— Сейчас оно обрушится, — ответил Авденаго. — Я, собственно, это имею в виду.
— Что обрушится? — Тахар покачал головой. — Увы! Если бы! Я охотно претерпел бы любые связанные с этим неудобства, но… Запоры так внезапно не проходят. На этот счет можешь не волноваться.
Он погладил себя по животу, пытаясь успокоить вздувшийся кишечник.
— В пещере готовится взрыв, — объяснил Авденаго. — Я это ощущаю… — Он остановился, прикидывая, как бы получше объяснить собеседнику то, что с ним происходит. — Как будто у меня внутри большой барабан, и он гудит.
— С тех пор, как я надзираю за этим карьером, в пещерах ничего и никогда не взрывалось! — объявил Тахар. — Случается, оно просто так рухнет, но это — из-за слабых опор.
— Гудит, — сказал Авденаго. — Я хочу уйти. Я хочу, чтобы ты пошел со мной.
И двинулся к темному тоннелю.
— Погоди, — остановил его Тахар. — Если ты чувствуешь близость обвала, значит…
— Значит, руда обнажится, и твои страдания прекратятся! — радостно сказал Авденаго.
Тахар качнул головой.
— Значит, все рабочие, которых мы здесь оставим, погибнут, — поправил он. — Вот таким должен быть более дальновидный ответ.
— Этот ответ дальновиден для тебя, и по двум причинам, — сказал Авденаго, вполне усвоивший троллиную манеру рассуждать. — Во-первых, тебе свойственна самоотверженность, следовательно, избавление от несварения и запоров не является для тебя главенствующим. Во-вторых, ты отличаешься хозяйственным складом натуры и потому в первую очередь заботишься об инструментах и рабочих, а не о собственной безопасности. Оба факта говорят в твою пользу. Если бы я был в состоянии забыть о тебе (а я не в состоянии!), то непременно бы вспомнил после Великого Камбая. Но, поскольку я о тебе не забуду, то и вспоминать после Великого Камбая не стану. Таковы, следовательно, плоды твоей дальновидности.
Во время этой тирады Тахар радостно кивал, хотя и видно было, что он превозмогает боль. Когда же Авденаго замолчал, Тахар проговорил:
— Это лучшая речь из всех, что мне доводилось слышать! А теперь помоги мне выгнать отсюда всех этих бесполезных тварей.
— Нет ничего проще, — заверил Авденаго.
— Да им лень с места двинуться, — угрюмо ответил Тахар. — Они лучше сдохнут под камнями, чем сделают лишнее движение.
Авденаго громко хлопнул в ладоши.
— Все на выход!
Как и предсказывал Тахар, никто даже головы не повернул.
— Они думают, что это провокация и что те, кто поддастся и оставит работу, будут наказаны, — объяснил Тахар. И заорал: — Все вон отсюда! Вон!
Он подскочил к рабочим и принялся орудовать кнутом.
— К выходу! Вон! Живо! Молотки возьмите и весь этот железный лом тоже! К выходу, живо! И вон то долото подбери, его потом заточить можно будет… Вперед, живей, поторапливайтесь! Скорей, животные!
В этот момент гул начал нарастать.
— Бежим! — закричал Авденаго и, схватив факел, нырнул в тоннель первым. За его спиной слышался громкий топот ног, а подземный грохот нарастал и как будто настигал беглецов с каждым мгновением.
Они выбрались на дорогу и помчались по ней вниз. Авденаго слышал, как взорвалась пещера. Град острых камешков осыпал беглецов, но ни один не остановился, чтобы обернуться и посмотреть назад.
Только на нижнем ярусе Тахар отдышался.
— Пить! — заревел он, направляя одного из рабочих рукоятью кнута к бочке с водой. — Возьми кого хочешь и доставь сюда бочку.
Рабочий поплелся вниз. Он весь был запорошен пылью. Никого из сотоварищей он в подмогу себе не взял.
«Интересно, — подумал Авденаго, глядя в его сутулую спину, — кем он был прежде? Неужели воином? Храбрым и дерзким? Из тех, которые даже в очень пьяном виде не превращаются в гоблинов? Какая женщина его любила? — Он еще немного потравил себя этими мыслями, а потом решительно отверг их все разом: — Нет, не был он никаким воином. Был чьим-нибудь лакеем и женскую любовь покупал на краденые у хозяев деньги».
Рабочий зачерпнул воды и быстро осушил черпак. Потом крикнул:
— Спускайтесь сюда! Вода свежая! Только что привезли!
Все лавиной бросились вниз, и Тахар вместе с остальными, напрочь отринув всякую идею субординации. Авденаго видел, как возле бочки рабочие расступились и пропустили Тахара вперед, а тот рабочий, что держал черпак, подал смотрителю напиться первым. Тахар выпил три черпака кряду и только потом, довольно хрюкнув, отошел в сторону.
«Они ему благодарны, — подумал Авденаго потрясенно. — Он не оставил их в пещере, позаботился выгнать до взрыва. Он их спас, и они ему признательны за это… А я о них даже не подумал. Я больше тролль, чем Тахар. По большому счету, я — гоблин».
Он еще не решил для себя, насколько это хорошо или плохо. Если таким его сделал Джурич Моран — значит, так тому и быть.
С другой стороны, Денисика же Джурич Моран не сделал троллем… Мда. Потому что в Денисике ничего нет от тролля. Моран может усилить какие-то качества в человеке, но даже Моран не в состоянии вложить в другую личность то, чего в ней не было изначально.
Хорошо бы сейчас сюда зеркало. Полюбоваться на тролля, заглянуть ему в глаза. Интересно, какие мысли бродили в голове той соседки, когда она пускала дым в собственное отражение? Сейчас Авденаго как никогда был близок к пониманию этого.
* * *Обвал вскрыл богатейшую медную руду. Тахар, чье самочувствие волшебным образом резко улучшилось, бодро отдавал распоряжения. Его видели одновременно в десятке мест. Кипучая энергия переполняла Тахара, но почему-то совершенно не передавалась ни надсмотрщикам, ни рабочим; поэтому карьер то и дело оглашался негодующими воплями и хлопками кнутов.
Как ни радовало господина Тахара присутствие важного гостя (каким теперь, уже безоговорочно, считался Авденаго), в данную минуту он все же предпочел бы остаться наедине со своими рабочими и своим карьером. На посланца от Морана у него сейчас абсолютно не было времени.
Поэтому он деятельно помогал Авденаго с его путешествием в Комоти. Со всей почтительностью Тахар целовал свои кулаки и кулаки Авденаго, кланялся ему вслед, когда он отходил, торопился оказывать любые услуги и даже согласился дать ему лошадь.
Животное доставил услужающий тролль — господина Тахара призывали неотложные дела в одном из тоннелей, как было объяснено. Господин Тахар скорбит о невозможности оказать высокочтимому господину Авденаго все надлежащие любезности, но сейчас все дела ускорились, а заботы умножились, поэтому господину Тахару ничего не остается, как прислать господину Авденаго вот эту превосходную лошадь, а заодно и свою скорбь по случаю предстоящей разлуки.
Авденаго выслушал эту тираду не моргнув глазом. Он также выразил скорбь по случаю несомненно надвигающейся разлуки, после чего воззрился на подаренное ему животное и долго не произносил ни слова.
Конек весь зарос длинным жестким волосом. Приземистый, с широкой грудью и короткими толстыми ногами, он хмуро поглядывал из-под густой челки. Глаза у него были золотыми, и это почему-то придавало животному зловещий вид.
— Присылкой сего чудного дара господин Тахар выражает предположение, что я поеду на нем верхом? — наконец спросил Авденаго у услужающего тролля.
Вопрос прозвучал двусмысленно, но медлительность соображения позволила услужающему троллю абсолютно правильно воспринять фразу. Вот преимущество троллиного склада ума! Там, где эльф нашел бы повод для зубоскальства или даже для обиды, там тролль не увидел ровным счетом ничего. Ничего лишнего, то есть.
В ответ услужающий тролль только пожал плечами. На сей счет, очевидно, он не получал от своего господина никаких распоряжений.
Авденаго обошел конька кругом, потрогал его хвост, прикоснулся к спине. Кожа на спине дернулась, как будто животное сгоняло муху, и Авденаго быстро убрал руку.
— Нет, — заключил он, напоследок пригладив гриву, — я на нем верхом не поеду. Это невозможно. Полностью исключено. Моя задница определенно натрет ему спину. У него деликатная спина.
Авденаго обтер ладонь об одежду — грива конька оказалась сальной на ощупь.
— Надо телегу! — понятливо поклонился услужающий тролль. — Я передам господину Тахару!
— Передай, передай, — Авденаго сунул пальцы за пояс (это по-прежнему была веревка, но теперь Авденаго вполне оценил ее по достоинству: у большинства рабочих на карьере не было вообще никакого пояса, и одежда на них болталась, как тряпка на палке, а пояс, даже такой примитивный, придает фигуре хоть какое-то благородство).
Вскоре прискакал и господин Тахар, еще издали целуя свой кулак и показывая его Авденаго.
Тот в ответ также приложил костяшки пальцев к губам и кивнул.
— Слыхал я, ты полюбил подаренную мною лошадь! — закричал Тахар.
— Точно! — сказал Авденаго. — Теперь я готов полюбить и телегу.
— Телегу?
— А что, есть карета?
— Карета?
— Ты ведь не возишь руду с карьера в карете?
— В карете?
Авденаго решил задать вопрос немного иначе:
— У твоей телеги есть крыша?
— Иногда. Если ее установить.
— Значит, это карета.
— Карета?
Круг замкнулся.
— Ты готов подарить мне и телегу?
— Вопрос в том, готов ли ты будешь вернуть мне карету после того, как все дела в Комоти у подножия Комоти завершатся, — медленно проговорил Тахар.
— Между прочим, это ведь я исцелил тебя от хронического несварения, — напомнил Авденаго.
Тахар покачал головой.
— Нет, исцелил меня взрыв, а ты только спас мою жизнь.
— Да, это разные вещи, — согласился Авденаго.
— Я должен понять, которая из них стоит кареты, — сказал Тахар задумчиво.
— Телеги, — поправил Авденаго.
— Телеги? — удивился Тахар.
— Послушай, — сказал Авденаго, — я забыл напомнить: помимо телеги, мне необходим еще слуга.
— Только не тролль! — разволновался Тахар.
В его взгляде вдруг появилась опасливая вороватость. Он явно боялся, что гость захочет еще что-нибудь, а он, Тахар, не посмеет отказать — и потом полжизни будет жалеть о подаренном.
— Отдай мне одного из рабочих, — сказал Авденаго. — Их у тебя много, и ты, как я погляжу, не особенно ими дорожишь.
— Точно, — Тахар вздохнул с явным облегчением. — Это ты точно заметил. Дорожить тут особенно нечем, а после того, как Серая Граница пришла в движение, недостатка в пленных не бывает.
— Хорошо.
Они помолчали, обменявшись понимающими улыбками.
Потом Авденаго опять заговорил:
— Ты ведь понимаешь, что я не могу явиться на Великий Камбай пешком и совершенно один. Это выглядело бы так, словно я — голодранец, и ровным счетом ничего не стою.
— Верно, — кивнул Тахар. — Именно так это бы и выглядело.
— Но я же не могу так выглядеть!
— Не можешь, — с некоторым сомнением в голосе подтвердил Тахар. — Хотя когда ты пришел на мой карьер, ты выглядел именно так.
— Это дело прошлое, — с напускной беспечностью Авденаго махнул рукой. — А теперь — дело настоящее. Они разные. Два совершенно разных дела.
— Точно.
— Точно.
Собеседники опять выдержали паузу, позволяя сказанному усвоиться.
— Как ты думаешь, — произнес Авденаго тихо, — кто победит на Великом Камбае?
— Для меня теперь важно, чтобы ты остался в живых, — задумчивым тоном откликнулся Тахар. — Ведь у тебя моя лошадь и моя карета.
— Телега.
— Телега с крытым верхом — это карета. У тебя моя карета.
— Кто победит на Великом Камбае? — повторил Авденаго.
— Ты умеешь задавать вопросы, — похвалил Тахар.
— А ты умеешь отвечать.
— Разве?
— Если ответишь — я именно так и скажу.
— В таком случае, я считаю, что следует прибиться к Нитирэну. Он самый жестокий, самый косматый, самый рослый из всех. И у него в глазах — два солнца.
— Имея такие приметы, я бы и сам догадался.
— У тебя не было примет. Они были у меня, — надулся Тахар.
— Следовательно, ты умеешь отвечать на вопросы, — заявил Авденаго.
Тахар сказал:
— С другой стороны, Эхуван — самый толстый из всех, и волос у него рыжий, а это большая редкость у народа троллей и очевидный признак грядущей удачи.
— Хочешь намекнуть, что имеет смысл поставить на Эхувана?
— Многие так и поступят, — заверил Тахар.
— Ага, — кивнул Авденаго. — Я буду помнить и о рыжем волосе. Редкий цвет волос может обернуться истинным сокровищем.
— Говорят, — задумчиво молвил Тахар, — однажды Эхуван срезал огромную прядь своих волос и засунул ее в горло побежденному врагу, отчего тот и умер. Но его похоронили с почестями, потому что принять смерть от рыжего волоса — еще большая редкость, нежели обладать таковым.
— Серьезный соперник для Нитирэна, — согласился Авденаго.
— И очень благородно обошелся с побежденным врагом, — прибавил Тахар.
— А что стало с тем клоком волос? — спросил Авденаго.
— Его извлекли из горла мертвеца и связали в бунчук. Племя погибшего носит этот бунчук на самом толстом своем копье.
— Умно, — похвалил Авденаго.
— Вот и я говорю — умно, — подхватил Тахар. — Что до третьего соперника, Таганы, то он обладает непревзойденными клыками. Они выходят из его рта на длину целого пальца! Их цвет — ярко-желтый, и ими он способен разгрызть камень размером с голову младенца.
— Да уж, — сказал Авденаго, — плохо тому придется, кто встанет у него на пути.
— Если Тагана победит на Великом Камбае, — кивнул Тахар, — то черепа своих соперников он разгрызет с той же легкостью, что и камни.
— Однозначно.
— Нет сомнений.
— Точно.
— Ага.
Тахар сказал:
— В первый раз в жизни встречаю собеседника, которому разговор со мной был бы по плечу.
Авденаго поцеловал свой кулак и ответил:
— В первый раз в жизни слышу подобное.
Тахар кивнул.
— Рад угодить. Какого слугу ты хочешь?
— Да ведь выбор-то невелик, — поморщился Авденаго. Ему претила мысль отправляться в Комоти вместе с каким-то незнакомым человеком, но выбора не было: если он хочет преуспеть по эту сторону Серой Границы, ему надлежит выглядеть важной персоной. — Кого бы ты мне ни указал, все будет человек, и ничто иное.
— Люди, между прочим, тоже разные, — обиделся за своих рабочих Тахар. — Не стоит вот так, всех одной краской мазать. Различия имеются, нужно только приглядеться. Согласен, для этого привычка нужна, вот как у меня, но поверь: как не бывает двух одинаковых троллей, так не бывает и двух одинаковых людей. Ты глянь повнимательнее: одни повыше ростом, другие — пониже; встречаются и беспокойные… Что предпочтешь?
— Все равно, — Авденаго махнул рукой. — Для меня все бородатые на одно лицо.
— Ты безнадежен, — засмеялся Тахар. — Ладно, положись на мой глазомер. Я тебе быстренько высмотрю кого получше…
Они отправились к стене карьера. Большинство рабочих сейчас находилось на самом верху, возле обвалившегося тоннеля: одни расчищали завал, другие уже принимались разрабатывать обнаженную медную жилу.
— Как тебе вон тот? — Тахар указал на тощее пугало в лохмотьях. Пугало волокло тачку и угрюмо смотрело себе под ноги. С точки зрения Авденаго, оно ничем не отличалось от того, что ступало за ним вслед, и тоже с тачкой.
— Подойдет, — беспечно произнес Авденаго.
— Ты уверен? Может быть, предпочтешь второго? — усомнился тролль. — Погляди, он тоже хорош. В своем роде, конечно.
— Нет, лучше уж пусть будет первый, на кого ты указал, — стоял на своем Авденаго.
— Решил положиться на судьбу? — Тролль прищурился.
— Скорее, на твой верный глаз.
— Мой верный глаз положился на судьбу.
— А я — на твой верный глаз.
— Умно, — одобрил Тахар. И заорал рабочему: — Эй, ты! Бросай тачку и иди сюда!
Рабочий остановился и медленно поднял голову. Мгновение он смотрел на тролля. Тахар несколько раз подпрыгнул, показывая серьезность своего распоряжения, и махнул рукой:
— Сюда!
Рабочий, однако, тачку не бросил. О том, что Тахар периодически устраивает провокации, проверяя преданность рабочих своему делу, на карьере были наслышаны все. Поэтому он приблизился к Тахару вместе с тачкой и остановился в трех шагах — так, чтобы Тахар не смог дотянуться кнутом.