— Держи, — протянула её Женевьеве.
Не успели мы воспользоваться зажигалкой, как вспыхнул свет, и голос из динамика сообщил, что произошло временное отключение электричества, и состав сейчас тронется. Действительно состав дернулся, и мы наконец-то поехали.
— Жэка, ты ничего не помнишь?
— А я должна?
— Ну, как же, мы вроде спасали твоего родственника, встретили какого-то мужика, Владимиром Николаевичем звали.
— Не, не помню. В вагоне пахнет чем-то, вот ты и надышалась, видимо тебе всё привиделось. Надо на свежий воздух, а то и мне что-то нехорошо стало.
Объявили Кропоткинскую, и мы поспешили на выход. Вышли у храма Христа Спасителя, перешли на противоположную сторону и оказались у входа в музей Пушкина. Громадный баннер сообщал об открытии выставки французской живописи 19 века.
— Зайдём, — предложила Женевьева.
— Давай, всё равно пришли.
Перед нами проскочила бойкая группа иностранных туристов, мечтавших ознакомиться с шедеврами французской живописи.
Мягкий полумрак вестибюля принял нас в свои объятия. Пристроившись в хвост французам, в скором времени любовались привезёнными шедеврами.
Мы следовали по пятам за группой туристов, благо по-французски худо-бедно понимали. Да и гид попалась бойкая, с любовью относившаяся к своей профессии.
— А теперь обратите внимание на этот женский портрет, — донёсся до нас её голос, — он долгое время хранился в одной из частных коллекций Парижа и лишь двести лет спустя владельцы согласились представить картину на широкое обозрение.
Я оторвалась от созерцания очередного пейзажа и, взглянув на портрет, едва не вскрикнула от удивления. Опять та же самая картина, которую мы видели в музее 1812 года.
— Женька, смотри, — толкнула я подругу, — опять наша Зинаида засветилась.
— Что, кто, где? — очнулась от размышлений Женевьева.
Между тем туристы прошли в соседний зал, а нам представилась возможность разглядеть полотно поближе.
— Точно наша Зинаида и к гадалке ходить не надо, — подтвердила Женевьева, — смотри, у неё в руках письмо. Интересно, что там написано?
В это время полумрак выставочного зала разорвал, заглянувший в окно лучик света, и письмо ожило, появились буквы, сложившиеся в строки, но тут же исчезли вместе с лучом солнца.
— Что это было? — удивилась подруга, — нет, ты видела? Там было что-то написано. Интересно, что? Вот бы прочитать!
— Ничего не выйдет, нужно, чтобы яркий свет попал на эту часть картины и осветил письмо.
— Жаль, пошли дальше, здесь царит вечный полумрак.
Нехотя мы покинули зал. Спустившись вниз, в вестибюле купили каталог выставки. У самого выхода я заметила небольшой бумажный рулон. Не знаю, что на меня нашло, но оглянувшись, я убедилась, что на нас никто не обращает внимания, прихватила этот самый рулон и пулей вылетела на улицу, где меня встретил ясный солнечный день. У входа толпилась очередная группа туристов, желавших прикоснуться к прекрасному. Женевьева, увидев столь поспешное бегство, удивлённо спросила, куда меня понесло. На это я лишь показала похищенный мной свёрток.
— Пошли, не видишь, у меня ценный приз, присвоенный в музее, а что там, лишь богу известно. Плакат какой-то.
— Зачем он тебе понадобился?
— Сама не понимаю, что на меня нашло. Схватила вот и дёру дала. Давай, поехали, пока не поймали. Мы перешли на противоположную сторону, прошли полсотни метров и спустились в прохладу метрополитена. На этот раз никакие неожиданности и неприятности не атаковали нас и минут через сорок мы входили в мою квартиру.
Пройдя в гостиную, развернула рулон и увидела, что мне удалось стать обладательницей постера, на котором был напечатан тот самый портрет, который нас так заинтересовал. Подойдя к окну, развернула рулон и стала его разглядывать, ведь зачем-то я его прихватила. Свет, попав на постер, высветил письмо, на котором вновь проступили буквы.
— Женька, давай скорее. Я кое-что нашла.
— Ты чего орёшь
— Я прочитала письмо.
— Какое письмо? — удивилась подруга.
— То самое, что мы видели в музее.
Наконец-то смысл слов дошёл до Женевьевы и она с удивлением посмотрела на меня.
— И где тебя угораздило это самое письмо прочитать?
— Смотри, — я развернула плакат, показывая его Жэке.
— Ничего не вижу, то есть письмо в руках Зинаиды вижу, а того, что там написано — нет.
— Иди к окну, — скомандовала я и вновь развернула постер к свету.
— Читай!
Женевьева зашевелила губами и с удивлением посмотрела на меня.
— Я права, там написано, что Зинаида решила остаться там, в 1812 году и вышла замуж за своего раненого. Как бишь, его звали?
— Вроде бы Мишель.
— Точно. Значит, мы никогда её не увидим?
— Думаю, ты права.
Ничего себе, послание из прошлого.
— Маш, это, что шутка такая? Я всё поняла, это всё ты придумала. Не зря всю дорогу домой так нежно поглаживала свой свёрток. Пока я приводила себя в порядок, ты написала на плакате письмо и теперь меня решила разыграть.
Ладно, колись. Как тебе это удалось?
Пламенную речь Женевьевы прервал телефонный звонок. Я осуждающе покачала головой и подбежала к аппарату:
— Вас слушают, говорите.
На другом конце раздалось покашливание, затем какое-то шипение и мужской голос поинтересовался, не у меня ли находится некая Женевьева Турмонова. Я с удивлением взглянула на подругу и передала ей трубку:
— Это тебя.
— Как же, ври больше, опять разыграть решила. Не поддамся на провокацию, — Женевьева демонстративно плюхнулась на диван.
Неизвестный абонент вновь поинтересовался, не у меня ли Женевьева, на что я ответила, что та не хочет ни с кем разговаривать. Тогда незнакомец заявил, что речь пойдёт о её родственнике. Услышав эту новость, подруга вскочила с дивана, выхватила у меня трубку, перед этим успев предупредить, если это розыгрыш, то мне явно не поздоровится. По мере разговора лицо Женевьевы менялось от подозрительно недоверчивого к вопросительно растерянному.
— Всё, собирайся, поехали, — скомандовала она.
— Куда поехали?
— В Первую городскую.
— Зачем?
— Ты не представляешь, что мне только что сообщили.
— Конечно, не представляю, ведь потрясающую новость, а судя по выражению твоего лица, действительно потрясающую, сообщили именно тебе, а я всё ещё пребываю в неведении. Давай, колись, что там случилось, если ты так спешно засобиралась в больницу?
Между тем Женевьева, проигнорировав мой вопрос, развила кипучую деятельность, в результате которой квартира за считанные минуты превратилась в подобие цыганского табора.
— Машка, у тебя деньги есть? — донеслось с кухни, затем послышался звон разбитого стакана подвернувшегося Жэке под руку.
— Эй, подруга, что произошло, — я остановила попытку сломать дверцу холодильника, — ау, к тебе обращаюсь.
Престав терзать многострадальный холодильный аппарат, Женевьева наконец-то обратила на меня внимание.
— Ты о чём-то хотела спросить? — протиснувшись в прихожую, подруга стала искать ключи от входной двери, — Машка, копуша этакая, ты всё ещё не одета? Давай поскорее, мы торопимся. Чёрт, куда же запропастился ключ?
— Жэка, — остановив наконец-то подругу, я попыталась узнать причину столь кипучей деятельности.
— Что? — Женевьева вышла из ступора, — а я тебе ничего не сказала?
— В том-то и дело, что нет.
— Слушай, — опустившись на пуфик, продолжила она, — только что позвонили из Первой городской и сообщили, что к ним поступил мужчина в крайне тяжёлом состоянии. В кармане у него нашли записку с его именем и твой номер телефона, а также там была приписана моя фамилия.
— Ну, ладно, позвонили, а в чём подвох?
— Имя того мужчины Поль де Турмон.
— Может, совпадение?
— Нет, не совпадение. Откуда тогда у него в кармане нашли листок с твоим номером телефона?
— Ты сказала, что мужчину доставили в больницу в тяжёлом состоянии?
Откуда доставили? Если из какой-то квартиры, находящейся по какому-то адресу, возможно, объявился твой дальний родственник по линии твоего прапрадеда.
— Давай, такси вызывай, я тебе по дороге всё расскажу.
Минут через семь такси забрало нас от подъезда. Устроившись на заднем сиденье, назвали шофёру адрес.
Женевьева начала рассказ:
— Так вот, позвонил главврач и сообщил, что ночью поступил звонок от дежурного патруля. Неподалёку от больницы был обнаружен мужчина в бессознательно состоянии. Его доставили в приёмный покой, и после осмотра был установлен факт крупозного воспаления лёгких. На нём была батистовая рубашка, брюки, заправленные в сапоги. Все подумали, что это актёр из массовки. Днём неподалёку снимали исторический фильм о войне 1812 года. Так вот в кармане брюк обнаружили записку, о которой я тебе говорила. Тебе позвонили и вот мы едем узнать, в чём дело и кто этот мужчина.
Вскоре мы прибыли к месту назначения. Расплатившись, прошли к окошечку регистрации, где сообщили, что кабинет главврача на втором этаже и нас ждут.
Поднявшись, постучали в дверь и услышали «Войдите».
Нас встретил мужчина средних лет, чем-то внешне напоминавший Владимира Николаевича из нашего сна.
— Присаживайтесь, разговор будет долгим, — начал он, — меня зовут Владимир Николаевич.
Мы с Женевьевой переглянулись и с изумлением посмотрели на мужчину.
— Что-то не так? — спросил он.
— Да нет, просто вы напомнили нам одного знакомого, с которым мы встречались очень и очень давно, почти двести лет назад.
Мужчина улыбнулся.
— Хорошо, что вы шутите, поскольку вам будет легче узнать новости о вашем родственнике.
— Почему вы решили, что ваш больной — наш родственник?
Виктор Николаевич открыл ящик письменного стола и протянул нам медальон.
— Что скажите на это? — поинтересовался он, открывая крышку, — посмотрите, девушка, изображённая на портрете, как две капли воды похожа на одну из вас.
Я сразу догадалась, что речь идёт о Женевьеве, поскольку несколько дней назад мы видели этот самый медальон и изображение, скрытое в нём.
— Теперь, я думаю, все вопросы о родстве отпали? — продолжил главврач.
— Теперь да, — кивнула Женевьева.
— Так вот, ваш родственник находится в реанимации и положение его крайне тяжёлое. Мы думали, что он не доживёт и до утра, но, слава Всевышнему, — на этих словах я замерла. Слишком непривычно для нашего времени выражение, — он пришёл на несколько секунд в сознание и произнёс одно лишь слово «Женевьева». Кто из вас эта особа?
Опять нестыковка, так сейчас не говорят. Речь врача изобиловала анахронизмами, не присущими современной речи. Неужели, всё то, что произошло с нами, не сон, а явь? Значит, Виктор Николаевич именно тот самый мужчина, который вызвался помочь деду Женевьевы в восемьсот двенадцатом году. Не может этого быть! Как он мог оказаться в нашем времени? Нет, скорее всего, это его потомок, но как же быть с Полем?
Вероятно, он настоящий. Одни загадки. Между тем Виктор Николаевич продолжил:
— Сударыни, самое странное, я не обнаружил у вашего родственника никаких следов от прививок, да и пупок перевязан как-то странно. Вы не знаете, кто у него принимал роды?
— Скорее всего, местная повивальная бабка, — ляпнула Женевьева.
На нас странно посмотрели, но промолчали.
— Я вызвал вас не для того, чтобы выяснять все эти подробности, — продолжил Виктор Николаевич, — больному требуется срочное переливание крови, но ни один из образцов, находящихся в клинике, не подходит. Остаются только родственники.
Женевьева вскочила со стула.
— Я согласна, давайте ведите!
— Подождите, подождите, голубушка, не так скоро. Сначала следует сделать все необходимые анализы. Пройдите с сестрой, она вам всё объяснит и покажет, а вас, — это уже ко мне, — я попрошу остаться.
Женевьева ушла в сопровождении молоденькой медсестры. Виктор Николаевич внимательно посмотрел на меня, и затем я услышала то, что совсем не ожидала:
— Я обещал помочь Полю и стараюсь сдержать своё обещание, но болезнь оказалась слишком запущенной, а там я никак не мог справиться. Мне пришлось поменять Поля с одним из актёров. Вы уже слышали о том, что вчера неподалёку происходили съёмки исторического фильма. Вот и пришлось поменять мужчин местами, чтобы никто ничего не заподозрил.
После выздоровления вашего знакомого, я вновь верну мужчин каждого в своё время. Беспокоиться не о чем. Вижу, что вы сразу поняли, кто я. Как вам это удалось? Я старался соответствовать образу. Главврач больницы мой родственник и мы на удивление похожи. В клинике никто ничего не заподозрил.
— Знаете ли, сударь, вас выдала речь, в которой присутствовали слова и обороты не характерные для нашей эпохи.
Меня прервал стук в дверь.
— Виктор Николаевич, — в кабинет просунулась голова медсестры, — анализы готовы. Всё подходит. Можно делать переливание.
— Ну, что же, извините, мне пора, — мужчина встал, распахнул дверь, — подождите в коридоре. Возможно, мы ещё и встретимся.
Я осталась наедине со своими грустными мыслями. Кто бы мог подумать, что та бандероль, которую получила Женевьева, сыграет с нами злую, а злую ли, шутку? Мне казалось, что всё то, что произошло, не что иное, как интересный захватывающий сон, который никак не закончится. Каждую ночь ожидаешь продолжения. Интересно, а что будет дальше? Незаметно для себя я задремала. Разбудил меня голос Женевьевы:
— Вставай, соня, пошли, здесь пока делать нечего.
Я открыла глаза. Побледневшая подруга опустилась на банкетку:
— Всё прошло нормально. Вроде Полю стало лучше, но пока он будет в реанимации. Завтра узнаем, как обстоят дела.
Мы вышли и отправились домой, решив, что лучше всего переночевать у меня, а утром съездить в больницу и разузнать, что к чему.
Квартира встретила нас пугающей тишиной. Казалось, что нечто таинственное поселилось там. Включив свет, прошли на кухню приготовить ужин. На столе виднелся забытый Женевьевой дневник деда, рядом лежал, выпавший из дневника, листок.
— Жэка, смотри, снова листок какой-то появился. Это случайно не тот, что мы видели в прошлый раз?
— Давай посмотрим.
— Подожди, лучше оставим сюрпризы на завтра. Что-то я устала, да и ты выглядишь не лучшим образом.
Женевьева согласилась, и мы отправились отдыхать Утром следующего дня, позавтракав, решили вернуться к дневнику. Я взяла листок и начала читать.
«Странно, Женевьева исчезла и все мои попытки найти её, были бесплодны.
Она и её подруга Мария, казалось, провались сквозь землю. Тоска съедала меня, и с каждым днём мне становилось всё хуже. Однажды, выйдя из своей комнаты, я потерял сознание. Как оказалось, Шарль помог мне добраться до кровати, а я попросил его разыскать Женевьеву. Впрочем, всё было напрасно.
Не знаю, сколько времени прошло, как сквозь забытьё я услышал голос своей невесты. На секунду мне удалось увидеть её лицо, и тут же тьма вновь окутала меня и последнее, что я услышал, были слова:
— Всем выйти из комнаты. Возможно, мне удастся спасти его.
Вновь открыв глаза, понял, что очнулся в странном и незнакомом месте.
Белый потолок навис надо мной. Три окна были закрыты необычными ставнями также белого цвета. На мне не было никакой одежды, сам я лежал на кровати, укрытой белоснежной простынёй. Рядом со мной на стуле сидела женщина в белом. Неужели я попал в рай? Нет, не может этого быть! Я попытался встать, но тут женщина вскрикнула и выбежала в коридор, а я вновь упал на своё ложе. Где я? Я почувствовал, что нечто помешало мне подняться. Странный аппарат виднелся рядом с кроватью. Из бутылочки, подвешенной к аппарату, вниз горлышком, выходила прозрачная трубка прямо к моей руке. В вену была введена игла, и жидкость красного цвета из бутылки вливалось в мою кровь. Я попытался вынуть иглу, но меня остановила сильная мужская рука.
— Не сметь, — раздался властный голос, — не сметь!
Я увидел мужчину средних лет в белом одеянии. Неужели, апостол Пётр? Да нет, а где нимб над головой?
— Где я?
— Лежите, вы в больнице. Вчера вас нашли в сквере неподалёку. Ваша родственница сдала кровь, и мы сделали переливание. Теперь только ждать.