Нитирэн встретился глазами с Авденаго.
— Поскольку Кохаги так и не поведал своих секретов добрым жителям Гоэбихона, которые жирели и процветали за его счет, а перед его смертью слетелись к нему, точно стервятники, то, полагаю, нога находится в гробнице Кохаги, в Гоэбихоне. Его закопали вместе с ногой.
— Разве они не сжигают умерших? — удивился желтоволосый тролль. — Какие дикари!
— Умерших не принято сжигать в городах, — ответил Нитирэн, явно гордясь своими познаниями. — Там боятся пожаров. Только в замках и деревнях сооружают погребальные костры. Городские мертвецы гниют в каменных ларях или в простых мешках, зарытые в землю.
Немолодой тролль оставил всякую надежду прожевать то, что оставалось у него во рту, и выплюнул это на пол.
— Ты убил мое желание вкушать пищу, Нитирэн! — воскликнул он.
— Рад, что хоть кому-то это удалось, старый обжора, — невозмутимо отозвался Нитирэн. — Однако я не хочу отвлекаться от гниющих трупов. Тело Кохаги истлело, но погребенная вместе с ним нога, полагаю, целехонька, поскольку была создана из нетленного шатра Джурича Морана. Это оружие необходимо добыть.
— Твои мысли, Нитирэн, воистину достойны великого правителя, — сказал пожилой тролль, — но поскольку ты еще молод, то слишком широко замахиваешься. Ни один из нас не сумеет тайно войти в Гоэбихон. Там сразу распознают тролля и уничтожат его… Не говоря уж о каменных зверях, убивающих каждого, в ком есть наша кровь.
Авденаго побледнел, встал, повернулся к Нитирэну.
— Нитирэн действительно обладает великими мыслями, — громко, уверенно заговорил молодой человек. — Я единственный из всех понял его! Среди нас есть тот, в ком нет троллиной крови. Тот, кого не убьет эльфийская магия. Тот, кто внешне не отличается от любого другого человека. Он войдет в Гоэбихон, никем не узнанный, и возьмет из гробницы Кохаги непревзойденное оружие. Я сделаю это!
Авденаго заметил, как пожилой тролль повернулся к тому, что был с оранжевыми волосами, и вопросительно поднял брови, а его молчаливый собеседник недоумевающе пожал плечами.
«Они считают, что я — тролль, как и они! — ликующе подумал Авденаго. — Я и впрямь от них не отличаюсь!»
— Существует ничтожно малая опасность, — медленно проговорил Нитирэн, — что ты и по крови сделался одним из нас… Если это так, то ты умрешь, едва ступив на землю Гоэбихона.
Авденаго покачал головой:
— Я могу думать как тролль и жить как тролль, я могу внешне походить на тролля, и одеждой, и повадкой, и выражением лица, и образом жизни, — но по крови я останусь человеком. Эльфийские ловушки не увидят меня.
— Я был четырежды предусмотрителен, когда избрал себе в дахати человека, подпоясанного веревкой! — воскликнул Нитирэн.
Пиршественный зал содрогнулся от здравиц, возглашенных в честь Авденаго. Когда все успокоились и допили вино, Авденаго задал вопрос, мучивший его уже некоторое время:
— Почему же Кохаги так и не женился? Ведь у него хватило денег и на собственный дом, и даже на каменную гробницу… Неужто ни одна женщина не захотела войти в этот дом и навести там свои порядки?
И добавил:
— Атиадан непременно спросит меня об этом, когда я буду пересказывать ей историю о скороходе и его деревянной ноге.
— Ради Атиадан я отвечу тебе, — улыбнулся Нитирэн. Теперь, когда самый главный вопрос — кто отправится добывать чудесное оружие, — был решен, напряжение оставило Нитирэна, и он сделался веселым и спокойным. — Долгое время Кохаги не мог выбросить из памяти выжженный мертвый круг, образовавшийся на том месте, где стоял шатер Морана. Скороход хорошо знал, что кусок шелка прирос к его телу. Он ни на мгновение не забывал об этом.
Однажды Кохаги все-таки встретил женщину, сумевшую зацепить его сердце. Он начал подумывать о женитьбе.
Страх перед возможными последствиями все еще глодал его, поэтому он отправился на поиски того места, где повстречался с Мораном. Долго он блуждал по холмам и рощам. Наконец, как ему показалось, он увидел знакомый пейзаж: два засохших дерева и круглое пятно посреди луга. Трава на этом пятачке земли росла не такая, как во всей округе. Красноватая, с острыми листьями, она вымахала гораздо выше, чем за пределами круга. Выше и гуще. Кохаги счел это хорошим признаком.
Очевидно, земля окончательно выздоровела, если сумела прокормить такую пышную растительность.
На всякий случай Кохаги провел ночь на той земле. Он соприкасался с травой перебинтованным боком, тем самым, куда врос лоскут шелка от морановского шатра. Наутро он увидел, что с травой ничего не случилось. Это наполнило его надеждой и радостью, и он поспешил к своей избраннице…
Насколько известно, она умерла совсем молодой от какой-то болезни. Может быть, ее и вправду убила болезнь — с женщинами никогда нельзя знать наверняка. Но Кохаги не сомневался в том, кто истинный убийца его жены. Он во всем винил себя, свою беспечность, свое глупое желание быть счастливым. И после ее смерти никогда, ни разу не прикоснулся к женщине, не обнял ребенка, не подал руки другу. Да и друзей у него, как утверждают, не было. Одинокий, замкнутый человек — таким был Кохаги.
— Для меня будет честью разорить его могилу, — сказал Авденаго. — Узнав всю историю целиком, я намерен привезти сюда не только его ногу, но и его кости, чтобы мы могли достойно сжечь их и положить в нашу почву. И пусть земля троллей будет добрее к нему, чем земля эльфов и людей!
Глава двенадцатая
Туман ослепил их; сквозь Серую Границу тролли двигались на ощупь. Кони ступали медленно, с усилием раздвигая грудью густой воздух. Дыхание затруднилось. Следуя совету Арилье, Авденаго пытался думать о своей возлюбленной. «Та, которую ты любишь, спасет тебя, — сказал ему молодой тролль. — Вдыхая, вспоминай ее глаза, выдыхая, представляй ее пальцы…»
«А о ком будешь думать ты, когда мы войдем в туман?» — спросил его Авденаго.
«У меня нет возлюбленной», — ответил Арилье и густо покраснел.
Атиадан простилась с мужем, как подобает: подарила ему долгую ночь любви и один поцелуй наутро.
— Убей их всех, — пожелала она. — Убей всех и возвращайся ко мне поскорее, мой чудесный муж-человек. Возвращайся ко мне истинным троллем!
Он перецеловал все ее пальцы по очереди и сел на коня. А когда он обернулся в последний раз, она уже стояла к нему спиной и шевелила хвостиком. Она всегда так делала, когда хотела его подразнить.
От этого зрелища сердце у Авденаго стиснулось от сладкой боли и восторга, так что он едва не закричал. Он стиснул бока коня коленями и помчался прочь.
Густой туман границы немного остудил его голову, но в сердце поселилась печаль. Авденаго не любил эмоций и старался избегать их. Чувства, переживания — это для эльфов. В том, чтобы жить чувствами, есть что-то нечистое, неопрятное.
«Спаси меня, Атиадан! — подумал Авденаго. — Подскажи, о чем мне думать, чтобы не заплакать от грусти по тебе?»
Он повернул голову и в тумане увидел смутный темный силуэт. Арилье. Друг, который всегда будет рядом, готовый защитить, помочь, закрыть собой, если понадобится.
И печаль отступила. В последний раз — с благодарностью — Авденаго подумал об Атиадан, и ее образ растаял в его мыслях.
Граница лопнула, словно пузырь, и тролли вырвались на волю. Отныне они находились в мире эльфов и людей.
* * *Первое, что ощутил Авденаго, освободившись из пут густого тумана, был неправильный солнечный свет. Если бы Авденаго имел привычку задумываться над подобными вещами, он бы сказал, что здесь совершенно другой спектр. Во вселенной троллей преобладали красные и желтые цвета, а в мире по другую сторону границы, — голубые и зеленые. И предметы от этого казались плоскими, невыразительными. Все, даже деревья.
Эффект был такой, как если бы Авденаго сперва долго, зажмурившись, подставлял лицо солнцу, а потом внезапно открыл глаза и огляделся по сторонам. В первые мгновения после подобных экспериментов весь мир выглядит окрашенным в приглушенные сероватые тона, предметы приобретают сюрреалистически вычерченный объем и вместе с тем удаляются на непонятные расстояния. В общем, получается что-то вроде картины Дали.
Но довольно скоро этот эффект проходит.
Вот и сейчас Авденаго все время чудилось, что вот-вот рассеется иллюзия, и все вокруг вернется к привычным краскам и очертаниям. А этого не происходило.
Прямо перед ними медленно вырастал замок.
«Они нас боятся», — подумал Авденаго.
И погнал коня.
* * *Отряд под предводительством Геранна выступил на рассвете. Евтихий пробудился засветло от того, что боевые трубы ревели по всему замку. Люди вскакивали, хватались за оружие, бежали во двор.
Геранн, с широченными плечами, которые зрительно увеличивались доспехом, с шлемом под мышкой, уже сидел в седле. На копье, которое он держал, обвис в ожидании ветра боевой стяг.
— Тролли перешли границу! — повторял он, перекрикивая трубы. — Тролли! Тролли!
Это слово приобретало в его устах неожиданно музыкальное звучание, как будто речь шла не о грядущей битве, а о каком-то невиданном музыкальном инструменте.
— Тролли! Тролли!
Солдаты спешно вооружались, конюхи подводили им лошадей.
Неожиданно все трубы смолкли, в замке, как почудилось Евтихию, воцарилось безмолвие. Наконец кто-то из солдат задал тот единственный вопрос, который тревожил всех:
— Откуда это известно? Кто сообщил об атаке?
— Я заключил брачный союз с Гонэл, защитницей соседнего замка! — громом раскатился голос Геранна, и каждый камень отозвался ему звучным эхом. — Я знаю все, что происходит с ней, и я говорю вам: она в большой опасности! По коням! Скорее!
Евтихий усаживался на свою лошадку, когда поймал чей-то недоброжелательный взгляд и услышал перешептывание у себя за спиной, однако не обратил на это никакого внимания — привык. Он знал, что к нему до сих пор относятся с подозрением. «У меня каждый солдат на счету», — сказал Геранн, когда взял Евтихия в отряд. Словно оправдывался.
Евтихий не заблуждался на сей счет: люди Геранна терпели его лишь по необходимости. От Евтихия все еще воняло троллями, и избавиться от этого он был не в состоянии. За глаза его называли «троллячьей шкурой» и «троллиным выкормышем».
Из своей истории Евтихий никогда не делал секрета — он всегда готов был открыть любопытствующему, откуда он родом, как вышло, что он попал к троллям и каким образом он освободился и бежал. Казалось бы, полная искренность должна была создать ему репутацию человека простого и откровенного; но нет — окружающие продолжали считать, что он себе на уме и наверняка «еще себя покажет».
Только владелец замка, Геранн, и его сводный брат Броэрек смотрели на Евтихия без всякой подозрительности. И сейчас Броэрек подъехал к нему.
— Держись радом, — сказал он просто. — Мне нужен воин, чтобы защищал мой левый бок.
После ранения Броэрек не слишком доверял своим силам. Евтихий молча занял место рядом с господским сводным братом.
Броэрек вдруг спросил — неловко, потому что сильно смущался:
— А если ты… ну… если ты встретишь знакомого?
— Где? — не понял Евтихий.
— Среди врагов, — пояснил Броэрек и покраснел.
— Только один тролль может оказаться мне знаком — тот, который забрал меня из карьера, а потом отпустил на свободу, — сказал Евтихий. — Если я увижу его во время боя, то постараюсь сделать так, чтобы нам не пришлось сойтись между собой в схватке. Я благодарен ему.
— А если… — опять начал Броэрек.
Евтихий взял его за руку.
— Я обещал защищать тебя и сделаю это. Просто мне не хотелось бы выполнять свой долг, лишая жизни Авденаго. Но если придется… — Он вздохнул. — Лучше не иметь друзей среди врагов. Хотя какой он мне друг, этот Авденаго?
Отряд выехал из ворот, когда солнце уже оторвалось от горизонта и покатилось вверх, в небо, навстречу первому облачному перышку.
* * *Никто из троллей не ожидал встретить возле владений Гонэл такое яростное сопротивление. Но после первого натиска защитники крепости оправились на удивление быстро, и скоро уже нападавшие вынужденно разделились на несколько отрядов. Основная часть осталась биться в долине под стенами, а небольшая группа троллей оказалась отрезанной от своих и очутилась в роще, за замком.
Авденаго придержал коня, оглядываясь на своего спутника.
— Ты хорошо здесь видишь, Арилье?
— Здесь странный свет… и туман щиплет глаза, — ответил Арилье. — Похоже на сады моего отца, но…
Он не договорил. За него закончил Авденаго:
— Похоже, но на самом деле все другое. Это сбивает с толку.
— Да.
Стрела просвистела мимо уха Авденаго и впилась в ствол дерева. Звук напоминал жужжание пчелы.
Авденаго невольно дернул головой.
— Лучник!
Арилье уже несся к лучнику, занося меч над его головой. Лучник успел выпустить вторую стрелу, когда тролль обрушился на него сверху и стремительным ударом отсек ему голову и кисть руки.
Конь Арилье взвился на дыбы, едва не сбросив седока. Только чудом тролль удержался в седле.
Второй лучник вскочил на ноги, появившись из-за большого камня. В одно мгновение он выпустил две стрелы и снова скрылся.
Авденаго казалось, что он отвлекся лишь на долю секунды, однако когда он вновь взглянул на то место, где только что находился его друг и спутник, там уже никого не было. Арилье лежал на земле со стрелой в левой руке. В правой он по-прежнему держал меч. Конь его отбежал на несколько шагов и на призывный свист хозяина никак не реагировал.
Авденаго закричал:
— Арилье!
И внезапно рядом с ним оказался рослый эльфийский воин. Он глядел на Авденаго удивленно, но без всякой враждебности, словно пытался вспомнить, когда они встречались прежде.
«Он принимает меня за человека, — подумал Авденаго, злорадно скаля зубы. — Сейчас он поплатится за эту ошибку!»
И поднял меч.
Эльф запросто уклонился от этого неловко нанесенного удара.
— Кто ты? — спросил он.
Эльф вовсе не был испуган. Скорее, его разбирало любопытство.
— Кто ты такой? Мы встречались?
— Нет! — крикнул Авденаго, готовясь повторить атаку.
Эльф опять поднырнул под его руку. Он проделывал это с оскорбительной легкостью.
— Откуда ты знаешь мое имя? — воскликнул эльф.
— Твое имя?
— Ты позвал меня по имени! Кто ты?
— Арилье! — не отвечая эльфу, пронзительно закричал Авденаго и повернулся к своему другу.
Тот уже понял. С громким воплем, превозмогая боль, тролль поднялся на ноги и побежал навстречу убийце своего отца.
Эльф глядел на него дерзкими синими глазами и едва заметно улыбался. Он не сомневался в победе. Вот так же он улыбался, когда убивал всех мужчин из семьи Арилье-мстителя. И был так же юн, самоуверен и полон сил, хотя с тех пор прошло уже почти двадцать лет. Естественно, ведь для его расы двадцать лет — не срок.
Крича от ярости, тролль набросился на своего кровного врага. Авденаго знал, что его товарищ хорошо владеет мечом. Даже раненый, он умудрялся наносить сильные, точные удары. Но второй Арилье парировал каждый выпад, как будто заранее знал, как будет действовать его противник.
Авденаго ждал поблизости с мечом наготове: он готов был отогнать любого постороннего, будь то друг или враг, а при случае, не колеблясь, добил бы эльфа. Но пока Арилье-тролль держится на ногах и замечает каждое движение своего врага и своего друга, Авденаго не решался как-то проявлять себя. Он знал: гордый тролль не допустит, чтобы кровник был убит кем-либо, кроме мстителя. Любой другой исход нанес бы урон его чести.
Поэтому Авденаго вынужденно ограничился ролью наблюдателя. Он кусал губы и осторожно приближался к сражающимся, шаг за шагом, выжидая момент, когда можно будет вмешаться.
Арилье-эльф откровенно забавлялся этой маленькой битвой. Его соперник был ранен; он моложе, менее опытен и, очевидно, слабее. Только упрямство, свойственное троллям, заставляло его держаться на ногах и возобновлять атаки.
Незаметно рощу затягивало туманом, и постепенно он начал сгущаться. Темнее не становилось, но у всех как будто ухудшалось зрение. В воздухе повис странный тяжелый запах. Облизав губы, Авденаго ощутил привкус железа. Он прищурился — все вокруг расплывалось, теряло отчетливые очертания, так что казалось, будто необходимы очки, чтобы разглядеть хоть что-то из происходящего.