«Мрак небесный! Нет!»
Его словно ледяной водой окатило, когда он понял, что в следующее мгновение случится.
– А может, тут? – Рыжебородый подошел к печи. – О, нашел!
– Там бабушка спит! Не трогай!– отчаянно выкрикнула Эльма.
– Бабушка, говоришь? – Рыжебородый, сорвав одеяло, осветил лампой лицо старухи. – Хе, и впрямь…
– У-у, боров пьяный! – загудела Шалфана Догжон и ткнула ему в нос иссушенным кулачком.
– IV –
Рыжебородый отшатнулся, схватившись за лицо: cилу старуха растеряла с возрастом, но косточки у нее были острые.
– Ишь, чего устроили, свиньи! Моего Вадьма напоили допьяна, а сами шастают, дом громят, по шкафам шарятся!!! У-ух я вам задам!
Не проснись она, рыжебородый наверняка оставил бы ее в покое: что ему толку со старухи? Но она проснулась, и совсем не в том благодушном настроении, что прежде. Приняла погромщиков за приятелей умершего много лет назад мужа и вознамерилась «задать».
– А ты, дура, пока муж лыка не вяжет, с другими гулять удумала?! – слезая с печи, заорала старуха на Эльму.
– Бабуль, нельзя! Успокойся! – Эльма тщетно пыталась высвободиться из хватки растерявшегося Кенека. Тот стоял столбом, бешено вращая глазами по сторонам.
– Я не пьян, мать. Ложись, не стращай гостей! – выкрикнул Деян, надеясь хоть так отвлечь старуху. Но она и покойного сына раньше не больно-то слушала, а его сейчас вовсе не замечала.
– Вон отсюда, поганые! – Старуха, неся перед собой котел с остатками каши, наступала на рыжебородого.
– Чего?!
– Кому сказано? Пшел вон!!!
Она швырнула котел в него
Рыжебородый отскочил, поскользнулся на разлетевшейся каше и налетел на стол.
– Ах ты, мразь старая!.. – Он замахнулся на старуху ружьем, целя ей прикладом в лицо.
Деян, перекатившись по полу, дотянулся до костыля, уже понимая, что ничего не успеет сделать.
Но обошлось.
– Охолонись, Барул! Не видишь – бабка давно из ума выжила. – Мужик с перевязанной головой, обхватив рыжебородого со спины, оттащил его от Шалфаны. – Совсем стыд потерял – старухам шеи крутить?
Он, по счастью, оказался сильнее, и рыжебородый Барул вынужден был отступить.
– Тебе какое дело, Хемриз?! Да она, того и гляди, сама песком рассыплется, – проворчал он, потирая ушибленное бедро.
– Эй, красотка! – Мужчина в повязке, которого называли звали Хемризом, обернулся к наконец-то сумевший высвободиться Эльме. – Сейчас же уйми старую, не то я сам ей всыплю.
Унимать Шалфану уже не было нужды: бросок забрал у нее все силы. Старуха, привалившись сгорбленной спиной к стене, хныкала и бормотала о неблагодарных поганцах. Эльма, приговаривая что-то утешающее, уложила ее обратно на печь, перед тем заставив разжевать шарик засонной травы.
Тем временем Хемриз успел зажечь другую лампу, заглянуть в малую комнату, в погреб и вернуться.
– Кроме этих и старухи здесь больше никого нет. – Он перевел взгляд с Кенека и Барула на Эльму. – Где твоя ятровка?
– Под вечер в лес ушла, силки проверить, обещалась вернуться – да вот нет ее… Верно, заблудилась, или вас увидев, спряталась, – соврала Эльма, пытаясь вернуть себе прежний, преисполненный достоинства, вид, в то время как рыжебородый обходил ее кругом, пристально разглядывая.
– Кушать захочет – вернется. – Рыжебородый Барул остановился и облизнул шелушащиеся губы. – А пока и сестрички хватит.
– Эй! – Кенек зло уставился на него.
Деян, надеясь, что на него по-прежнему никто не смотрит, переложил костыль под правую руку. Но Хемриз, подойдя, пинком отбросил его на другой конец комнаты:
– Хочешь жить – не дури.
От его вкрадчивого голоса по коже побежали мурашки.
– Уж больно хороша. – Рыжебородый, ухмыляясь, надвинулся на Эльму. Та попятилась.
– Только попробуй – и я продырявлю твою дурью башку! – зарычал Кенек.
– Многовато для тебя одного такого богатства, Кен. – Рыжебородый взглянул на него безо всякого страха.
– И то верно, – спокойно заметил Хемриз. – Нечестный вышел уговор, ты так не считаешь, Кенек?
– Даже думать не смейте!!! – Кенек стиснул ружье. – Или я вас!..
Он осекся, оглянувшись на приоткрытую дверь: далекие женские стенания вдруг сменились надсадным, полным боли мужским воплем.
Затем крик оборвался, и наступила тишина.
– V –
– Это что сейчас было? Похоже вроде на Шилыча… – рыжебородый нахмурился.
– Ступай, проверь, что там, – скомандовал Хемриз. Именно он был в их компании главным, что бы ни думал по этому поводу Кенек.
Теперь с улицы донесся чудовищный, оглушительный рев и грохот. Снова кто-то закричал – уже иначе, отчаянно, визгливо. Рыжебородый, перехватив ружье штыком вперед, бросилcя во двор.
Деян рассмеялся.
От смеха невыносимо кололо в отбитых ребрах, но сейчас он не владел собой.
Кенек, подойдя, слегка толкнул его в бок.
– Что смешного?! Ты что-то знаешь?! Отвечай, Деян!
В голосе Кенека Пабала за гневом явственно чувствовался страх – и это тоже было смешно.
– Просто нам досталась очень дурацкая сказка, Кен, – пробормотал сквозь смех Деян. – Все шиворот навыворот.
– Говори по-человечески!
– Да твой знакомец от страха помешался, – проворчал Хемриз.
– Со злом должно бороться добро, так нас матери учили, – сказал Деян. – Да, Кен? А у нас… А-ха-х..
– И впрямь рехнулся. – Кенек, сплюнув, отвернулся и с тревогой уставился на дверь.
Деян огромным усилием воли наконец заставил себя остановиться и дышать медленнее. Его по-прежнему разбирал смех; это было похоже на припадок вроде тех, что иногда случились со старухой Шалфаной. Но здравого рассудка он пока не утратил.
«Кто бы мог подумать: зло явилось бороться со злом! Как бы это ни кончилось – на земле станет чище».
Деян ободряюще улыбнулся Эльме. Рев, подобный тому, что они слышали, не могла издать человеческая глотка. А значит, случилось то, что еще вечером казалось самым большим несчастием; но теперь в том была их единственная надежда на спасение…
Вернулся Голем.
Чародей считал себя здесь хозяином, а какому хозяину понравится, что на его земле без спросу учиняют беспорядок?
– VI –
– Я, пожалуй… – начал Кенек, но так и осталось неизвестным, хотел ли он тоже выйти во двор или же сделать что еще. Дверь с грохотом распахнулась, и в дом, пятясь, ввалился рыжебородый. Его руки по-прежнему крепко сжимали ружье, но повернуто оно теперь было другой стороной: острие штыка косо торчало между лопаток.
– Кх-хе…как я-кх… – Барул хрипел и пятился. – Кх…
Рыжая борода покраснела от крови. Он свалился, задыхаясь и колотя ногами по полу.
– Господь всемогущий… Барул! Как?! – Кенек отскочил от корчившегося в агонии подельника и вскинул свое ружье, направив на дверь.
Рыжебородый затих, испустив последний вздох.
– Ну, дела, – негромко сказал Хемриз, глядя в сторону двери. В обеих руках у него появились короткие, выгнутые в обратную сторону ножи. – Твоя работа? По виду и не скажешь...
Деян приподнялся, чтобы лучше видеть.
Великан, по-видимому, разбирался с налетчиками где-то в другом месте: на пороге стоял сам чародей. В старой, широкой и длинной не по росту куртке Беона он походил на заспанного пастуха еще больше, чем прежде.
Кенек рванул спусковой крючок; но мгновением раньше Голем успел трескуче прищелкнуть пальцами. Раздался оглушающий хлопок: сам Кенек отлетел к стене, а ружье с развороченным дулом загремело по полу.
Голем даже не взглянул в его сторону, равнодушно разглядывая Хемриза.
– Интересно. – Хемриз улыбнулся чему-то, известному одному ему. – Ты не местный. И на армейских не похож. Барул был болваном. Но…
Он бросился вперед, правым локтем защищая горло и метя клинком в лицо чародею, а вторым ножом целя тому в живот.
Голем, отступив на шаг, вскинул руку навстречу его броску и коснулся перетягивавшей лоб Хемриза грязной повязки. Мгновение казалось – это была нелепая и смертельная ошибка: кривой клинок царапнул ворот Беоновой куртки. Но Хемриз вдруг остановился; его руки бессильно опустились, разжались пальцы: ножи со стуком упали на пол. Он стал оседать – медленно, наваливаясь на чародея одновременно с тем, как тот под его весом опускал руку, и так и повис, не касаясь коленями пола. Деян слышал, как охнул Кенек. Пальцы Голема вошли в голову его подельника, точно под повязкой у того была не кость, а масло.
– Ты убил их. Никого больше нет. Снова. Никого. Ты их убил, – забормотал Кенек, прижавшись к стене и выставив перед собой нож. – Всех. Ты!
Голем опустил взгляд на тело Хемриза, которое удерживал за череп, и швырнул его на труп рыжебородого. Повязка вокруг дыр еще не напитались кровью, но пальцы чародея до костяшек были покрыты алой слизью.
На миг Деяну показалось – сейчас он их оближет. Но Голем, брезгливо поморщившись, лишь вытер руку о штаны.
Истеричное бормотание Кенека перешло в вой, и он, достав из-за голенища нож, двинулся на Голема – но не прошел и трех шагов, как, вскрикнув, повалился плашмя: мыски его сапог словно приросли к половицам. Голем неторопливо подошел к нему и с силой впечатал каблук в сжимавшую рукоять ножа кисть. Кенек заорал – так, что задребезжала посуда, и заорал еще громче, когда Голем стал медленно проворачивать каблук. Кенек Пабал ревел, как зверь с подпаленной шкурой, но другой – тихий, едва слышный – звук пробивался через этот крик, прорастал, как сорняк, заполнял собой все…
Хрустели, трещали, скрипели кости.
– Перестаньте, господин Ригич! – выкрикнула Эльма. – Пожалуйста, не надо!
– VII –
– Почему? – Голем остановился, взглянув на нее с любопытством.
Кенек стонал и скулил, вцепившись зубами в ворот мундира и пытаясь пережать пальцами запястье искалеченной руки. Он не делал никаких попыток высвободиться, а решись он дернуться – пожалуй, потерял бы сознание от боли.
– В наше время не убивают… так, – сказала Эльма
Голем усмехнулся:
– А что, девушка, может, и умирают люди нынче как-то иначе?
– Смерть есть смерть, но… Этот человек из Орыжи родом. Он наш. – Эльма встряхнула головой и с решительным видом подошла к Голему, избегая смотреть на мертвецов. По-видимому, чародейская насмешка не на шутку разозлила ее. – Нам, а не тебе отмерять ему за это наказание.
– Ты забывчива, девушка. С прошлого дня судья здесь я, – возразил Голем.
– У тебя есть указ, дозволяющий вершить над нами суд?
– Эльма! – Деян окликнул ее, внутренне умоляя замолчать и не грубить чародею, но она, начав, не собиралась останавливаться:
– Мы – свободные люди! Над нами судей нет, кроме Господа всемогущего и всеведущего, короля Вимила и его поверенных. А ты – кто такой? По какому праву зовешь себя нашим князем, объявил тут себя здесь хозяином?
Голем молчал, изумленно глядя на нее.
«Господи, Серая, где ты таким речам выучилась?! – Деян, не выпуская из виду чародея, краем глаза взглянул на Эльму. Та стояла, гордо вздернув подбородок и сжав кулаки. Казалось, еще чуть-чуть – и она в самом деле погонит чародея из дому метлой, если тот немедля не предъявит королевскую печать. – Пока с Пимой болтала, от деда Беона наслушалась?! Прекрати грубить, извинись, пока не поздно, ну же, прояви здравомыслие, прошу!»
– Князь, то бишь, король Вимил над нами Господом править поставлен, но мы – свободные люди. Хозяев у нас нет! – Эльма осталась глуха ко всем мысленным мольбам. Сейчас она чем-то очень напоминала Шалфану – когда та с котлом наперевес наступала на рыжебородого Барула. Но не могла же она за четверть часа помешаться!
Или могла?
Деян потер виски, пытаясь вернуть мыслям ясность. В голове по-прежнему громом отдавался хруст переламываемых, дробящихся костей. Тот самый звук. Улавливать его призрачные отзвуки было одновременно мучительно и сладостно. На сей раз это были не его кости. И все же тот самый звук…
Когда-то тот же звук у подножия Сердце-горы слышал Кенек Пабал. Потом, пыхтя и отдуваясь, тащил к людям истекающего кровью друга, чтобы много лет спустя явиться к нему, обратившись из спасителя в чудовище, и быть самому остановленным чудовищем Сердце-горы.
– Свободные люди! – Голем ухмыльнулся как будто бы добродушно. – Что ж вы у ночных гостей императорского указа не спросили, свободные люди? Или они, как всякие свободные люди, могут, когда захотят, убивать и насиловать других свободных людей?
Настал черед Эльмы ошалело таращиться на чародея.
– А с этим свободным человеком, позволь спросить, что другие свободные люди собираются теперь делать? – Голем кивнул на скулящего Кенека, под искалеченной кистью которого растекалась кровавая лужа. – Отпустите? Будете, в конуре держа, от пуза кормить, когда самим жрать нечего? Или все-таки повесите? В колодец кинете или на куски порубите – как нынче принято у свободных людей?
– Это наше дело.
– Эльма! – снова позвал Деян, и снова тщетно.
– Если б мой сосед заслужил смерть, я бы предпочел, чтоб его казнил кто-нибудь другой, а не я. Да не поскупился бы заплатить палачу. Но то – я, варвар, а то – свободные люди. – В устах Голема эти слова звучали отборным ругательством: он будто сплевывал их, как овсяную шелуху. – Правителя своего нынешнего и военные законы вы, я посмотрю, тоже не больно-то чтите… Ваши обидчики дезертировали из его войска, так? По закону, судить их должен старший офицер, и у тебя он спрашиваться не обязан.
– Но и не ты! Если ты не тот самый старший офицер.
Пальцы Эльмы лихорадочно мяли шаль.
– Требовать от меня соблюдать закон, который ты сама соблюдать не намерена, – что это, хотел бы я знать: наглость, храбрость или дурость? – негромко спросил Голем. – К твоему сведению, девушка: так – в самом деле не убивают; я и не собирался этого негодяя пока убивать. Если тебе охота судить его самой – пожалуйста: получишь живым… Но перед тем мне нужно побеседовать с ним по душам.
– В твое время пытки называли разговором?
– Ты говоришь – в мое время, – с нажимом повторил Голем, – и племянницы твои сказки сказывают интересные. Так, выходит, ты знаешь, кто я?
Деян выругался про себя, но Эльма попросту отмахнулась от вопроса:
– Я знаю, что ты собираешься делать дурные вещи. Но у тебя нет на то права!
– Заблуждаешься: есть и всегда было; но можешь считать, что я только что его подобрал, бесхозное, и взял, – сказал Голем. – С тобой потом поговорим. А пока, если не любишь кровь и крики, лучше выйди. Джибанд там должен был уже закончить. Ступай, пока я не потерял терпение! – В голосе чародея вдруг проступила угроза.
– Эльма!!! – третий раз позвал Деян. На этот раз она все-таки его услышала и даже соизволила чуть повернуться в его сторону.
Деяна словно окатило могильным холодом.
Как он сам минувшим днем, ведомый жгучим желанием сделать хоть что-нибудь, едва не натворил глупостей, – так и Эльма сломя голову бросилась в словесную схватку с чародеем, вряд ли задумываясь о том, что таким способом ничего невозможно добиться. Голем язвительными отповедями затушил ее бессильную ярость, оставив лишь безысходное, невыносимое отчаяние. Что случилось, то случилось, и Эльма считала себя виноватой во всем случившемся: ведь Кенек пришел за ней… Все это ясно читалось на ее лице.
– Идем, Эл, – глухо повторил Деян, все еще сидевший у стены. – У нас есть другие дела.
– Как скажешь, – откликнулась Эльма с мертвенной покорностью в голосе. – Сильно тебя?..
Эльма перешагнула через лежавшие на полу тела, будто через бревна, и помогла ему встать, избегая встречаться с ним взглядом.
– Пара синяков, – спокойно соврал Деян, не сомневаясь – сейчас она не раскусит его ложь, и немедленно быть отправленным на поиски знахарки ему не грозит. Потом, быть может, в самом деле стоило заняться ребрами; но потом, а пока это было не к спеху. Всю боль, все другие чувства – все словно бы заглушал тот самый звук, по-прежнему звучавший где-то в глубине сознания. Тот самый звук, с которого когда-то начались его беды и который теперь знаменовал начало конца.