Голем приступил к допросу, не дожидаясь, пока останется с пленником один на один.
– Неприятно вышло, да? – Голем толчком сапога отбросил нож, присел рядом с Кенеком на корточки и с кажущейся небрежностью накрыл ладонью изувеченные пальцы. Кенек вскрикнул, но, спустя несколько мгновений, умолк. Даже скулить перестал.
– Так – совсем другое дело, верно? – продолжил Голем. – Так ты даже не истечешь кровью до того, как я передам тебя местным доброхотам, – а ты, по всему видно, не из тех, кто откажется прожить хоть на миг подольше. Но может стать хуже. – Он едва заметно двинул рукой на ране, и Кенек захлебнулся криком. – Гораздо хуже, – бесстрастно сказал Голем, когда тот вновь умолк. – Если мне покажется, что ты лжешь.
– Так ты дознаватель… этих… синезнаменных поганцев? – сплюнув кровь, спросил Кенек. И тут же заорал, когда Голем легонько надавил на то, что осталось от его кисти.
– Не надо больше… я буду… буду отвечать, – прохрипел Кенек, когда сумел отдышаться.
На бледном лице чародея не мелькнуло даже тени удовлетворения: он и не сомневался, что тот будет отвечать. Отвечать быстро и охотно.
– Начнем с того, кто такие «синезнаменные поганцы»?
– Бергичевцы… Люди барона Бергича.
Деян искоса взглянул на печь. Ему было не по душе оставлять Шалфану без присмотра рядом с чародеем, пусть и совсем ненадолго. Но старуху, укрытую грудой одеял, разглядеть было непросто, а с засонной травы она должна была спать крепко.
– Эл, пойдем. Эльма? – Деян встревоженно взглянул на девушку. Она стояла рядом, вперив в пол неподвижный взгляд, и ничего вокруг, казалось, не замечала – ни его, ни бабку, ни тел и крови посреди дома, ни чародея и Кенека, ни доносившихся со двора перешептываний и всхлипов. – Серая!
– Пойдем, – безжизненно откликнулась она и, по его подсказке надев наконец-то теплое верхнее платье, позволила вывести себя из дому.
– VIII –
Под стеной дома перетаптывались с места на место Солша с одним из сыновей и Малуха с дочерьми. На пол-лица «тетушки Со» растекся синяк, заметный даже в темноте, одежда была изорвана, но на ногах Солша стояла твердо. Малуха, с виду невредимая – если не считать царапины на щеке и спутанных волос, – немедленно бросилась к Эльме, причитая и плача. А дети выглядели… очень спокойными. В распущенных волосах у них, как и у Малухи, запутались обломки веток.
Деян, тяжело опираясь на костыль, прохромал к ним.
– Нура, Калиша. – Деян перевел взгляд с младшей на старшую дочь Петера. – Это вы его привели?
Можно было и не спрашивать: вряд ли могла найтись другая причина, по какой чародей вернулся среди ночи…
Они все заговорили одновременно – девочки, Малуха, Солша и ее мальчишка.
Из того, что Деяну удалось разобрать, следовало, что, как он и думал, Солша сама впустила Кенека с дружками в дом. Но она же, вместе с сестрой, и заболтала их ненадолго каким-то чудом, дав Малухе и детям время тихо вылезти в окно и сбежать задворками. А накануне вечером Калиша и Нура – запрет слаще меда! – рассказали сыновьям Солши про волшебную скалу и доброго чародея с каменными людьми, которые всех защитят, в обмен на историю про «большого и маленького дядек», которых мальчишки встретили днем.
– Все не как в сказке, но ведь должна быть в сказке и правда тоже, верно говорю, ма? – сын Солши в поисках поддержки постоянно смотрел на мать.
Дети, выбравшись из дома, понеслись к скале, не слушая Малуху, – той пришлось гнаться за ними изо всех сил.
– Как нарочно, через самый бурелом удирали, поганцы! – Даже в такой момент Малуха умудрялась ворчать.
Голема мальчишки нашли у развалин, точно там же, где и днем, и стали просить, чтоб он пошел и побил злых людей. К большому удивлению Малухи, чародей не рассердился и не прогнал их, а велел спрятаться в развалинах и тихо сидеть там до утра, тогда как сам вместе с великаном немедленно отправился в Орыжь; только спросил сначала, почему они пришли звать его, хотя днем сами застрелить хотели, а потом уже ушел. Дети выждали немного, но не утерпели, опять убежали от Малухи, и вот…
– Мы же все правильно сделали, дядя Деян? – Калиша требовательно дернула Деяна за рукав. – Правильно? Но почему тогда…. все равно…. Почему-у-у….
– Вы молодцы. И сделали все правильно, кроме того, что не послушали милорда Ригича и прибежали сюда, не дожидаясь утра. – Деян заставил себя улыбнуться девчонке и ласково потрепал ее по голове. – К сожалению, Калиша, в сказках… в сказках есть правда, но и вымысла много. Господин чародей – не Господь Всемогущий: помогает только кому может и как может.
«И как захочет», – добавил он про себя. За стеной взвизгнул Кенек: очевидно, опять сказал что-то не понравившееся Голему. Деян понадеялся, что никто, кроме него, за плачем Малухи доносящихся из дома звуков не слышит.
– Конечно, правильно! Вы нас очень выручили, маленькие. – Эльма, отведя Малуху к лавке, поманила девочек. – Идите, обнимите мать: вместе слезы солоней, но горе слаще.
Через мгновение Калиша и Нура, забравшись на колени к Малухе, уже ревели в три ручья вместе с ней. Телом никто из них не пострадал, но увиденного и услышанного за ночь с лихвой хватило бы и на то, чтоб надломить дух и крепкому мужчине.
– Этот милорд Ригич взаправду колдовать может, Деян?
Солша пристально уставилась на него единственным открытым глазом: другой заплыл так, что не осталось даже щелочки.
– Он чародей. Но не «господин добрый чародей», – ответила вперед Деяна Эльма. – Так что держите с ним ухо востро.
Голос Эльмы за время, что она утешала Малуху, вновь обрел теплоту и мягкость, но взгляд оставался прежним: неживым, холодным.
– Да, тетушка, все так, как говорит Эльма, – подтвердил Деян. – А где твой второй пострел? – спросил он – и тут же ужаснулся своего беззаботного тона: ведь мальчишка мог и…
– Жив-здоров. Весь в своего беспутного папашу пошел. – Солша покачала головой, не то одобрительно, не то осуждающе. – Ни стыда перед Господом, ни страха. Вырос малой. Во, гляди, чем занят!
Деян усилием воли заставил себя взглянуть в ту сторону, в какую указывала Солша: на дом Химжичей. Окна теперь были темны, но в распахнутую калитку пыталась протиснуться процессия почти столь же чудовищная, как та, что еще недавно направлялась в дом. Джибанд, на полроста возвышавшийся над плетнем, волочил за ноги два трупа, а мальчишка Солши с горделивой улыбкой сидел у великана на шее и масляным фонарем подсвечивал ему путь.
– Кенековы мерзавцы! – Выражение разбитого лица Солши могло сойти за гримасу ярости, достойную Голема. – Наших всех, живых и мертвых, уже снесли к знахарке во двор… Моя Талима тоже там. Живая, хвала Господу, – вздохнула она, утерев здоровый глаз.
Деян не стал ей говорить, что слова «вырос малой» мало подходят к тому, чем занимается ее сын, и что имя его отца Кенек назвал среди погибших.
– Бабка ваша как? Не зашибли? – спохватившись, спросила Солша.
– Обошлось. Надеюсь, до утра проспит, – поспешил успокоить ее Деян.
– Из наших… кто? – тихо, так, чтоб не могли расслышать Малуха и девочки, спросила Эльма.
– Даришу насмерть замучили, сволочи. И Лесоруб погиб, – так же тихо ответила Солша. – Застрелили. За своих баб вступился, да куда ж ему, старику? Когда они еще с ружжами… И битых-перебитых не счесть. Дальше что будет – ох, и думать страшно. – Она скосила здоровый глаз на приоткрытую дверь и осенила себя амблигоном. – Ох, страх! А малым все ж вздремнуть надо хоть чуть, и вам обоим тож. И бабушку вашу отседова забрать… В доме у меня – будто медведь прошелся, но сарайка теплая, и сена натащить можно.
Эльма, приличия ради, сначала отказалась, но упираться не стала. С какой стороны ни посмотри, а детей действительно надо было устроить где-нибудь в тепле и подальше от чародея.
– Уложишь их сама? – смущенно попросила она Солшу в конечном счете. – Я хочу зайти к Илле; может, чем смогу помочь.
– Я с тобой, – быстро сказал Деян.
– Да там и без вас народу тьма, – сперва начала возражать Солша, но потом махнула рукой. – Ну, дело ваше, не мне вас учить.
– Значит, мы с Деяном вас проводим. Все равно по пути, – сказала Эльма, по-прежнему избегая встречаться с ним взглядом.
В доме снова заскулил Кенек; торжествующий волк-охотник превратился в побитого пса.
Глава пятая. Чародей
– I –
Деян шел как мог быстро, стараясь не отстать от Эльмы: девушка почти бежала, не глядя под ноги.
Все было далеким, чужим, смутным, как в густом тумане: безумное бормотание Шалфаны, когда ее выводили из дому; улица, расчерченная темными полосами там, где Джибанд волок мертвецов; мягкий голос Солши, успокаивающей старуху.
Заполненный полураздетыми людьми двор знахарки Иллы; невозмутимый великан Джибанд, перекладывающий мертвецов так, чтобы они не мешали проходу; горбатая неумеха Илла, мечущаяся из дома во двор и обратно и больше глазевшая на Джибанда, чем занятая лечением.
Не уместившиеся в доме раненые, лежащие и сидящие под навесом для сушки трав на укрытой одеялами земле, – стонущие, плачущие, обращающие к небесам молитвы и проклятья; толпящаяся рядом родня и два ружья, приставленные к стене. Мертвецы на земле…
Внучка Киана в разорванном до самой шеи платье, рыдающая над дедом. Киан-Лесоруб, будто все еще следящий остекленевшими глазами за топором на поясе Джибанда. Пятеро мертвых дружков Кенека со сломанными шеями и раздавленными черепами, которых никто и не подумал прикрыть: великану с его силищей оружие было без надобности.
«Здесь пятеро. Значит, считая Кенека и тех двоих – всего восемь подонков. Мы смогли бы дать отпор сами, не будь все в таком раздрае… И Лесоруб мог бы не лежать здесь, не будь он безоружен».
Деян отвернулся, когда жена Вакира в наброшенном поверх рубахи зимнем тулупе принялась, загибая пальцы, деловито пересчитывать покойников.
Смогли бы, не смогли бы? Что случилось, то случилось. Ничего нельзя было исправить.
– Постой! – Деян удержал Эльму, когда та собиралась зайти во двор, и развернул лицом к себе. – Посмотри на меня.
Она неохотно встретилась с ним взглядом.
– Эл, ты не виновата, что Кенек связался с таким сбродом и привел их сюда, – сказал Деян. – Что одурел от пережитого, что помешался… на тебе, – выдавил из себя он. – Но ты здесь ни при чем. Это его вина и ничья больше. И… Раз война проиграна – рано или поздно… все равно могло случиться нечто подобное.
– Ты забыл добавить, Деян, – «и все равно еще случится в будущем», – устало сказала она.
– Совсем не обязательно. Но если и так – не нам себя за это винить.
– Все же, если б я обращалась с ним мягче, раньше, когда все еще было по-прежнему… – В ее глазах проступила невыразимая боль. – Тогда сегодня ничего бы не случилось.
«Если б ты знала, что может случиться в будущем, – ты бы сделала то, чего он от тебя добивался?» – эта мысль показалась Деяну почти такой же чужой и далекой, как и все другие.
– Неправда. Кенек все равно сделал бы то, что сделал, – сказал вместо этого Деян. – Он давным-давно не дурно воспитанный мальчишка, а мужчина. Никто, кроме него, не в ответе за его поступки.
– Ты сейчас говоришь почти как брат. – Эльма напряженно улыбнулась, но и эта вымученная улыбка тут же исчезла с ее лица. – Прости. Кенек сказал, что твои, оба… Я соболезную…
– Мажел и Нарех знали, что могут погибнуть, – твердым голосом перебил ее Деян, проглотив подступивший к горлу ком. – Они нашли честную смерть, а не связались с кем-то вроде Хемриза. А нам нужно жить дальше, Серая.
Он попытался обнять ее, но она отстранилась с какой-то странной, печальной улыбкой:
– Следующий день все равно наступит, живы мы или нет. Ты сейчас пойдешь объясниться с Големом или утром?
– С чего ты решила, что я собираюсь?..
– Зная тебя, несложно догадаться, – перебила она. – Что ты намерен ему сказать?
– Что смогу вспомнить – то и скажу, – пробормотал Деян. Он ожидал, что она будет его отговаривать, но Эльма лишь согласно кивнула:
– Это ясно. Потом?
Деян, скрывая замешательство, сделал вид, что высматривает что-то во дворе.
Мажел – воспоминание о брате отозвалось глухой болью – говорил, что проще сдвинуть Сердце-гору, чем понять женщину. Все вокруг казалось нереальным, и эта девушка с беспомощной полуулыбкой на губах и душной тьмой в тяжелом, как камень, взгляде, как будто была не Эльмой, а кем-то другим, незнакомым. Но все равно родным. Он любил ее, что бы ни скрывалось в глубине ее глаз.
Та легкость, с какой Эльма сейчас отпустила его, – отчего-то задевала, тревожила, страшила. Что-то будто треснуло, сломалось в ней, а она не желала лечить этой раны…
Все шло наперекосяк: он должен был найти способ успокоить ее, найти верные слова, поддержать – но не мог пробиться через густой туман.
– Что потом, Деян? – переспросила Эльма. – Если он нормально выслушает тебя – будешь просить его остаться и помочь нам?
– Ты же видела, как он убил того, который звался Хемризом… И как он начал «говорить» с Кеном. – Деяна передернуло.
– Но подобные Хемризу не лучше или еще хуже.
– Теперь есть оружие. – Деян показал взглядом на ружья. – И больше нас не застанут врасплох. Вряд ли нам хватит сил защититься самим, но…
– Но?
– Мы хотя бы можем попытаться. А Голем… Он чудовище, Серая. Разумно ли просить защиты у чудовища? Если завтра его настроение переменится, от Орыжи не останется даже горстки пепла.
– Откуда мне знать? Решай сам. – Эльма покачала головой. – Я пойду, спрошу Иллу, чем помочь. Удачи, Деян, храни тебя Господь!
Она махнула на прощанье и ускользнула за калитку.
Деян дождался, пока она переговорит с горбатой Иллой и скроется за дверью; прежде чем уйти, он еще долго стоял, разглядывая знакомые, потрескавшиеся от времени резные наличники. Они, в отличие от всего остального, Илле приглянулись: лачугу Вильмы снесли и построили новый дом, а наличники сохранили старые.
Судьба будто сделала круг, но ничего не повторялось в точности. Новое окропляло старое, старое смешивалось с новым – быть может, так же, как в сказках складывались воедино правда и вымысел, а сказки складывались с жизнью…
«Надо было внимательней слушать Вильму. – Деян мрачно усмехнулся своим мыслям, бредя по оставленным в грязи следам к дому Догжонов. – Может, тогда я чего-нибудь бы понял… До того, как все закончится».
После разговора с Эльмой камень на сердце стал только тяжелее.
– II –
Деян зашел в дом.
– …Я только один раз, издали видел… Мне могло показаться!.. Простите, господин… – Когда-то Кенек говорил звучным басом, но сейчас его бормотание с каждым словом делалось все визгливей. Он больше не лежал придавленным к полу, а сидел у остывшей печи на корточках, прижимая к груди обмотанную полотенцем кисть, и оттого выглядел еще более жалким, чем прежде.
Деян тихо прикрыл за собой дверь и сел на стул, отодвинув его подальше от мертвецов. Борода Барула от запекшейся крови стала черной. Хемриз лежал лицом вверх, и неровный ряд из трех дыр в его покатом лбу служил хорошим напоминанием, что за человек с усталым лицом сидит на табурете напротив Кенека.
– Так видел или показалось?! – судя по раздраженному тону, Голем мямленье Кенека слышал уже не первый раз и не второй. Сейчас Голем его не трогал, но Кенек от одного голоса чародея дрожал, как осиновый лист. – Вернемся к началу. Ты сказал, что знаменный чародей вашего короля Вимила – Венжар ен’Гарбдад. Ты видел его один раз, и с виду он тебе в деды годится. Так?
– Так, господин… Но я только издали, господин. Вдруг…
– Хватит! – перебил Голем. – При Императоре Яране солдатам, которые не верили собственным глазам, выжигали их каленым железом. Проделать это с тобой?