Жестокий вольный нрав молодого монарха плохо поддавался даже увещеваниям жрецов, что говорить о прежнем окружении родителей? Окружению этому Вударэс не доверял: слишком рано уснула вся венценосная семья — старшая сестра, братья и мать с отцом. Конечно, юноше было известно, что при дворе Тилмы яды в куда большем почете, чем у прямой, приветливой знати той же Альра’Иллы, и Нира, и Тура. Нигде в Морском Краю не травили так изощренно, как в Тилме. Конечно, Вударэс опасался за свою шкуру и был осторожнее ласки, но при этом — отважнее любого более крупного хищника. А вообще в нем всегда чудилось что-то от пиратов, может, поэтому Дуан немного восхищался им и, — это уже не подразумевало сомнений, — уважал. Причины имелись.
— Я здесь проездом, на корабле, — не дожидаясь вопросов и не задавая своих, сообщил Вударэс. — Весьма жаль, что я не смог воспользоваться… ммм… твоими услугами. Где «Ласарра»?
— Я не знаю, — тихо откликнулся Дуан, обуваясь и приводя себя в порядок. — Задержишься?
— Ночь, не больше, и того не планировал. Просто захотелось на тебя посмотреть. — Юноша, которого король Альра’Иллы редко называл этим словом даже в мыслях, поймал в ладонь пару капель. — Никогда не думал, что доживу до такого. Капитан Два Лица уселся на папочкин трон!
Дуан невольно усмехнулся в ответ и предложил отправиться в жилую часть резиденции, где, как оказалось, уже располагался на ночлег эскорт, взятый правителем Тилмы с собой. Почти все это время оба молчали, говорили лишь о формальной ерунде. Их настоящие разговоры никогда, ни в коей мере не могли касаться чужих ушей.
…Рыжая свела Дуана с тилманцем, когда Железный еще только ушел к перевалам. Вударэс несколько раз предлагал пиратам «Ласарры» неплохие авантюры, аккуратно и без обмана за них платил, но сближаться настолько, чтобы, например, в обход Гильдии предложить место в эскадре Соколов, не спешил. Он въедливо наблюдал за молодым капитаном, и Дуан в свое время пожалел, что не сразу догадался о природе этого наблюдения. Впрочем, тогда он еще не был особо проницателен.
Дуан хорошо помнил, как после удачного рейда на заморские острова — за проклятым перстнем с особенно большим чистым камнем — король пригласил его выпить вина. Как в один момент по хлопку холеных белых ладоней в зале сами захлопнулись двери и застучала поступь стражи — немой до последнего солдата, только таких в этом крыле и держали. И как Вударэс, приблизившись вплотную, тихо и вкрадчиво шепнул одну фразу:
— Значит… Ино ле Спада, пропавший принц.
Дуан, честно говоря, с беспокойством ждал от этого меченного Домкано и глубоко порочного существа других слов и действий: сплетничали, будто он любит не только красивых женщин, но порой и мужчин. Дуан даже готовился ударить зарвавшегося юнца ножом, но теперь в первый миг испуганно выдохнул, а во второй — совсем перестал дышать. Все оказалось хуже, куда хуже опасений. А тилманец как ни в чем не бывало улыбнулся, отошел и налил себе вина.
— Ну я же не дурак! — это все, что он счел нужным прибавить. — Не люблю быть дураком. Выпьем еще немного? Как монарх с монархом?
И они выпили.
Мотивы, по которым Вударэс уже столько Приливов хранил тайну Дуана, не обсуждались и были загадочными. И кто знает, может, одним из них было даже понимание, другим — честность, третьим — любовь к хитростям и тайнам… ну а остальную часть составлял простой расчет.
— Мне выгоднее иметь тебя пиратом. Волком с уклоном в Крысу, отбросом общества. Кто знает, что ты разболтаешь обо мне, став королем?
Дуан понимал. Усмехался. И ценил. Ему действительно было что разболтать при желании.
* * *— Жаль, что он так быстро ушел… славный мальчик. Очень.
Король Вударэс говорил это, томно развалившись в кресле у камина и полуприкрыв глаза; в опушении белесых ресниц они напоминали жирных черных мух. Дуан, несколько расслабившийся от вина, бездумно смотрел на дверь гостиной, только что захлопнувшуюся за принцем Фаарродданом о’Конооарром. Нирец выдержал в обществе тилманца ужин и около десяти швэ беседы, после чего, сославшись на усталость от дня в порту, отправился в свои покои. Но когда Дуан, прощаясь, одними губами шепнул: «Он завтра уедет!», на непроницаемом лице мелькнуло облегчение.
— Ты его испугал, — укоризненно сказал капитан «Ласарры», ставя ноги на низенькую табуретку. — Знаешь, некоторые не любят, когда на них смотрят так… ну… как ты смотришь на почти все, что ходит вокруг тебя. Тем более, у Арро есть невеста.
Глаза, почти не отражающие пламени, уставились на него со снисходительной жалостью. Всем своим видом король Тилмы сообщал, что наличие невест еще никому и ни в чем не мешало. Дуан нахмурился и уточнил:
— Моя сестра.
Вударэс чуть подался вперед.
— Так она не умерла?
Цепенея внутренне, Дуан упрямо кивнул.
— Я уверен. Уверен, слышишь?
Тилманец передернул узкими плечами и примирительно улыбнулся.
— Ладно, брось. Я не хотел ничего такого. У меня уже довольно долгое время, как ты знаешь, немало важных дел.
При этих словах пальцы коротко простучали по подлокотнику, а кончик языка быстро облизнул губы. Дуан неосознанно поежился и уточнил:
— Так ты по делам едешь?
Юный король улыбнулся, уже не мечтательно, скорее опасно и хищно:
— У меня встреча в море. С дагирцем.
Ожидаемый ответ, и можно было обойтись даже без имени. Азралах, кто же еще? Если тилманец и вел дела с «заморскими скотами», то только с одним, самым цивилизованным. Два разных отражения белого народа действительно связывала своеобразная дружба. Вероятно, когда-то юный король впечатлился непокорным нравом, равно как и своеобразным дикарским благородством плененной жертвы. Иначе почему, в конце концов отпуская его, даже милостиво согласился сделать Агару, «девственную сокровищницу», общей, вместо того чтобы по договору закрепить за Тилмой?
— Да, надо обделать кое-какие дела, — тем временем продолжил Вударэс. — А то кто-то сильно зарвался в последние Приливы, надоело это терпеть. Будет жарко.
Услышав подобное в другое время, Дуан бы насторожился и, зная тонкое чутье и крепкую хватку тилманца, попросился в долю. Сейчас мысли о собственных проблемах, пусть даже и притупившиеся от выпитого, заставили лишь из вежливости уточнить:
— И кто же тебя так прогневал?
— Узнаешь, — отозвался Вударэс. Больше он говорить явно не хотел, а Дуан не настаивал. — Вы все узнаете. Ну а уже потом я, может, побываю и у дикарей в гостях, и тебя еще навещу…
Теперь Дуан вяло усмехнулся. Да, несомненно, весть в подобном духе дойдет до Альра’Иллы и, вероятнее всего, многих поставит на уши. Дела короля и сагиба по определению не могли оставить кого-то равнодушным, слишком много шума они производили.
Вударэс, думая о чем-то своем, теребил висевшую на поясе девятихвостую плетку — оружие едва ли не более любимое, чем клинок и пистолет. Неожиданно в бесстрастном взгляде мелькнуло сочувствие, потом прозвучал вопрос:
— Скажи, мой свободолюбивый друг… как же ты выживаешь под этой маской? Там, у вашей лечебни, я видел в окно нуц, с которым ты сидел, и видел твое лицо. Это… твоя красавица, Дарина? Дождь не дал мне рассмотреть. Так она здесь, с тобой? Больна?
— Нет, это советник, — с некоторым усилием отозвался Дуан. — Хороший парень, мой первый здесь друг. Если он умрет — а это возможно — не задавай мне вопросов, как я выживаю. Я уйду в море, потому что мне снова станет это невыносимо. Мне нужна будет ложь. Так что для всех я опять буду у тебя с визитом, понял?
Тилманец смотрел не мигая, потом кивнул.
— По рукам. Но он еще не умер, и вряд ли ты, да и Рыжая, дадите этому случиться. В конце концов, это же в своем роде… система зеркал.
— Зеркал? — тихо переспросил Дуан.
— Да. — Теперь бледные, почти женственные пальцы провели над каминным огнем и сложили птицу, тень которой заплясала на стене. — На корабле у тебя есть эта черная особа и наставник. Здесь у тебя черный же советник и тот старик, которого отец твоего отца так вероломно у нас переманил, Дариус Ноллак. Еще у тебя есть я и этот белобрысый дикарь из Нира… не замечаешь ли сходств, Дуан? — Губы расплылись в довольной улыбке, но тут же она угасла. — И да. Знаю, что ты почувствуешь, если разобьется хоть одно зеркало, хоть с одной стороны и…
— Хватит, — коротко попросил Дуан, глядя на тень птицы. — Умоляю. Довольно.
Это была еще одна черта тилманца — страшная, острая. Не случайно прозвищем, которое он получил в народе, кажется, еще в семнадцатый Прилив, стало «Мудрый». А ведь такое прозвище короли заслуживают чаще на склоне, чем в расцвете. И эта мудрость несет неизменную отраву горькой правды.
— Прости…
В мгновение, когда Дуану показалось, что его голова начинает плыть в тумане, тихо прозвучал отдаленный стук.
— Я сейчас вернусь.
Тилманец кивнул, продолжая самозабвенно шевелить пальцами и наблюдать за тенью. Дуан встал и прошел через гостиную. Нужно было миновать еще две поменьше, чтобы добраться до ближайшей двери в коридор, но…
Теплые пальцы легли на его губы.
— Тише, Дуан. Тише. Это я.
Дуан медленно обернулся и увидел блестящие глаза на мокром черном лице. Дарина едва стояла на ногах и с каким-то диким ужасом смотрела на него.
— О боги. Я думала… я не успела.
6
ЖРЕБИЙ ДЛЯ ДВОИХ
Дуан мгновенно вспомнил о том, что с первого дня в команде Дарина помогает корабельному целителю. О том, что пироланг Тери принес на «Ласарру» немало рецептов вроде бы простых снадобий, благодаря которым на Силльской Цепи почти не знают простуд и уж точно не знают смерти от них. Облегчение и надежда заставили его резко, благодарно сжать голые плечи нуц.
— Ты даже не представляешь, как ты вовремя. Тебя послала Лува, не иначе.
Черный Боцман удивленно моргнула, а потом — вдруг произнесла то, чего Дуан определенно не ждал:
— Как я рада, что ты жив, я почти чувствовала, что опоздаю, что все кончено, я…
Дуан отпустил ее и удивленно поинтересовался:
— С чего бы мне быть мертвым? Дело не во мне. Кеварро…
Дарина вздрогнула и снова зажала ему рот. На этот раз пальцы подрагивали, а в глазах появилось особенно болезненное, напряженное беспокойство.
— Так значит, ты уже знаешь?
Дуан отступил на полшага.
— Знаю что?
В недоумении он смотрел, как нуц вытирает мокрое лицо, и более ничего не говорил. Ему почему-то вдруг показалось, что она собирается с силами, чтобы произнести что-то, что будет очень, очень неприятным, как ей самой, так и ему. Он терпеливо ждал, стараясь дышать ровнее, не гадая, зная, что настоящее будет хуже наихудших догадок. Наконец Дарина снова обратила на него взгляд и тихо произнесла:
— Я разыскала одного агонадского следопыта, обязанного мне жизнью. И он разузнал для меня кое-что… о нем.
— О Кеварро?
Дарина кивнула. Прикусила губу, помолчала и на одном дыхании выпалила:
— Дуан, до того, как стать послом, а потом советником, он славился как мастер по ядам. Один из личных ученых Его Чернейшества, короля Таркра Образины, да правит он вечно. Как ты думаешь… зачем Кеварро оказался здесь? И почему твой отец умер так рано? Он ведь был довольно молод.
Последние слова особенно отчетливо прозвучали в шуме дождя; Дуану показалось, что вместе с ними ударила в висок резкая золотистая молния. Это уже не был просто ливень, это Богиня Джервэ выезжала на Дикую Охоту, взяв своих ловчих птиц, барсов и ружья. Дуан ответил — голос будто принадлежал кому-то другому:
— Это ложь.
Глаза Дарины расширились сначала от испуга, потом от гнева. Одно движение — и пальцы впились королю Альра’Иллы в горло.
— Не думаешь ли ты, что я мчалась сюда вперед команды, поменяв четыре корабля, чтобы шутить с тобой? Варац… не просто так наше верховное божество, Дуан. Для нашего народа, в отличие от белого, нет ничего зазорного в том, чтобы отнять жизнь у кого-то из перворожденных.
Ее лицо было очень близко. Только теперь Дуан заметил, что щеки все еще мокрые, но уже не от дождя. Мягким, но сильным движением он отцепил черные пальцы от своей шеи и вкрадчиво спросил:
— Есть у тебя и у того следопыта доказательства, кроме придворных сплетен?
Он отдал бы все, чтобы услышать «нет», но Дарина с усилием выдохнула:
— Его дом — уже доказательство. Я была там. Там есть комната, в которой почти ничего, кроме склянок, реторт, связок трав и…
— Откуда ты знаешь, что для него это не в прошлом или не досужее занятие? Разве не бывает бывших отравителей, как бывают бывшие пираты?
Дуан старался говорить ровно. Только гулкое биение в груди отдавалось давними словами.
«— Есть у вас личный паж по ядам?
— Вам не стоит тревожиться, маар, я о себе позабочусь…»
И эта странная, такая редкая и такая уверенная улыбка. Король Альра’Иллы стиснул зубы.
— Не мели чушь. Скажи мне! — Черный Боцман порывисто схватила его за воротник и даже встряхнула. — Ты сегодня ужинал не с ним? Ты хорошо себя чувствуешь? Ты…
— Он умирает, Дарина, — тихо прервал ее Дуан. — Он очень болен.
Желтые глаза нуц снова расширились. Дуан отчетливо видел всю отражавшуюся на лице внутреннюю борьбу и молчал, ожидая, пока борьба закончится. Наконец это произошло. Руки, только что цеплявшиеся за одеяние, опустились. Дарина глухо, бесцветно и жалко прошептала:
— Что ж… слава Светлым. Мне не придется ничего с ним делать.
Дождь усилился. Богиня Джервэ уже охотилась в округе со своими птицами и хищниками, потому что в небе теперь то и дело грохотали выстрелы; то там, то здесь вспыхивали молнии. Дуан покачал головой и заговорил — неторопливо и жестко:
— Нет, придется. Иди в госпитальное крыло. И сделай все, чтобы спасти Кеварро жизнь.
Дарина обожгла его новым резким взглядом.
— Я ослышалась?
Он покачал головой.
— Это приказ капитана.
— Дуан, почему?
Он видел перед собой ее черное лицо, а внутренним взором видел другое, такое же черное, заостренное и искаженное. Слова короля Тилмы сочились в голову одно за другим.
«Хотя бы.
Одно.
Зеркало».
Другие, произнесенные так же тихо, только хрипло и слабо, вторили им.
«…Так поступают ради друзей».
— Я обязан ему жизнью. — Дуан, продолжая смотреть на Дарину, слабо улыбнулся. — И виноват в том, что с ним произошло. Я должен помочь.
— Должен или хочешь?
Она крепко сжала кулаки; по подбородку из прокушенной губы текла тонкая струйка черной крови. Дуан знал, что ему не нужно думать над заданным вопросом. Понизив голос, он спросил:
— А чего хочешь ты, мое сокровище? Зачем, вместо того чтобы сразу пойти и убить его, ты явилась ко мне с вестями, мой Черный Боцман? За пощадой. Не так ли?
Дарина охнула, закрыла лицо руками. Плечи пару раз дрогнули, но не затряслись.
— Почему?.. — медленно, почти задыхаясь, произнесла нуц, когда капитан «Ласарры» прижал ее к себе, поцеловал и тут же выпустил, отходя назад. — Почему?!
Дуан нашел минимум три смысла в этом нераскрытом вопросе, но ответил, сделав вид, будто понял только один, самый поверхностный:
— Я хочу поймать его на предательстве сам и убить. Или убедиться, что ты ошибаешься. Я ведь не король, который казнит по доносам, Дарина. Я пират. А теперь иди. Я не один, мне нужно возвращаться. И, ради всех богов, — на прощание он сжал ее пальцы, — прямо сейчас ничем не выдавай себя, верь, что ты спасаешь друга. Допрашивать врага мы будем позже.
Дарина метнулась к окну, не ответив ни слова. На улице грохот Дикой Охоты сменился прежним, ровным гулом дождя.
* * *Король Вударэс сидел, лениво откинувшись назад, и смотрел на огонь. Дуан с усилием дошел до своего кресла и опустился в него, ощущая нарастающую тошноту.
— Прости, что так надолго тебя оставил, — наконец сдавленно произнес он.
Тилманец плавно повел головой, будто только сейчас заметил, что снова не один, впрочем, это было вполне вероятным.
— Ты отсутствовал мало.
«За это „мало“ я в который раз умер». Но Дуан не произнес этого вслух, а только спросил:
— Может, хочешь пойти спать? Я помню, как ты дорожишь своим сном.