— Если бы это было так легко, то я еще утром выбил бы его из тебя силой! — прошипел он.
Потребовалось несколько секунд, прежде чем я поняла, почему сердце бешено бьется в груди, а на глаза наворачиваются слезы. Я задыхалась от обиды и позора.
— Почему? Мне для этого нужно загадать еще одно желание?
— Умолкни, женщина! Я еще не разобрался с первым, а ты уже готова повесить на меня следующее!
Глядя на разъяренного Демьяна, кровь буквально застыла в моих жилах. Черт возьми, бывает же такое! Я уверена на двести процентов, что он намеренно оскорблял меня.
— Тогда остается только один выход, — буркнула я, отведя глаза. — Осуществить первое.
— Ты глупа или безумна?!
— И это мне говоришь ты? Ведь это ты и осуществлять желание не хочешь, и мой отказ от него не принимаешь. Так кто из нас путается в показаниях? Кто из нас безумный глупец? — не дав ему времени на возражения, я поднялась с лавки. — До свиданья, — я развернулась и сделала несколько шагов, прежде чем услышала сдавленный смешок, и еще шаг, когда Демьян, нарочито закашлявшись, попытался скрыть его. И еще два шага, после которых нить снова натянулась.
* * *Я несколько минут в нерешительности топталась на пороге комнаты, не зная как побороть растущую тревогу. Зеркало звало меня, притягивало и манило.
Не знаю сколько бы я так простояла, но внезапная, осенившая меня мысль подстегнула к действию. Я выдвинула ящик внизу дивана, достала простынь. С секунду подумала, потом решительно подошла к зеркалу. Белая ткань укрыла от моих глаз эту чертову штуку. Конечно, от этого зеркало никуда не делось, но все же, мне стало гораздо легче. Потом, подтащив стул, я сняла зеркало со стены.
Последнее о чем я думала, волоча его по коридору, так это о том, что скажу Моранне об его исчезновении. Подтянув его к лифту, я вдавила кнопку вызова. Это будет первый сюрприз Черту. Створки лифта со скрипом поползли в стороны, и я вошла в кабину, жалея, что не прихватила с собой молоток, чтобы вдребезги разбить эту штуку!
Утро раннее, поэтому на пути к мусорному контейнеру я никого не встретила. Утренняя прохлада придавала уверенности. Когда рядом с контейнером увидела осколки и слишком знакомую резную оправу, на мгновение оцепенела, но размышлять о совпадениях себе не позволила. Вместо этого бросила зеркало оземь.
* * *Как только я перешагнула порог кухни, Катька прожгла меня ледяным взглядом.
— Пришла в себя? — процедила она, потянувшись за сигаретой.
— Ну да, — пробормотала я, присаживаясь рядом.
Катя дернулась и отодвинула стул подальше от меня, после чего прикурила сигарету. С ее губ сорвался хриплый смех — искусственный, ненастоящий.
— Значит так, тревожная женщина, — начала Катя, делая торопливую затяжку. — Ты готова поговорить начистоту? Без всяких сопливых заморочек. Мы не будем обсуждать мою стервозность, мои поступки. Мы будем говорить о тебе. Согласна?
— Только цена моей откровенности — твоя честность, — я уже решила, что сегодня узнаю причину, по которой мой муж так прилип к ней.
Катя долго обдумывала мои слова, и следующий вопрос задала осторожно.
— Ты по-прежнему любишь Стаса?
— Да.
— Ты хочешь его вернуть?
— Да.
— Ты понимаешь, что я просто так его не отпущу?
— Да.
— И ты готова идти до конца?
— Я всегда иду до конца, — я собиралась отвечать на ее вопросы не сразу, предварительно обдумывая, но правда сорвалась с губ, помимо моей воли. Что со мной творится? Еще вчера я действительно думала, что готова на все ради Стаса, но теперь уверенность в этом гасла, словно на тлеющую надежду кто-то медленно ронял капли воды.
Катя кивнула, в ее глазах одновременно отразились: страх, укор, понимание.
— Для тебя приемлемы любые методы?
— Нет.
Она сначала облегченно выдохнула, а потом сосредоточенно посмотрела на меня.
— Ты меня ненавидишь?
— Да.
Ее лицо изменилось, на нее, словно разом обрушилась печаль и боль. А когда она заговорила, голос звучал сурово.
— Ты сможешь переступить через меня?
— Так же, как это сделала ты?
— Я же просила, — неожиданно простонала она, бросая окурок в пепельницу.
— Может мне тоже стоит тебя попросить? — не удержавшись, язвительно поинтересовалась я.
— О чем?
— Отстать от моего мужа, — изобразив улыбку на лице, я попыталась убрать назойливую картину, неожиданно всплывшую перед глазами, где Катя сливается в пылком объятии со Стасом. Я замолчала, пытаясь сглотнуть подступившие к горлу слезы.
Катя глубоко вздохнула, будто готовясь к чему-то ужасному, раздраженно поправила выбившуюся на лоб прядь.
— Лина, прости, я должна была все сделать иначе, продумать лучше… не делать этого… а вместо… прости, — осипшим голосом сбивчиво лепетала она и замолчала, опустив голову, рыжие волосы упали на лицо, и уже секунду спустя зарыдала в голос и бросилась ко мне:
— Прости меня, Лина, — всхлипывала она. — Прости… хочешь я брошу его, хочешь попрошу, чтобы он вернулся к тебе?
Но Черт ясно дал понять, что в мире, где есть я со Стасом, нет места Кате. И пусть мне больно осознавать, что Стаса я теряю, а голубые глазенки сынишки не выходили из головы, я стояла, прямо держа спину, прочно запечатав чувства глубоко внутри. Пусть это временно, пусть боль вернется, но сейчас нужно быть сильной. И я хваталась за эту мысль, как за соломинку, такую хрупкую и непрочную, способную сломаться от малейшего давления, иначе разум покинет меня.
В мою душу пораженно ворвалась догадка, может быть, этот голубоглазый ангел родится не у меня, а у нее.
— Ты беременна?
— Нет! — вкрикнула она, сжимая мои плечи.
— Я не успеваю за переменами твоего настроения! Ты то орешь, то плачешь!
— Я схожу с ума, — в унисон выкрикнули мы и удивленно посмотрели друг на друга. Не знаю, что больше меня удивило: ее истерика, бессвязная речь или бесконечные извинения. Но она не выглядела так, словно осознала свою ошибку.
— Стас говорил обо мне?
— Нет, то есть да…
— Почему он ушел к тебе? Чем ты его держишь? Ты приворожила его?
— Приворожила? — завизжала она, отскакивая от меня.
То, что произошло дальше, ни в какие ворота не лезло, Катя расхохоталась. Смех разнесся по кухне, эхом отталкиваясь от стен. Тяжелый, с надрывом, истерический хохот сотрясал ее тело, она сгорбилась, закрывая руками лицо. А когда моя бывшая подруга запрокинула голову в новом безудержном приступе, глаза ее безумно блеснули. Это потрясло меня настолько, что я испуганно отшатнулась. Она уже не была собой.
— И это говоришь ты МНЕ! — выкрикнула Катя, захлебываясь смехом. Слезы заливали ее лицо, но она продолжала кричать.
— Мля, у вас опять Санта-Барбара! — возмутилась Аля, появление которой я снова не заметила.
А Катя продолжала хохотать, пока не замолчала, широко распахнув глаза и обхватив руками шею. Ее рот открывался и закрывался, она захрипела, словно ей не хватало воздуха, и без чувств рухнула на пол. Миг спустя я поняла, что это может значить. Забыв обо всем на свете, я упала на колени рядом с ней. Неужели я уже сделала выбор? Чудовищный, неправильный выбор. Она задыхалась, как в том видении…
— Катя!
В школе я частенько прогуливала ненужные, на мой взгляд, уроки. К ним относился и урок ОБЖ, так что я не имела ни малейшего представления, как оказывать первую медицинскую помощь. Все, что мне удалось вспомнить, это в каком месте прощупывается пульс. Только бы это все не означало то, о чем я подумала! Как жить с осознанием своей причастности к гибели человека?!
Аля, недолго думая, вылила на Катю стакан холодной воды.
Веки Кати затрепетали и глаза открылись. И облегчение пробилось сквозь толщу страха и отчаяния. Плача навзрыд, я положила ее голову к себе на колени, укачивая как ребенка, не прекращая бормотать, что все будет хорошо, что я сделаю все для нее.
Глаза подруги бесцельно блуждали по кухне, а когда в них появился проблеск осмысления, она дернулась в сторону и испуганно поползла от меня.
— Отойди от меня, — с неожиданной злобой выпалила Катя.
Я поднялась с пола и удивленно на нее уставилась.
— Далеко отойди!
— Очухалась? — спросила Аля. — Тогда вставай, иди за тряпкой.
Катя скривилась, пытаясь подняться. Я протянула ей руку, которую она успешно проигнорировала. Катя нетвердой походкой поплелась к двери.
— Только не говори, что хочешь пойти за ней! — ухмыльнулась Алевтина. — Слышала поговорку: «Горбатого могила исправит»? Это как раз тот случай. Расслабься цела будет. Ей еще предстоят великие дела и колоссальные свершения.
— Откуда ты знаешь?
Она поставила на стол тарелку, плетеную корзинку, наполненную крекерами, и посмотрела на меня так, словно я только что снесла ведерко куриных яиц.
— Ты не представляешь, сколько всего я знаю! — закатив глаза, выдала соседка. — Садись, кофе попьем. Ты же совсем не спала. Ты хоть помнишь, что сегодня первое сентября?
— О! — простонала я, вытирая мокрые щеки.
— Садись, поговорим, — просто сказала Алевтина, покрутив кружками в воздухе. — Умный учится на своих ошибках, а дурак вовсе не учится. Ты никогда не задумывалась, почему Судьба тебе послала это испытание? Может оно и к лучшему, что ты рассталась с этим кобелем так быстро. Сколько вы были женаты?
— Три года, — громко шмыгнув носом, ответила я.
— Вот. А было бы лучше, если б он ставил тебе рога лет, предположим, десять? Нет. Так что вытирай свои сопли, — протянула платок, — и иди, построй свою жизнь, не оглядываясь назад, но помня этот урок. Знаешь, нет ничего страшнее ситуации, когда осуществляются необдуманные желания.
Соседка поставила кружки на стол и разлила в них кофе.
— К сожалению, у меня есть только один шанс, чтобы достучаться до тебя. Я не могу разобраться, что с тобой происходит, да и ты вряд ли мне об этом расскажешь. Но пока ты еще можешь изменить ситуацию, выбрать. Завтра у тебя уже не будет этого шанса.
— Я не могу отказаться от мужа! Он — моя жизнь, — возмутилась я, удивляясь, как едва знакомый человек может так глубоко копаться в моей душе.
— Тогда зачем ты ушла от него?
— А как иначе? Он изменил мне.
— Вот. Значит, ты понимаешь, что поступила правильно.
— Ну, вот что. Спасибо за разговор. У меня нет желания его продолжать.
— Ну-ну. Лина, в жизни ничего не происходит просто так. Все планируется, просчитывается.
— Да, самим человеком.
— Не только.
— Ну что тебе нужно от меня? — застонала я.
— Нельзя идти против судьбы.
— Судьбы нет!
— Есть. И поэтому ты здесь, — она пристально на меня посмотрела и добавила: — поэтому я здесь.
Хотя я была растеряна и потрясена, но уловила в ее взгляде предупреждение.
— Посмотри на Катю, ты думаешь, она сожалеет о своем поступке? Нет! Она сожалеет о последствиях! Кто-то может жить с постоянным чувством вины, а кто-то нет. Теперь поговорим о высоком. Если ты искренне и бескорыстно хочешь поступить правильно, то должна пожертвовать чем-то ради этого.
— Для меня это поражение!
— Добровольное, — кивнула Аля, — которое может стать твоей силой. Я не смогу убедить тебя, но отказ от поражения, вовсе не означает победу. Послушай, Лина. Я тебе уже говорила, но повторю: если ты сделала выбор, то держись его. Забудь все, оставайся верной себе и своему сердцу. В твоей жизни обязательно появится парень, ты молода, красива и это только вопрос времени.
Я не проронила ни слова, лишь крепче стиснула зубы. А Алевтина продолжала копаться в моих мыслях, подталкивая меня с отказу от Стаса. Если бы она лучше меня знала, то даже не пыталась бы этого сделать. Любой намек на смирение, действовал на меня как толчок к действию.
— Все должно произойти именно так, потому что это цепь решений, принятых разными людьми, в разное время. Слой за слоем, скапливаются события, мысли и чувства, образуя единое полотно жизни, вплетая в него судьбы. Ты одна не сможешь перевернуть то, что старательно укладывалось десятками, сотнями других людей. Нарушив целостность полотна, ты можешь оборвать нити — жизни. Ты уверена, что вправе разрушить то, что создавалось не тобой?
— Я не разрушу целостность этих судеб! — последнее слово я выплюнула. — Я не откажусь от Стаса! Через пару дней, мы придем сюда все вместе. Вот тогда и поговорим, о целостности чертова полотна!
— Я узнаю блеск твоих глаз. Я тоже так выглядела когда-то. Порывистая и дерзкая, — нравоучительным тоном произнесла Алевтина, чем напомнила мою маму не в лучшие времена моей активной подростковой жизни. Но сейчас-то все изменилось. Я уже не та глупышка, неспособная отвечать за свои слова и поступки.
— Это ты про меня? — усмехнулась я.
— Ну-ну, — кивнула Аля. — Ты можешь ответить на вопрос? Ты любишь Стаса или любишь тот мир, который себе придумала, иллюзию, мечту?
Может она совсем чокнутая? И ей пора лечиться? Конечно, я люблю… и хочу… ребенка, быть счастливой…
Аля сидела напротив меня, касаясь подбородком сцепленных в замок рук.
— Порой погоня за мечтой перерастает в борьбу с неизбежностью.
— А иногда попытка отказаться от мечты в нее перестает!
Я была взбешена. В том мире, к которому я привыкла, отстаивать собственное мнение и бороться за свое счастье, было похвальным, это вызывало одобрение и даже восхищение. В этом же мире я должна безропотно принимать то, что мне бросают — как кость дворовой собаке. И еще удивляются, почему я радостно не виляю хвостом.
Аля долго смотрела на меня прежде, чем заговорить.
— Даже если Ньютона в детстве забросили бы к туземцам какого-нибудь Богом забытого острова, он продолжал бы рассуждать о земном притяжении, но уже не на яблоках, а на кокосах. Так же с тобой. У каждого свой путь. Каждый раз, когда мы слишком отклоняемся, то бьемся о высокое ограждение и чувствуем боль. И эта боль пробуждает в нас осознание того, что нужно возвращаться к центру. Ты вернешься на свой путь, но будет поздно. Ты пройдешь через горе, несчастья, потери. И тогда по-настоящему оценишь то, что однажды потеряла.
— Я уже потеряла! — воскликнула я. — Я потеряла надежду, потеряла себя. И именно сейчас я хочу это вернуть!
— Какой ценой? Если ты потеряла что-то, то это не зря, Лина. Это должно научить тебя мудрости, сделать сильнее! В каждом из нас живет тихий голос совести. Он подсказывает, каков наш собственный путь, вплетенный в Великий Путь, в Великую Предопределенность, которая проявляется во всем.
— Ты не могла бы перейти на русский! Не надо рассказывать эту муть! — я была откровенно груба, и давала себе в этом отчет, но что-то внутри надломилось, грозя разрушить меня целиком. — Постарайся обойтись без философии и объясни на пальцах, почему я не имею права бороться за свое счастье?
— Знаешь, кого я вижу сейчас? Эгоистку, уверенную в себе настолько, что готова рискнуть чужой жизнью, положить ее на алтарь своего безрассудства! — Аля резко дернулась, схватившись за живот; глаза широко распахнуты, рот шумно втянул в себя воздух, будто она задыхалась.
— Черт! Что с тобой?!
Она схватилась меня за руку, за ту самую, которую вчера исцарапала кошка, да так сильно, что костяшки ее пальцев побелели, а я громко пискнула, пытаясь освободиться от цепкой хватки.
— Словно в живот ударили, — тяжело дыша, прохрипела она. И вдруг резко распрямилась, отпустила мою руку, на которой уже проступали багровые вмятины от ее пальцев, удивленно проведя по животу рукой. — Все. Отпустило. Мне нельзя говорить тебе это.
Синяк мне обеспечен, но сейчас это не важно.
— В моем будущем ты видишь Стаса? — спросила я с надеждой и болезненно поморщилась, но словно Алевтина не слушала меня.
— …И многое бы отдала, чтобы не видеть то, что вижу постоянно.
— А что ты видишь? — настаивала я.
— Как-то я имела неосторожность ответить на этот вопрос, и меня напичкали таблетками, а потом на «Скорой» увезли в психушку. Теперь я знаю, что не на все вопросы следует отвечать.
— А что с тобой было?