— Ваша светлость, здравствуйте снова.
Дуан с тяжелым вздохом приблизился и убедился в верности спонтанной догадки: волосы у принца были мокрые, как и вся одежда, с него буквально текло в три ручья. Правда, он не дрожал, даже не стучал зубами, а лицо хранило выражение полного, безмятежного спокойствия. Закончив отжимать камзол, нирец оглядел его и положил рядом с собой на каменную поверхность. Тоненькая струйка воды тут же побежала на подстриженную траву.
— А я-то думал, зачем она зовет меня прогуляться… — философски заметил принц в пространство и стал выкручивать широкую манжету рубашки.
— Простите ее, мне очень стыдно. — Дуан остановился напротив. — Ночь теплая, надеюсь, вы не простудитесь. Я велю принести вам другую одежду.
— Нет необходимости. — Принц неожиданно улыбнулся, поднимая свои выразительные светлые глаза. — Не забывайте, я живу в стране, где фиирт длится пятьдесят пять дней вместо тридцати пяти, да и в остальное время у нас не так тепло, как здесь.
— Но ведь ходить насквозь мокрым…
— Нирские ткани сохнут за пять-семь швэ. Когда ты весь в снегу, стоит зайти в тепло, как он на тебе тает, это очень ценно. — Принц Арро отжал и вторую манжету тоже. — Как оказалось, когда тебя сталкивают в фонтан, такое свойство тоже может пригодиться.
Дуан одобрительно рассмеялся: подход ему нравился, и сам принц, пожалуй, тоже. Жить в ледяной трущобе и по-прежнему во всем видеть хорошее непросто, обычно холод здорово портит характер. Юноша отвел с лица длинную прядь и недоуменно глянул на Дуана снизу вверх.
— А вы что, пошли меня искать, ваше величество?
— Нет, просто прогуляться перед трапезой. Она скоро начнется, думаю, столы уже накрыты. Вам лучше будет выпить чего-нибудь горячительного. А впрочем… — Дуан не удержался, — пожалуй, всем нам лучше будет его выпить.
Принц снова улыбнулся, на этот раз только уголком губ, но ничего не сказал. С осторожностью посла во вражеской стране король Альра’Иллы уточнил:
— Думаю… я могу более не рассчитывать, что вы подойдете к Розинде хоть на шаг?
На лице нирца отразилось явное удивление.
— Почему же? Я непременно приглашу ее снова. Она необыкновенная девушка. Казалась мне такой, еще когда я приезжал к ней много Приливов назад.
— Тогда она вела себя так же?
Принц взял камзол и начал разглаживать, положив на колени.
— Я не провел с ней много времени, я тогда сопровождал отца в деловом визите. Но, кажется, это она сидела на дереве против кабинета короля Талла, да хранит нас его сиятельный взор, и гримасничала, мешая мне слушать.
— О боги…
Спохватившись, Дуан не стал продолжать, а только хлопнул себя по лбу. Он осознавал, что шансы освободиться от короны за счет сестры уменьшаются прямо на глазах. И это было ужасно.
— Вас так расстраивает ее поступок? — Принц Арро поднялся и расправил плечи. — Да бросьте, прошу, это ерунда.
Дуан удивленно окинул его взглядом с головы до ног.
— Я люблю ее и прощу очень многое, так как сам едва ли являю образец хорошего поведения. Но кидать моих гостей в фонтан…
— Если дело лишь в этом, то правда, перестаньте. Это… скорее забавно, чем страшно. И, кажется, вы уже говорили вчера, что она…
— Что-то доказывает. Я начинаю понимать, что. Что у нее…
Дуан замолчал, потому что к горлу подкатил ком. Он что-то делал не так, это ощущение опять им завладело. Принц наклонился, выловил из воды розу и стал расправлять ее лепестки.
— Продолжайте, прошу вас.
Дуан вдохнул немного пахнущего цветами теплого воздуха и закончил:
— …есть свобода. И право выбора.
Нирец опять посмотрел прямо ему в глаза — сочувственно, будто что-то понял.
— Эти две вещи есть у всех нас, мы рождены с ними. Разве нет?
Дуан закусил губу, прикидывая, сколько Приливов увидел этот парень. Вряд ли больше двадцати, и нет, вряд ли он хоть немного понимал, о чем говорит, вряд ли видел, например, младших жен в сагибских гаремах, рынки рабов на Имэ-Гаронадо или муштру матросов в некоторых пиратских командах. Отгоняя эти мысли, Дуан осторожно поинтересовался:
— Скажите, вы — наследник престола?
Фаарроддан о’Конооарр покачал головой.
— Я всего лишь самый младший сын.
— Это многое объясняет. Но… — заметив тревожное выражение на бледном лице, Дуан поспешил прибавить: — ни в коей мере не умаляет ваших достоинств и ваших шансов на этот брак. Их может умалить только ее высочество Мое Наказание.
Выказав таким образом свою королевскую благосклонность, Дуан поравнялся с принцем и вновь ровно, приветливо ему улыбнулся.
— Думаю, мы с вами побеседуем, и еще не раз. Но сейчас нам лучше вернуться. Уверен, что гости проголодались.
Принц Арро кивнул и первым направился к лабиринту. Догнав его, Дуан прикоснулся к ткани перекинутого через руку серого камзола, — она действительно была почти сухой и очень жесткой на ощупь. Как и хозяин, одежда перенесла всё случившееся удивительно легко. Намного легче, чем сам венценосный брат принцессы Розинды.
* * *Весь ужин Дуан имел удовольствие наблюдать за тем, как прямо и с достоинством сидит его сестра на своем месте. Как аккуратно берет себе кусочки то того, то другого блюда, как медленно разрезает их, как улыбается каждому гостю поочередно и отвечает на все вопросы. К голосам менестрелей, приглашенных немного оживить трапезу, принцесса прислушивалась отрешенно, но в какой-то момент — до того, как Дуан решился ей предложить, — подхватила одну из баллад своим нежным голосом.
Это было сказание о Вальбарге Далёкой, жрице, ушедшей однажды в лес в разбойники и плакавшей о своём возлюбленном из королевской стражи. Из всего исполняемого на празднествах это была особенно мрачная вещь. Слышать, как напевает ее прекрасное юное существо с украшенным розами челом, было… странно. Кажется, гости задумались. Дуан — точно, хотя и не мог себе объяснить, какие именно мысли пробудились. Больше Розинда петь не пожелала.
А когда после небольшого отдыха снова начались танцы, она принимала приглашения каждого, кто подходил к ней, с милейшей улыбкой и смехом, кокетливыми пожиманиями плеч и вскидыванием бровей. Дуан мог бы быть доволен…
Вот только он не мог не заметить, что принцесса едва ли не в охапку хватает очередного кавалера, стоит только к ней приблизиться принцу Арро.
7
СЕМЬЯ И ВСЯЧЕСКИЕ ИГРИЩА
Следующие несколько дней подряд начинались с дождей. Дождь лил, когда Дуан просыпался, лил во время завтрака и до обеда и лил некоторое время после него. Потом — незадолго до своего ухода и ухода Моря — светлоликая Лува, будто смеясь, быстрыми ветрами разгоняла тучи. Небо прояснялось, чтобы можно было развести костры; даже на сырой гальке они горели ярко и долго. Из некоторых окон Альра-Гана виднелись рваные рыжие языки и метавшиеся подле них тени. Пляски длились до утра, когда снова начинался дождь и возвращалась соленая вода.
Дуану такая погода была на руку: мероприятия ограничились танцами, трапезами и дружескими визитами то к одной группе гостей, то к другой. Пару раз в Ганасском Большом Театре давали местные музыкальные спектакли, и, хотя Дуану репертуар казался убогим и скучным, знать встретила это чрезвычайно благодушно. В Морском Краю нежно любили всё, связанное с искусством, и в особенности с теми или иными формами актерской игры.
Про себя Дуан усмехался: знали бы эти люди, кто играет перед ними самую главную роль в самой главной постановке.
Принцесса вела себя так, будто наконец вспомнила о воспитании и положении. Она заходила лишь через двери, каждый день в новых платьях и с сонмом камеристок, отвечала учтивостью на всякое обращение, любезно беседовала. Понять причину подобной перемены было трудно, хотя Дуан и пытался. Догадка у него была лишь одна, строилась на наблюдении, сделанном еще во второй половине злосчастного первого бала.
Сестра избегала нирца.
Принц Арро вызывал у нее какую-то странную реакцию. Видя этого гостя с братом, — а Дуану его общество вполне нравилось — Розинда здоровалась и поджимала губы, нередко отводила взгляд. Принц, напротив, улыбался, но на любое его приглашение потанцевать следовало что-нибудь вроде:
«У меня болит нога».
«Я уже приглашена».
«Я устала».
Это удручало, но Дуан не мог не уловить и иную сторону: это выделяло. Да, несомненно, это сильно выделяло принца Арро среди других возможных избранников, ведь принцесса меняла кавалеров как носовые платки, ни с кем не задерживаясь и ни с кем не говоря ровно — то кокетничала, то жеманилась, то капризно требовала убираться от нее подальше. Отношение же к Фаарроддану о’Конооарру у нее было устойчивым, пусть и загадочным: молчание и потупленные глаза, но никаких грубостей.
— Что вы сделали с ней, мой дорогой ко’эрр?[5] — спросил Дуан однажды на балу.
Сестра как раз в очередной раз ускользнула, положив руку на плечо щеголеватому графу из провинции, раздувавшемуся от гордости на манер болотной лягушки.
— Ничего возмутительного, — негромко откликнулся нирский принц. Он смотрел Розинде вслед с непонятным выражением то ли смущения, то ли ласковой насмешки. — Мы танцевали. Она пробовала отдавить мне ногу, но у нее не получилось. Тогда она повела меня в сад.
— Не приставали ли вы там к ней? — хмыкнул Дуан и фамильярно подмигнул, в очередной раз забыв о манерах. — Смотрите, не шалите!
Впрочем, развязности либо не заметили, либо сделали вид. О’Конооарр без возмущения или недовольства удовлетворил королевское любопытство:
— Нет, что вы. Просто попробовал немного поговорить.
— О чем же? Надеюсь, вы не читали ей стихов? Она вряд ли любит стихи.
— Я рассказывал о нашей нирской жизни, не более. Впрочем, — принц потупился, — может, ей стало скучно и поэтому она…
— А ваша жизнь в Королевстве-Ha-Корнях столь скудна, что за рассказы о ней вас стоит толкать в фонтан? — невольно заинтересовался Дуан. — Вряд ли это так, поговаривают ведь, будто деревья, с которыми вы соседствуете, частично разумны.
Арро задумчиво склонил голову, потом все же ответил — не без сожаления:
— Если и так, то разум они скрывают. Разве что не дают себя рубить, только с молодой порослью можно сладить. Но наша жизнь занимательна другим. Нас любят… — Принц вдруг слегка усмехнулся. — Пираты. Нередко заходят к нам в гавани отдохнуть. Мой отец собирает с них небольшой налог за приют, но на их свободу мы никогда не покушаемся. Пусть себе ходят…
— Небольшой?.. Как щедро, — протянул Дуан. Он-то помнил, что две сэлты пребывания в нищем Нире стоят примерно как новые паруса для всей «Ласарры». — И что же, они вам симпатичны? Пираты?
Принц задумчиво постучал носком башмака по полу.
— Я часто смотрю на их суда в подзорную трубу, из окон нашего дворца на Первом Древе. Они… своеобразный народ, да, прежде всего, они — народ. Есть горный, приморский, заморский… а они морской. Отдельный. И каждый корабль — что-то вроде семьи. Большой или маленькой, счастливой или несчастливой, дружной или как у заморских сагибов. Но это — семья.
— Может быть…
Слушая, Дуан вспоминал то, о чем вряд ли стоит вспоминать, когда за окном льет такой дождь. А дождь рядил сильнее и сильнее.
— Простите, я поищу пажа с кубками, мне нужно выпить. И мы продолжим.
Сказав это, король Альра’Иллы пошел через залу. Он смотрел только себе под ноги и не слышал музыки.
Фиирт. Разными дорогами
Тайрэ стоял тогда у штурвала. Обрубков рук не было видно, он прятал их под плащом. Лува в эту ночь не оставила даже диадемы на небе, оно стало густым, низким и мутным. Такой же была вода. Возможно, близилась буря.
— Ино, твоя вахта начинается с восходом.
Наставник сказал это, едва заслышав отдаленный звук шагов по палубе, и пригвоздил принца к месту одной фразой.
— Не думаешь ли ты, что, в случае чего, я не удержу мою девочку? Она — плоть от моей плоти.
Дуан сглотнул, ощущая себя очень, очень жалким. В который раз забыл о том, что все следующие приливы «девочка» должна будет быть его кораблем. Нет, она никогда не смогла бы быть его, и абсолютно всем — и самой «Ласарре», и команде, и Дуану — было это ясно. Но это нисколько не беспокоило, он думал совсем о другом.
— Твои раны зарубцевались еще недостаточно. Если они начнут гнить…
— …придется отхватить побольше мяса? Да плевать, юный Сокол.
Тайрэ стал часто звать его так, равно как и по настоящему, прежнему имени. И если раньше это отзывалось внутри теплым напоминанием об общей тайне, то теперь только резало слух.
— Я простоял бы две вахты, и Дарина…
— А потом вы утопите ее, потому что не будете нормально соображать?
Тайрэ наконец глянул на него. Бесцветные, пустые глаза могли бы быть слепыми очами Дараккара Безобразного, но принадлежали всего лишь человеку. Дуан осторожно пошел навстречу, приблизился, встал рядом. Ветер хлестнул по лицу, вздыбил волосы. Прикоснуться к штурвалу было страшно. И вместо этого Ино дотронулся до плеча наставника.
— Мне очень не хватает вас.
Он сбился на «вы» и говорил, не поворачиваясь, глухо и безнадежно. Едва сдерживал желание стиснуть пальцы крепче, просто чтобы что-то под ними почувствовать. Это было детское, далекое, смутно припоминаемое ощущение. Привычное. Забытое. Вернувшееся.
Как когда отец не разрешал обнимать мать. «Ты сделаешь ей больно, немедленно разожми руки».
Как когда отец же проходил мимо, едва глянув. «Покатаешься сегодня на лошади один. Я занят. Но потом я свожу тебя на казнь. Да выпусти уже мой плащ!»
Как когда Розинду уносили кормилицы. «Не трогайте, уроните еще, маленький господин, а она такая крошка».
Несколько сэлт назад пират Дуан Тайрэ, принц Ино ле Спада, увидел свой восемнадцатый Прилив, четвертый — вдали от Альра’Иллы. Но некоторые вещи просто так не искоренялись, их выжигает внутри, пока ты еще беззащитный ребенок, открытый миру и его острым когтям. И как Дуан мог верить, что никогда больше подобного не испытает?..
— Мне тоже не хватает меня, Ино.
Тайрэ произнес это с кривой усмешкой, но без злобы, тоже глядя прямо. Ветер усилился, пират чуть пригнул голову. Ворот рубашки был расстегнут, горло открыто. Принц подошел вплотную и застегнул несколько пуговиц.
— Хотя бы не стойте так.
— Мне душно. Вот и все.
— Это пройдет.
Застегивая так же кованые пряжки плаща, Ино смотрел капитану в лицо и в любое мгновение ожидал какой-нибудь брани за непрошеную помощь. Он услышал лишь:
— Спасибо, юный Сокол.
И это обезоружило, а потом добило.
— Я…
«Не хочу, чтобы вы уходили». Но он знал, что после этого его пошлют к Темным богам и не ударят лишь потому, что ударить нечем.
— Пойду спать.
— Доброй ночи.
Решения Багэрона Тайрэ не оспаривались никем из команды, никогда. Слов больше не было. И Ино ле Спада оставалось только вдыхать соленый воздух и ждать, пока распадется его новая…
…семья.
* * *— Так вот. Пираты. Я видел так много разных вещей, ко’эрр…
Принц произнёс это и отпил из бокала. Сегодня вино прогрели, обильно сдобрили пряностями и разбавили настойкой на голубом стручковом перце. В рубиновой жидкости плавали лимонные и апельсиновые дольки. Гости мерзли, решено было их согреть.
— Каких, к примеру? — Дуан тоже сделал глоток, скорее чтобы разогнать ставший привычным тугой узел. Попытаться.
— Как они режут друг друга. Как спасают. Как встречают тех, кто вышел из плена, и как убивают предателя. Как они… укладывают и заворачивают уснувших, чтобы проводить, покинув мои земли. Как чертят знаки на похоронной холстине, чтобы морские чудовища не завладели телом, и поют молитвы. Иногда они поют красивее, чем жрецы в храмах.