
— Те, что спрятаны на Рабоасе, Священном Великане.
— Это он тебе сказал?
— Да. И добавил, что человек по имени Каэм тоже охотится за ними.
— Каэм охотится за мной. Но для него же будет лучше, если он меня не догонит.
Сны Каэма были беспокойны. Он поселился в красивом доме у пурдолской гавани. Часовые были выставлены по всему саду, двое самых доверенных воинов несли караул у дверей. Окно было забрано решеткой, и в маленькой комнате стояла невыносимая духота.
Каэм проснулся и сел, нашаривая клинок. Дверь открылась, вбежал Дальнор с мечом руке.
— Что случилось, мой господин?
— Ничего, просто сон. Я что, кричал?
— Да, мой господин. Остаться с вами?
— Нет. — Каэм взял со стула полотняное полотенце и вытер лицо и голову. — Будь ты проклят, Нездешний, — прошептал он.
— Простите?
— Ничего. Оставь меня.
Каэм слез с кровати и подошел к окну. Он был тощ, совершенно без волос, и сморщенная кожа придавала ему вид черепахи без панциря. У многих его вид мог бы вызвать смех. Между тем этот человек был величайшим стратегом своего времени и прозывался Князем Войны. Солдаты уважали его, хотя обожание приберегали для других, более пылких военачальников. Но он вполне довольствовался уважением — сильные чувства смущали его и казались чем-то глупым и ребяческим. От своих офицеров он требовал повиновения, от солдат — отваги.
Теперь его собственное мужество подверглось испытанию. Нездешний убил его сына, и Каэм поклялся покарать его смертью. Но Нездешний — искусный охотник, и Каэм знал, что однажды ночью может опять проснуться с ножом у горла.
Хуже того — он может не проснуться вовсе. Братство разыскивает убийцу, но первые донесения бодрости не внушают. Один следопыт уже погиб, и среди братьев ходят толки о воинственном священнике-мистике, сопровождающем убийцу.
Каэм при всем своем таланте стратега был человеком осторожным. Пока Нездешний жив, он несет в себе угрозу планам Каэма. А планы эти грандиозны: одержав полную победу, Каэм станет правителем земель, превышающих величиной Вагрию. Лентрия, Дренай и сатулийские владения на севере — шестнадцать портов, двенадцать крупных городов и торговые пути, по которым с востока везут специи.
Начнется междоусобная война, и Каэм двинет свою силу против хиреющего коварства императора. Он прошел к бронзовому зеркалу на дальней стене и посмотрелся в него. Корона будет не к месту на этом голом черепе, но ее можно надевать не так уж часто.
Немного успокоившись, он вернулся в постель и уснул.
Очнулся он на какой-то темной горе, под чужими звездами, ошеломленный и растерянный. Перед ним стоял старик в изношенных бурых лохмотьях. Не открывая глаз, старец сказал:
— Добро пожаловать, воевода. Ты ищешь доспехи?
— Доспехи? Какие доспехи?
— Бронзовые доспехи. Доспехи Ориона.
— Он спрятал их — и никто не знает где.
— Я знаю.
Каэм сел напротив старца. Как и все знатоки недавней истории, он слышал об этих доспехах. Говорили, будто они обладают волшебными свойствами и обеспечивают победу тому, кто их носит, — но верили в это только простаки либо сказители. Каэм, досконально изучивший военную науку, понимал, что Ориен был всего лишь искусным стратегом. Тем не менее доспехи — это символ, и очень могущественный символ.
— Так где же они? — спросил Каэм. Старик так и не открыл глаз.
— Насколько велико твое желание получить их?
— Я с удовольствием взял бы их себе, но это не столь уж важно.
— Как ты определяешь, что важно, а что нет?
— Я все равно одержу победу, с ними или без них.
— Ты уверен, воевода? Пурдол держится стойко, а Эгель собрал в Скултике целую армию.
— Пурдол мой. Пусть не завтра, пусть через месяц, но он падет. Эгель же заперт в ловушке и ничем не может повредить мне.
— Сможет, если получит доспехи.
— Так они все-таки волшебные?
— Нет, это просто металл, но они служат символом — весь Дренай соберется вокруг человека, который наденет их на себя. Твои солдаты тоже о них наслышаны, и доспехи на вражеском полководце подорвут их дух — сам знаешь.
— Хорошо. Я согласен, что они могут мне навредить. Где они?
— В надирских землях.
— Эти земли велики.
— Доспехи спрятаны в сердце Лунных гор.
— Зачем ты говоришь мне все это? Кто ты?
— Я снюсь тебе, Каэм, — но слова мои правдивы, и твое будущее зависит от того, как ты их истолкуешь.
— Как мне найти доспехи?
— Следуй за человеком, который ищет их.
— Кто этот человек?
— Тот, кого ты боишься больше всех в мире яви.
— Нездешний?
— Он самый.
— Зачем ему доспехи? Ему все равно, кто победит в этой войне.
— По твоей указке он убил короля, Каэм, — и все-таки ты охотишься за ним. Дренай убьют его, если найдут. Возможно, он не прочь заключить сделку.
— Откуда ему известно, где находятся доспехи?
— Я сказал ему.
— Зачем? Что за игру ты ведешь?
— Смертельную игру, Каэм.
Старик открыл глаза, и в них вспыхнули языки пламени.
Каэм закричал — и проснулся.
Три ночи подряд Каэму снились бронзовые доспехи и два легендарных меча. Однажды он увидел, как доспехи парят в воздухе над Скултикским лесом, сверкая, словно второе солнце. Потом они медленно спустились к верхушкам деревьев, озарив армию Эгеля своим светом. Деревья превращались в людей, и армия росла, становясь огромным, непобедимым войском, На вторую ночь Каэм увидел, как Нездешний идет по лесу со страшным мечом Ориена, и вдруг понял, что убийца подбирается к нему. Каэм побежал, но ноги не слушались его, и он мог лишь смотреть в ужасе, как Нездешний рубит его на куски.
На третью ночь Каэму приснилось, что он сам в доспехах Ориена всходит на мраморные ступени вагрийского трона. Восторженные крики толпы наполняли его радостью, и в глазах своих новых подданных он увидел обожание.
Утром четвертого дня он едва мог сосредоточиться, выслушивая доклады своих офицеров. Он старался вникнуть в нескончаемую череду мелких трудностей, которые испытывает всякая воюющая армия. Припасы с запада поступают медленно, поскольку повозок оказалось меньше, чем требуется; спешно строятся новые телеги. Под Дренаном перебили шестьсот лошадей, обнаружив, что некоторые из них кашляют кровью; мор, как полагают, остановлен. К недавним нарушителям дисциплины применены суровые меры, но следует помнить о том, что солдаты питаются впроголодь.
— Это лентрийцы? — спросил Каэм. Вперед выступил молодой Ксерт, дальний родственник императора.
— Они отбили нашу первую атаку, мой господин, но мы все-таки оттеснили их назад.
— Вы обещали мне, что с десятью тысячами войска покорите Лентрию за неделю.
— Солдатам недостает храбрости.
— За вагрийцами такого никогда не водилось. Чего им недостает, так это вождя.
— Моей вины тут нет, — огрызнулся Ксерт. — Я приказал Мисаласу взять высоту на их правом фланге, чтобы я мог вклиниться к ним в середину. Но он не выполнил приказа — при чем же тут я?
— Мисалас командует легкой кавалерией, одетой в кожаные панцири и вооруженной саблями. Правый фланг неприятеля окопался на поросшем деревьями холме. Как, во имя Духа, могла легкая кавалерия взять такую позицию? Ясно, что лучники разнесли их в пух и прах.
— Я не позволю унижать себя подобным образом, — воскликнул Ксерт. — Я напишу дяде.
— Благородное происхождение не освобождает от ответственности. Вы дали много обещаний и ни одного не сдержали. Оттеснили назад, говорите вы? А я такого мнения, что лентрийцы дали вам по носу и отошли на подготовленные позиции, чтобы повторить это еще раз. Я велел вам занимать Лентрию быстро, не давая им окопаться. А что сделали вы? Стали лагерем у них на границе и начали засылать к ним лазутчиков, так что и слепому было ясно, что вы собираетесь напасть. Из-за вас я потерял две тысячи человек.
— Это нечестно!
— Молчать, слизняк! Я увольняю вас со службы. Отправляйтесь домой!
Кровь отхлынула от лица Ксерта, и он потянулся к своему дорогому кинжалу.
Каэм улыбнулся.
Ксерт замер, отвесил быстрый поклон и на негнущихся ногах вышел из комнаты. Каэм оглядел оставшихся. Десять офицеров застыли по стойке “смирно”, и никто не смотрел ему в глаза.
— Все свободны, — сказал он и подозвал к себе Дальнора, предложив ему стул.
— Ксерт отправляется домой.
— Я слышал, мой господин.
— Дорога опасная... мало ли что может случиться.
— Да, мой господин.
— Взять хотя бы этого наемного убийцу, Нездешнего.
— Да, мой господин.
— Император придет в ужас, узнав, что подобный злодей лишил жизни члена вагрийского августейшего дома.
— Так и будет, мой господин. Император приложит все усилия, чтобы выследить его и убить.
— Значит, нужно позаботиться о том, чтобы с молодым Ксертом ничего не случилось. Дай ему охрану.
— Слушаюсь, мой господин.
— И еще, Дальнор...
— Да, мой господин.
— Нездешний пользуется маленьким арбалетом, стреляющим черными железными стрелами.
Глава 7
В старом форте сохранились только три стены двадцати футов высотой, четвертую окрестные жители разобрали на камни для своих построек. Теперь в ближней деревне не осталось никого, и форт возвышался над ее руинами, как изувеченный страж. В маленьком замке — если он заслуживал такого названия — было сыро и холодно. Часть кровли провалилась, а в большом зале, судя по всему, одно время держали скот — запах не выветрился и по сию пору.
Геллан приказал загородить проем в четвертой стене повозками — он готовился к нападению вагрийцев. Дождь лил как из ведра, и древние бастионы блестели под его струями, как мраморные.
Молния прорезала ночное небо, на востоке прокатился гром. Геллан, завернувшись в плащ, смотрел на север. Сарвай взобрался к нему по искрошившимся ступеням.
— Надеюсь, что вы правы, — сказал он. Геллан не ответил, одолеваемый отчаянием. В первый день он был убежден, что вагрийцы найдут их. На второй его опасения возросли еще более. На третий — забрезжила надежда, что они еще въедут в Скултик под фанфары.
Потом зарядил дождь, и повозки увязли в грязи. Надо было ему тогда уничтожить все припасы и уходить — теперь он это понял. Но он слишком долго медлил, и вагрийцы успели окружить обоз.
Можно было пойти на прорыв, как и предлагал Йонат, но Геллан был одержим желанием доставить провизию Эгелю.
Надеясь, что вагрийцев окажется меньше двух сотен, он повернул обоз к разрушенному форту Мазин. Против двухсот человек полсотни его солдат могли удерживать форт дня три. Трое гонцов тем временем отправились в Скултик за помощью, Но на сей раз удача изменила Геллану. Разведчики донесли, что у вагрийцев около пяти сотен — очень возможно, что защитников сомнут при первой же атаке.
Разведчиков Геллан тут же отрядил к Эгелю, а потому никто — даже Сарвай — не знал, какова численность противника. Поступая так, Геллан чувствовал себя предателем, но боевой дух — штука тонкая.
— Мы продержимся, — сказал Геллан, — даже если их больше, чем мы думаем.
— Западная стена еле стоит — даже ребенок мог бы свалить ее, если разозлится как следует. И повозки — не слишком надежная преграда.
— Ничего, сойдет.
— Так вы думаете, их две сотни?
— Ну, может быть, и три.
— Надеюсь, что нет.
— Вспомни устав, Сарвай, — там говорится: “Крепость возможно удерживать против врага, в десять раз превышающего силы защитников”.
— Не хотелось бы спорить с вышестоящим офицером, но мне помнится, что в уставе сказано “в пять раз”.
— Проверим, когда вернемся в Скултик.
— Йонат снова жалуется, но люди довольны, что оказались под кровом. Они развели в замке огонь. Почему бы вам не спуститься туда на время?
— Беспокоишься за мои старые кости?
— Вам надо отдохнуть. Завтрашний денек будет не из легких.
— Да, ты прав. Позаботься, чтобы часовые были настороже.
— Приложу все старания.
Геллан пошел было вниз, но вернулся.
— Вагрийцев больше пятисот, — сказал он.
— Я так и думал. Ложитесь-ка спать. И осторожней с этими ступеньками — я всякий раз молюсь, когда хожу по ним.
Геллан осторожно спустился вниз и прошел через мощеный двор к замку. Петли ворот проржавели, но солдаты подперли створки клиньями. Геллан протиснулся в щель и подошел к огромному очагу. Огонь горел жарко, и Геллан погрел над ним руки. Когда он вошел, все разговоры стихли, и солдат по имени Ванек обратился к нему: