Их было двое – белокожих черноволосых мужчин с желтыми раскосыми глазами, цепкими взглядами и четкими экономными движениями. Одного звали Эрберт, другого Костас. Они легко и быстро делали всю работу по дому – с помощью магии такого уровня, что у Повелителя Холода от восторга перехватывало дыхание, – а потом выбирали местечко на склоне спящего вулкана и обнажали мечи…
Мюрр ходил за ними как привязанный. Из кожи вон лез, пытаясь понравиться. Но дарианцы едва замечали мальчика, ограничиваясь в общении с ним короткими равнодушными репликами: «Да, Господин», «Нет, Господин».
Так же коротко они ответили на его робкую просьбу подержать в руках меч.
– Нет, Господин, – сказали дарианцы, вежливо согнувшись в поклоне. При этом они не сочли нужным объяснить свой отказ, а у Мюрра хватило гордости не опускаться до слезливых: «Почему?» и «Ну, пожалуйста!»
Мюрр стискивал зубы и терпел, пряча обиду. Он учился у них – без их согласия – магии. С восхищением смотрел на блестящую круговерть их мечей.
Каждый из дарианцев имел при себе два меча – один длинный и прямой, другой короткий с небольшим внутренним изгибом. Длинный они называли «цэрэ», короткий «ова». У короткого дужки крестовины изгибались книзу – ими цепляли цэрэ, чтобы выбить меч из рук противника. Это происходило довольно часто и служило верным знаком к окончанию боя – оставшийся с ова дарианец какое-то время защищался, продолжая бой, но вскоре оказывался прижатым к скале с направленным в грудь острием.
Да, еще ни разу ни одному из противников не удавалось устоять с одним мечом против двух.
Однажды Мюрр как обычно смотрел их бой, сидя на сером куске вулканического камня. Дарианцы кружили друг против друга, мечи со свистом рассекали воздух и выписывали замысловатые фигуры с такой скоростью, что движения не фиксировались глазом, размазывались, отчего оба воина казались расплывчатыми многорукими призраками.
Мюрр смотрел, будто завороженный, на удивительный смертоносный танец, как вдруг…
От сражающихся словно отскочила горячая молния, издала короткий хищный посвист и ударила прямо возле ног мальчика. Сначала он просто не успел испугаться, а потом… У него остановилось дыхание, когда он понял что это такое! Прямо у его ног дрожал воткнувшийся в пористый вулканический грунт цэрэ Эрберта!
Мюрр протянул руку и осторожно коснулся костяной, оплетенной кожей рукояти, которая еще сохраняла в себе жар неистовой схватки. Потянул, высвобождая клинок. Восхищенно посмотрел на блестящее, с темными, почти черными разводами лезвие, на оскаленную морду диковинного существа, выгравированную на плоской части клинка.
– Дай сюда, – раздался рядом тихий вкрадчивый голос.
Мюрр поднял голову. В двух шагах от него стоял Костас, недвусмысленным жестом направляя ему в грудь парные мечи.
– Возьми… Если сможешь… – прошептал мальчик в ответ. Голос вдруг стал каким-то чужим и хриплым.
– Возьму… У мертвого… – Костас хищно улыбнулся и скользнул к нему…
Конечно, силы были не равны. Уже с первых мгновений боя левая рука Мюрра повисла болезненной плетью, а рана под ребрами не позволяла как следует вздохнуть. Но сдаться он не мог. Просто не мог. Ему казалось, что в эти мгновенья от стойкости зависит его будущее.
– Отдашь? – спрашивал Костас, нанося очередной, болезненный, но не смертельный порез.
– Возьми… Если сможешь… – Мюрр шипел, как загнанный зверь, но упорно продолжал бой.
Внезапно Костас остановился. Глянул на измотанного боем, окровавленного, но не потерявшего отчаянной решимости подростка. Сплюнул на серый пористый камень.
– Вот упрямый! Ну, не убивать же тебя в самом-то деле! Кстати, а почему ты не использовал магию, дурила?
Мюрр промолчал. В магическом плане он был сильнее. Даже не зная толком заклинаний и оперируя лишь чистой энергией, Повелитель Холода, скорее всего, выиграл бы этот бой. Но ему-то нужно было совсем другое – заслужить уважение этих удивительных воинов, получить право на равных общаться с ними, учиться у них.
– Понятно… – Костас глядел на подростка со странной смесью злости, досады и… уважения. – Тебя как зовут-то, парень?
– Никак. У меня нет имени.
– Плохо. У каждого человека должно быть имя.
– Костас! – предостерегающе воскликнул Эрберт. – Не вздумай!
– Этот мальчик заслуживает того, чтобы иметь имя! – зло отрезал Костас.
От этих слов у Повелителя Холода внезапно пересохло во рту.
– А ты будешь меня учить? – хмелея от собственной наглости, выпалил он.
– Да. Ты только что в бою заслужил свое право учиться, – серьезно ответил Костас.
Учеба Мюрра продолжалась ровно два дня. А на третий внезапно появился отец, и дом замер в предчувствии беды. Застигнутый врасплох, Мюрр не успел пополнить тайную «кладовую памяти» – большая часть того, чему научил его Костас, осталась «снаружи».
Следуя ритуалу, оба дарианца почтительно склонили головы перед Проклятым, сказали формулы приветствия.
Акар досадливым жестом прервал, не дослушав, спросил у Эрберта:
– Ну? Что стряслось? Ты послал мне срочный зов.
– Да, Великий… Все дело в Костасе… Он нарушил ваш запрет: решился обучать Господина. Больше того, придумал ему имя!
Проклятый помрачнел:
– Так, Костас?
– Да! – Дарианец поднял голову и решительно посмотрел в глаза Высшему. – Да, я учил его. Дал ему имя. Не знаю, какое преступление он совершил, но одно я знаю наверняка: нельзя так поступать с собственным сыном. Даже Высшему нельзя, иначе…
– Ты мне угрожаешь? – вскинул бровь Проклятый.
– Не я, – усмехнулся Костас. – Не я…
Проклятый проследил за взглядом дарианца и подошел к сыну. Спросил:
– Тебе понравилось имя?
– Да. Да!
– Посмотри мне в глаза, сынок.
Сынок! Мюрр не поверил своим ушам – впервые Акар назвал его так. Мальчик послушно взглянул в черные глаза отца, наслаждаясь вырвавшимся у того словом. Безропотно позволил отцовскому взгляду проникнуть в свой разум и не сопротивлялся, когда тот безжалостно выдрал у него из памяти едва обретенное имя…
Мальчик очнулся в доме на привычном лежаке из вулканического камня. Голова гудела и отзывалась болью на каждое движение.
– Вы очнулись, Господин? – Эрберт протянул ему кувшин охлажденного разбавленного вина.
– А где отец?
– Ушел.
– А Костас?
Эрберт промолчал.
– Где Костас?! – взвился Повелитель Холода.
– Вам не нужно этого знать, Господин. – Эрберт угрожающе положил руки на рукояти мечей.
И тогда Мюрр ударил магией. Эрберт успел отбить заклинание, а потом… Вновь силы были не равны. Только теперь перевес оказался не на стороне дарианца…
Вскоре Эрберт, связанный по рукам и ногам сетью из холода, лежал на полу, а Повелитель Холода нависал над ним и повторял один и тот же вопрос:
– Где Костас?
– Не знаю, – хрипел дарианец.
– Зря, – усмехался Мюрр и вонзал очередную ледяную иглу в его тело.
Повелитель Холода тогда еще был неумелым палачом и очень быстро перешел грань. Но Эрберту рано было умирать. К счастью, Мюрр вовремя спохватился и успел вернуть дарианца к жизни. И сам удивился, как ему это удалось. Он заинтересовался своими новыми способностями и уже сознательно вывел Эрберта за порог смерти, а потом вернул обратно.
– Вот как! Интересно, – бормотал Мюрр, увлеченно экспериментируя со своей агонизирующей жертвой. – А если так? – Он почти забыл, зачем первоначально затеял все это, так увлекли его новые возможности.
– Я скажу! Все скажу! – завыл бьющийся в конвульсиях Эрберт.
– Что? – удивился Мюрр. – Ах, да! Ну, говори.
– Костас… его сожрали сюрры… живьем… по приказу Всевластного…
– Так. – Мюрр откашлялся. Горло внезапно скрутило, непонятный спазм мешал говорить. – Так… А ну-ка перескажи мне дословно разговор Костаса с моим отцом.
– Какой разговор?
– Который состоялся здесь, в комнате. Сразу после того, как ты предал друга.
Эрберт дернулся, словно от удара.
– Я выполнял свой долг!
– Ладно, ладно. Это неважно. Просто перескажи мне разговор. – Мюрр потер лоб. В голове мелькали обрывки воспоминаний, ему казалось, что тогда прозвучало нечто очень важное.
– Костас сказал, что нельзя так обращаться с вами, какое бы преступление вы не совершили…
Мюрр горько усмехнулся. Похоже, его единственное преступление в том, что он родился.
– …признался, что учил вас, что дал вам имя…
– Стоп! Имя! Какое имя он мне дал?!
– Э… Вы выбирали имя вместе. Костас сказал, что иногда имена дают по названию города или мира, где безымянный появился на свет, но ваш мир называется Миррюэль, это слишком нежное имя для мужчины. Вы сказали, что местных жителей зовут сюррами, что вам нравится это слово – сюрр-р-р. В нем слышится зловещий рокот вулкана, грохот камнепада и много чего еще грозного и предостерегающего. Тогда Костас засмеялся и сказал, что название расы полуразумных ящеров не годится в качестве имени будущему Богу. Но раз вам оно нравится… Можно заменить букву «с» на «м». Получится имя – Мюрр – не менее зловеще и предостерегающе… Господин, а что теперь будет со мной?
– Что… – Повелитель Холода с усмешкой взглянул в лицо предателя. – То, что ты заслуживаешь…
Несколько дней Мюрр прожил в доме один, а потом объявился отец.
– Где Эрберт? – холодно спросил Проклятый.
– Его сожрали сюрры. Живьем, – так же холодно отозвался Мюрр.
Акар пристально глянул сыну в глаза, сканируя разум, но к своему изумлению обнаружил лишь пустоту – словно перед ним стоял новорожденный без единой мысли и воспоминания. Мюрр хорошо подготовился к встрече, упрятав все до последней мысли в тайную «кладовую». Таким способом он хотел уязвить отца, в некотором роде бросить ему вызов, пытаясь хоть как-то отомстить за гибель Костаса. Акар снова и снова прочесывал разум сына в поисках упрятанной «кладовой», но не находил. Нарастала досада, постепенно перерастая в злость.
– Что ты такое устроил, поганец? – прошипел Проклятый.
– Ты о чем? – удивился Мюрр. Внешне он был сама невинность, но Акар остро чувствовал его торжество и… насмешку.
Проклятый переменился в лице. Он вдруг понял, что наглый мальчишка уже несколько лет обманывает его. Страшно даже предположить, какие именно знания хранятся в голове сына! Акара пробрала дрожь. Мюрру сейчас всего пятнадцать, а он уже способен на такое! Что же будет лет через сто?! Возникла паника и острое желание убить – покончить с ненужным отпрыском прямо сейчас. Он машинально глянул сыну в лицо и… не осмелился поднять на него руку. В глазах Мюрра было что-то такое… Не угроза, нет. Скорее, предупреждение, совет: «Даже и не пытайся».
Акар тяжело сглотнул, пробормотал:
– Что ж, пусть так… Я пришлю новых слуг. – Уже у двери он оглянулся через плечо. – Ты придумал себе дурацкое имя, сынок…
Слуг, вернее, служанок было трое, и едва взглянув на них, Мюрр остолбенел – за исключением матери он никогда раньше не видел женщин.
Девушки были из племени трагги. Две из них едва удостаивали его взглядами, мрачно и деловито выполняя положенную работу, а третья…
Внешне ее поведение ничем не отличалось от поведения подруг, но безошибочное чутье подсказало Мюрру – он симпатичен ей. Девушке одиноко, страшно и очень хочется поговорить с ним. Она бледнела и застывала, заслышав доносящиеся раскаты ломаемой землетрясением поверхности. Вздрагивала, когда неподалеку начинал буянить вулкан, с гулким ревом извергая густой столб огня и камней. Едва не разбила кувшин с вином, когда, перекрывая прочие звуки, донесся отчаянный крик съедаемого заживо сюрра.
Мюрр подошел к девушке, положил свои ладони поверх ее тонких, дрожащих на горловине кувшина пальчиков, и сказал ласково, как только мог:
– Не бойся. У дома очень прочная защита. Ему не страшны ни вулканы, ни землетрясения, а сюрры сами боятся… э… меня. По собственной воле они сюда не придут.
Девушка подняла на него черные бездонные глазищи, улыбнулась и собралась ответить, но не успела.
– Ронна! – раздался резкий окрик одной из трагги. – Не смей!
Девушка вздрогнула, виновато посмотрела на Мюрра и юркнула к очагу.
– Что это значит? – повысил голос Мюрр. – Вам запрещено даже разговаривать со мной?!
– Да, Господин, – твердо ответила та, что окликала Ронну.
Мюрр едва удержался, чтобы не начать крушить все подряд. Его остановил взгляд Ронны: напряженный, напуганный. Мюрр стрелой выскочил из дома, разыскал поселок сюрров и долго отрабатывал на них приемы боевой магии, в тщетной надежде выплеснуть свою обиду и отчаяние.
Домой он вернулся, когда стояла глубокая ночь. Вообще, на Миррюэле дни и ночи были почти не различимы. Днем солнце заслоняли темные тучи дыма и пепла, а по ночам вместо солнца светили огненные столбы вулканов. И все же ночь на Миррюэлле была. Порой даже удавалось разглядеть в темных разрывах пылевых туч далекие капельки звезд.
Но в ту ночь Мюрр не смотрел на звезды. Он возвращался подавленный, растерянный, полный мятущейся тоски. Впервые ему в голову закралась мысль, что он не живет, а просто отбывает отпущенное судьбой время в ожидании смерти. Его нет, он не существует. Он так и остался нерожденным – погиб по воле отца от волшебного огня в утробе матери. И теперь он лишь тень, застрявшая навеки между жизнью и смертью.
Мюрр шел, спотыкаясь на каждом шагу, но по мере приближения к дому его все сильнее охватывало новое острое чувство, вернее предчувствие – предчувствие смерти. Оставшееся расстояние он пробежал, ворвался в дом и понял, что опоздал – три девушки-трагги лежали в углу на циновках, где обычно спали слуги. Две из них были мертвы, а Ронна еще жила, но ее взгляд уже подергивался такой знакомой ему льдистой пеленой.
Мюрр торопливо склонился над ней. Он знал, что ему по силам удержать ее на самом краешке небытия и выдернуть обратно. В свое время он вволю натренировался делать это на Эрберте.
– Не бойся, я спасу тебя, – прошептал Мюрр, гладя девушку по спутанным, чуть влажным от предсмертной испарины волосам.
Она через силу улыбнулась в ответ:
– И ты не бойся… Утром… я… вернусь…
Ее слова показались Мюрру бредом. Он отмахнулся от них и крепко уцепился за видимые ему одному тоненькие ниточки ее уходящей души. Он знал, что если завязать узелок вот здесь, и здесь… и здесь… а потом закрепить их вот так, то…
Ронна закашлялась и села, недоуменно оглядываясь по сторонам.
– Не бойся, ты больше не умрешь. – Мюрр снова погладил ее по волосам. Ощущения оказались приятные, словно он гладил шелк.
…Из шелка были платья матери, и Мюрр, будучи ребенком, однажды целых восемь ударов сердца держался за ее подол, пока она не заметила и сердито не оттолкнула его ручонку прочь…
– Ты не умрешь, Ронна, – повторил Мюрр.
Она удивленно взглянула на него.
– Конечно же, умру, Господин. На следующую же ночь.
– Ты можешь называть меня по имени.
– Н-нет, Господин. Всевластный запретил строго-настрого… и…
– Тогда не надо! – Мюрр вспомнил участь Костаса и содрогнулся. – А поговорить мы можем? Просто поговорить? Хоть немного, а?
Девушка обвела нерешительным взглядом мертвые тела подруг.
– Они ничего не узнают, клянусь! – поспешил заверить ее Мюрр.
Они проговорили всю ночь. Ронна поведала ему про трагги и их загадочное проклятие еженощной смерти. Рассказала о Несуществующих мирах. Наплевав на запрет, рассказала про амечи и дейвов, и много-много еще чего. И это была первая из череды самых счастливых ночей в жизни Мюрра…
Утром они вели себя так, словно и не было тайного ночного разговора. На всякий случай Мюрр ушел на весь день из дому и бродил среди душистых зарослей отлипа, отчего у него сладко кружилась голова – запах этих широколистных деревьев дурманил почище иного вина. Раньше он очень редко забредал сюда. Мюрр не любил зыбкое, ускользающее чувство опьянения, когда разум перестает подчиняться тебе. Повелитель Холода предпочитал сохранять ясность рассудка. Но сегодня… Ему хотелось праздника. Хотелось смеяться без причины, забыть равнодушие матери, жестокосердие отца, гибель Костаса и собственную, незавидную участь пленника.