Я хотел объяснить ей все мысли, что пронеслось у меня в голове, но не смог подобрать слов. Дыхание перехватило и сил, которых мгновение назад казалось бесконечное множество, осталось только на короткую фразу:
– Я люблю тебя!
Она на какое-то мгновение внимательно вгляделась в мое лицо, потом, очевидно, усмотрев на нем что-то, ведомое только ей, подошла ко мне, нежно обняла и, слегка приподнявшись на цыпочках, сказала:
– Я знаю! Я тоже тебя люблю!
Никогда бы не подумал, что эти три простых слова могут принести столько счастья. Я принялся целовать ее лицо, волосы, шею, плечи, а она с удовольствием поворачивалась, чтобы мне было удобнее.
Я подхватил ее на руки и отнес в комнату, опустив на диван. Она не сопротивлялась, только дыхание у нее стало более горячим и учащенным.
А потом мы любили друг друга. Любили так, как никогда до этого. Мне казалось, что мы растворились один в другом, стали неким единым существом, словно и чувства и мысли у нас слились и мы, угадывая малейшие желания этого нового объединенного существа, тут же выполняли их со всем энтузиазмом свойственным каждому новорожденному…
После мы долго лежали обнявшись и курили, почти не разговаривая. Все внешние проблемы куда-то делись, не существовало ничего, кроме нас двоих и клубов табачного дыма над головой, которые превращали и без того темную комнату, едва освещенную тусклым светом маленькой свечки в некое сюрреалистическое помещение.
– Сколько сейчас времени, интересно? – лениво спросил я, потягиваясь.
– Не знаю даже, – честно ответила Кира. – Часа два, примерно. Электричества нет, часы отключились, а мои наручные на кухне где-то валяются…
– Два часа ночи… – протянул я. Надолго же меня вырубило…
Кира удивилась.
– Почему ночи? Два часа дня! Я проснулась к вечеру, а ты устал и уснул в кресле. Я не стала тебя будить, немного похозяйничала на кухне и опять в постель легла. А утром ты так сладко спал, что я решила тебя не трогать. Думаю, пусть спит, пока спится! Вот ты и дрых бессовестно – целых полдня! А мне так страшно было! На улице жуть, что творится… Крики какие-то постоянно, выстрелы, небо черное, ничего не видно, дождь шел невероятный, думала, окна повыбивает. Сейчас вот только все закончилось, с час назад… Что происходит, Ярик?
Я вскочил на ноги. Вот это была новость! Это значит, что я был без сознания где-то сутки.
За окном разглядеть хоть что-нибудь не представлялось возможным. Я нашел свой пиджак и достал телефон. Трубка была мертвой. Не то, чтобы сигнал отсутствовал, телефон был просто выключен и не реагировал ни на какие нажатия. Я проверил – аккумулятор вроде на месте, вчера трубка была заряжена полностью и за такой срок разрядиться не могла.
– Кира, дай, пожалуйста, твой телефон! – мне в голову закралось некое крайне неприятное подозрение.
Кира кивнула, встала с постели и, закутавшись в одеяло, вышла на кухню. Вернулась она с крайне удивленным видом.
– Вот, держи, только он чего-то отключился… вроде заряжен был, странно…
Все стало потихоньку укладываться в одну картинку. Самолеты, которые падали, взорвавшийся чайник, машина, не желавшая заводиться, отсутствие электричества, теперь вот телефоны. Такое ощущение, что со вчерашнего дня перестала действовать вся электроника, полностью и целиком, словно никогда прежде и не работала. А только ли электроника?
– У тебя же вроде газовая плита? Газ есть?
Кира покачала головой.
– Нет, ни света, ни газа, ни воды. Я уже проверяла, когда чай хотела поставить.
– Ты все пакеты разобрала?
– Нет, только штуки три успела.
Я взял свечку и пошел рыться в пакетах, разбросанных в прихожей и после непродолжительных поисков обнаружил искомое. Иван вчера сложил мою часть нашего боевого вооружения в обычный пакет, а сумку забрал с собой. Пистолет, автомат, нож в кожаном чехле, патроны, все было на месте.
Захватив все это добро, я вернулся в комнату.
Кира ахнула:
– Зачем это?
– Так, на всякий случай…
Я проверил, стоял ли пистолет на предохранителе. Вроде, все было в порядке, обойма на месте, рычажок сверху.
Я быстро оделся, накинул пиджак и сунул пистолет в карман.
– Пойду, выйду, посмотрю, что к чему…
Кира решительно загородила дверь.
– Я тебя никуда не пущу!
Я мягко взял ее за плечи.
– Я ненадолго, любимая. И недалеко. Не можем же мы сидеть тут ничего не понимая и не предпринимая.
– Там стреляли… кричали… женщины кричали…
– Я буду осторожен. Ты никому дверь не открывай, кроме меня. Вообще никому, даже если знакомые вдруг появятся какие-нибудь. Договорились?
Она кивнула.
– Ну вот и славно. Ты у меня умница! Ты самая лучшая!
Я нежно поцеловал ее в мягкие губы, подошел к двери и прислушался. В подъезде было тихо, а сквозь глазок при всем желании невозможно было ничего разглядеть.
Я перевел рычажок предохранителя на пистолете в положение «огонь», так, на всякий случай, и осторожно открыл дверь.
Кира стояла позади, я рукой показал ей, чтобы сразу заперлась, и выскользнул на лестничную площадку. За моей спиной тут же щелкнул замок.
В подъезде было темно, но глаза уже стали привыкать к такому освещению и я смог различить и перила и ступеньки. Осторожно-осторожно, держась одной рукой за перила и выставив перед собой пистолет, я начал спускаться вниз.
Подъезд словно вымер, а может, так оно и было. Как я не прислушивался, ни малейшего шороха вокруг слышно не было, кроме тихих звуков моих шагов.
Дверь подъезда тихонько скрипнула и я вышел на улицу.
Было не так уж темно, как казалось из квартиры. Можно было, хотя и с трудом, разглядеть контуры соседних домов, пару поваленных деревьев поблизости, три или четыре перевернутые машины…
Вот только туман, появившийся вчера, никуда так и не делся.
И было очень страшно. Невероятно. Как в детстве, иррационально, до дрожи в коленях.
Я постарался успокоиться, но получалось плохо.
Много же всего произошло за то время, что я был без сознания. Неудивительно, что Кира испугалась.
При таких разрушениях, какая же должна была быть буря?..
Людей видно не было, ни одного. И ни криков, ни выстрелов, о которых говорила Кира, я не услышал, как ни старался.
Все мертвы? Или попрятались?
Осторожно, шаг за шагом, стараясь всеми силами справиться со страхом, я пошел вдоль дома к дороге.
Откуда взялось столько мусора? Сломанные ветки, коробки, пакеты, старые покрышки – чего только не валялось под ногами. Такое ощущение, что ветром сюда принесло соседнюю помойку целиком.
И отвратительный, вызывающий рвотные позывы запах гари вокруг постоянно заставлял судорожно переводить дыхание.
Видимость была метров на двадцать вперед и то, если пристально вглядываться, подолгу замирая на одном месте. А вот что творится дальше разобрать было невозможно.
Мою машину, которую я вчера бросил прямо перед подъездом, я обнаружил в стороне, перевернутую на бок.
Был ли смысл далеко удаляться от дома? Поразмыслив немного, я решил не рисковать. При такой тьме вероятность набрести на неприятности, в чем бы они нынче не выражались, была слишком велика. А Кира могла забеспокоиться и отправиться за мной на поиски. Это было вполне в ее характере. Лучше всего было подождать. День или два или сколько потребуется. Продукты есть, воды пока тоже вполне хватало. Так что самое необходимое имелось. С туалетом как-нибудь разберемся, это ведь такие мелочи по сравнению с тем, что происходит в городе, а может и во всем мире.
Я вспомнил сообщения о падении самолетов в Китае, Америке и других странах. Если это происходит не только у нас, то помощи ждать просто неоткуда. Никто не приедет, никто не спасет…
Если везде творится нечто подобное, то что будет с привычным нам миром и будет ли хоть что-то вообще… Может, нам дана только временная отсрочка, а завтра или может даже прямо сегодня, я вновь потеряю сознание и не очнусь больше никогда.
И на теракты это совсем не похоже. Нет таких технологий, просто нет и быть не может. Я еще могу поверить в некие супербомбы, от которых перестают работать приборы. Сколько раз видел такое в фильмах. Могу поверить в некий невероятно быстро распространяющийся действующий вирус, от которого гибнут люди. Но погода? Тьма эта? Да и все вместе, в комплексе, было просто-напросто чем-то невозможным, неестественным. Не бывает так! Нет у человека таких сил, чтобы самостоятельно сотворить подобное. Нет ни у кого в мире.
Может быть все происходящее – последствия очередных необдуманных экспериментов? Было уже и не раз такое, когда весь мир пугали очередной выдумкой ученных: то атомной бомбой, то адронным коллайдером. Может все это из той же серии, только в этот раз эксперимент был настолько секретен, что сведений о нем в прессу не просочилось? Но такой мировой масштаб… не знаю… как-то это слишком…
Хотя версия была вполне реальной и, что самое главное, очень естественной.
Никто никогда не узнает, кроме очень узкого круга лиц, об истинных причинах тех или иных событий. Все мало-мальски значимое моментально засекречивается и со всех сторон идет такой поток дезинформации, что выловить крупицы правды совершенно невозможно. Даже если вдруг и мелькнет в одном из блогов реальная версия, то вычленить ее из множества выдуманных профессионалами своего дела и просто глупыми энтузиастами обычный человек не в состоянии. Гораздо проще нагородить тонны бесполезной информации и погрести под этой неподъемной горой правду, чем пытаться полностью скрыть наличие самого факта. И ведь это так просто, обыватели сами включаются в игру, работая на руку соответствующим службам, создавая сотни и тысячи предположений, комментариев и прочего барахла, способного уничтожить даже малую вероятность того, что правда хоть когда-нибудь всплывет наружу…
Когда разбивается самолет с президентом на борту, когда взрываются дома, когда гибнут сотни и сотни людей, что мы получаем в ответ? Официальную версию, в которой правды не больше, чем в тех историях, которые нам рассказывали в детстве о Деде Морозе…
Огромная, в полнеба молния, каких я еще никогда не видел, осветила на мгновение все вокруг. Глаза, отвыкшие от света, непроизвольно зажмурились, но я все же успел заметить, что и дальше вдоль улицы все точно так же, как у нашего подъезда. Сплошной мусор, перевернутые машины и поломанные деревья.
Странно, но грома не было.
Я как можно скорее вернулся в подъезд, поднялся на наш третий этаж, и только тут страх немного отпустил. Вздохнул несколько раз глубоко, чтобы унять дурацкую дрожь, что до сих пор меня просто трясла. Кира открыла сразу, как только я тихонько постучал.
Я закрыл дверь на все замки и только потом попенял ей, стараясь, впрочем, говорить не слишком резко:
– Что же ты даже не спрашиваешь, кто там?
– Я точно знала, что это ты! – Кира обняла меня с таким жаром, будто не видела несколько дней. – Я тебя почувствовала!
– Давай договоримся: в следующий раз все же спрашивай! Хорошо? Не хочу рисковать, мало ли…
Кира кивнула.
– Отлично. Может, что-нибудь перекусим?
– Да-да, конечно! Сейчас поедим… – засуетилась Кира, потом, вспомнив о чем-то, замерла и тихо спросила. – А что там, снаружи?
– Ничего толком не видно, – признался я. – Никого нет, и ничего не видно. Будем сидеть дома и ждать! Помощь придет! Все будет хорошо! Ты, главное, не волнуйся!
Кира улыбнулась уголком губ и ушла на кухню.
Глава четвертая
ДЕНИС
Выйти из дома не представлялось никакой возможности. Конечно, я мог бы попытаться вновь совершить экскурс по округе, но в следующий раз все могло закончиться печально. Информации не было, а без нее рисковать и лезть на рожон я не решился. Будь ситуация с погодой иная, возможно, я и попробовал бы выбраться вновь наружу и оглядеться получше. Но тьма и туман не давали мне ни малейшего шанса.
Мы учились жить в замкнутом пространстве. На улице светлее не становилось и было тихо, как никогда. Даже ветер, и тот угомонился.
Ели холодную тушенку из банок. Воду разделили на порции и всеми силами старались их не превышать.
Кира вспомнила, что неподалеку, в частном секторе имелась работающая колонка, так что вопрос с пополнением питьевой воды можно было попытаться решить, но гарантии, что колонка еще в рабочем состоянии, не было. Воды при экономии должно хватить на некоторое время, и мы очень надеялись, что за это время ситуация как-то изменится.
За окном время от времени сверкали гигантские молнии, все так же абсолютно беззвучно.
Вскоре мы к ним привыкли и почти перестали обращать на вспышки внимание. Только лишь иногда непроизвольно вздрагивали от слишком ярких всполохов.
Кира все больше молчала, словно прислушиваясь к чему-то глубоко внутри себя.
Я пытался улучшать общее настроение любым возможным способом, хотя, думаю, зачастую шутки мои бывали слишком натянутыми. Не знаю уж, помогало это нам или нет, но я был просто счастлив, когда хоть на мгновение получалось вызвать улыбку на лице Киры.
На второй день, вооружившись пистолетом, я обошел весь подъезд и поочередно постучал во все квартиры. Не открыл никто. Я даже звуков ни малейших за дверьми соседей не услышал. Были ли они мертвы или просто боялись открывать, я не знал, а ломать двери смысла не было, и я вернулся обратно ни с чем.
Кира отдала бразды правления в мои руки, но я старался этим не злоупотреблять, советуясь с ней по поводу всех наших возможных действий.
Впрочем, ни к чему конкретному мы так и не пришли. Слишком много было неизвестных факторов.
Есть ли еще выжившие? Если есть, то сколько человек погибло? Почему мы уцелели? Восстановится ли со временем хотя бы нормальная погода? Что происходит в других городах и странах? Что вообще происходит?
Нам оставалось лишь строить гипотезы, но все они выходили слишком уж абстрактными. Информации было чересчур мало для построения полноценных предположений, имевших право на существование.
Поэтому мы просто жили, стараясь верить в лучшее. Это было тяжело, очень тяжело. Но человек, наверное, может привыкнуть ко всему.
Мы привыкали.
Я несколько раз порывался было отправиться на улицу, разведать, что происходит вокруг. Но при одной мысли об этом колени опять начинали дрожать. Я не считал себя трусом, но этот иррациональный страх был сильнее меня. Поэтому вновь и вновь откладывал вылазку. Мне было стыдно, но ничего поделать с собой я не мог. Того короткого похода сквозь туман и тьму мне хватило с лихвой. Кира же ни о чем подобном пока не помышляла.
Где-то на шестой день нашего заточения мне показалось, что за окном стало чуть светлее.
Я позвал Киру, которая последние несколько часов лежала на диване, поджав колени к груди, и думала о чем-то своем.
Она подошла ко мне и обняла.
– Посмотри, мне кажется или там уже не так темно?
Она несколько минут смотрела в окно, потом повернулась ко мне.
– Я ничего не вижу, извини…
Показалось мне, что ли? Да нет же! Я уже четко мог различить соседний дом, мог пересчитать все брошенные машины во дворе, но вот мелкие детали разглядеть пока не получалось.
Почему Кира этого не видит?
– Смотри, вон дерево поваленное, на машину прямо упало…
– Я не вижу, прости! Слишком темно. Ты уверен?
– Уверен, конечно. Вон там, слева, качели детские. А еще левее горка перевернутая.
Кира еще раз попыталась честно хоть что-то разглядеть.
– Не вижу. Темно, – минут через пять сдалась она.
Может мои глаза уже настолько адаптировались, что стали видеть в темноте?
– Я точно тебе говорю, я это вижу!
Кира серьезно кивнула.
– Это очень хорошо! Может хоть что-то начинает меняться!
Но, несмотря на улучшившиеся для меня условия видимости, выходить из квартиры на разведку я пока не стал, решив выждать еще несколько дней. Если тьма потихоньку стала отступать, то, может, и другие выжившие вскоре появятся. О том, что никто кроме нас мог и не уцелеть, я думать себе запретил.