Девушку звали Настей. Она села к нам на подводу, объяснив, что шла в лес за грибами, поскольку с продуктами в деревне начались перебои и, по всей видимости, придётся возвращаться назад в Москву. Вскоре мы подъехали к деревне. Я опасался, что нас могут просто расстрелять, но тут я впервые столкнулся с загадочной русской душой. Вместо того чтобы расправиться со своими врагами, увидев Шарля, лежащего в забытьи, женщины тотчас захлопотали вокруг него и он был перенесён со всеми предосторожностями в одну из изб. Меня же накормили, несмотря на то, что самим жителям приходилось на всём экономить.
Благодаря заботам этих простых людей через два дня Шарль пришёл в себя и первым, кого он увидел, была Настя, взявшая на себя роль добровольной сиделки.
— Поль жив? — сразу же поинтересовался мой товарищ.
— Месье, вам не следует говорить. Отдыхайте, а я позову вашего друга.
Я был рад, что дела у моего товарища пошли на лад. Настя все эти дни не отходила от его постели, и именно благодаря её заботам Шарль стал так быстро поправляться.
Первым делом я расспросил его о самочувствии. Настя в это время стояла в стороне, не желая мешать нашей беседе.
— Поль, я так рад, что ты жив и не ранен. Скажи, как закончилась битва? Кто одержал победу?
— Победу одержал наш великий император со своим войском, но мне кажется, что это скорее поражение, нежели победа. Большая часть нашей бригады осталась там, на этом страшном поле, а вместе с ними едва ли не половина доблестного войска. Так что думай сам, поражение это или же победа? Наши войска заняли Москву, и я думаю, что настало время, если ты в состоянии сесть в седло, отправиться следом.
— Друг, скажи мне, кто та прекрасная особа неподалёку от нас?
— Узнаю Шарля и вижу, что он совершенно здоров, если стал заглядываться на хорошеньких девушек. Это твой ангел спаситель.
— Будь любезен, представь меня.
— С превеликим удовольствием! Настя, будьте добры, подойдите к нам, мой друг, едва очнувшись, мечтает познакомиться с вами.
Смущаясь, Настя приблизилась.
— Знакомьтесь, Шарль, имя этой прекрасной незнакомки Настя. Настя, я думаю вам не надо представлять моего друга, спасённого вами. Впрочем, знакомьтесь, это — Шарль, мой боевой товарищ.
Смущаясь, Шарль поцеловал Настину руку и еле слышно произнёс:
— Я мечтал об этой встречи всю свою жизнь.
Вот так состоялось знакомство двух молодых людей. Как я выяснил, Настя происходила из обедневшего дворянского рода Львовых. Всё, чем они владели, осталось в Москве. Здесь, в этой деревушке, она находилась со своими ближайшими родственниками, но её отец подумывал о возвращении в Москву.
— Разрешите сопроводить вас и ваших родственников в город, — несмело предложил Шарль.
Смутившись, Настя кивнула.
Тут я понял, что сердце Шарля пало, сражённое красотой русской девушки.
Ещё через два дня, когда мой друг окончательно встал на ноги, мы вместе с семейством Львовых отправились в Москву.
Остановились в усадьбе, которая принадлежала родителям Насти. Усадьбой двухэтажный дом назвать было трудно, но это было уютное, хотя и не большое, имение. Нам с Шарлем выделили одну комнату на двоих. Правда, теперь я видел его не так уж часто: всё свободное время мой товарищ проводил с русской красавицей.
Нам пришлось уладить дела в штабе, который разместился неподалёку от Кремля. Шарлю дали неделю отдыха для окончательной поправки, мне же по-прежнему приходилось исполнять свои обязанности, и я довольно часто выезжал в Китай Город, где расположилась моя рота.
Вы можете спросить меня, почему в моём дневнике я так много места уделяю нашим взаимоотношениям с Шарлем. Я вам могу сказать лишь одно, ничего лишнего в жизни не бывает, а с Шарлем мне придётся столкнуться ещё не раз, и если бы не он, не знаю, дошёл бы до тебя, моя далёкая родственница, этот дневник. Прошу, дочитай всё до самого конца, а потом решишь, как тебе следует поступить.
Сентябрь приближался к своему завершению: листва совсем пожелтела, всё чаще шли дожди. Обстановка в городе накалялась: появились мародёры из числа солдат некогда доблестной армии и лишь наше присутствие в доме Львовых сохраняло его от разграбления. В городе пылали пожары. Говорили, что русские сами поджигали свои дома, чтобы их имущество не досталось врагу. Горько было слышать такие слова о представителях своей нации.
Как-то в начале октября Шарль подошёл ко мне и почему очень смущаясь, попросил выслушать его.
— Поль, ты мой единственный настоящий и самый преданный друг, а на данный момент у меня нет человека ближе тебя, — тут Шарль замялся.
— Прошу, продолжай.
— Наверное, ты заметил, что всё время я провожу с Настей.
— Это было не трудно.
Тут Шарль собрался с духом и произнёс на одном дыхании:
— Мы решили обвенчаться, у ребёнка должен быть законный отец. Поль, ты согласен быть моим свидетелем?
— Пришла моя очередь удивляться.
— О каком ребёнке идёт речь? Ты не мог бы объяснить?
— О нашем с Настей. Она сказала, что ждёт от меня ребёнка. Я так мечтаю о нём. Ты согласен?
Я хотел что-то сказать в ответ, но тут вспомнил последнюю ночь, проведённую с Женевьевой. Тут до меня дошёл смысл слов о сюрпризе, который будет ожидать меня по возвращении домой, и о котором моя невеста не захотела написать в письме. Боже, скорее всего она беременна! У меня закружилась голова, и мне пришлось присесть.
— Поль, — заволновался Шарль, — что с тобой, тебе нездоровится?
— Нет, нет, со мной всё в порядке. Просто всё так неожиданно. Мой ответ — да!
Я согласен. Теперь нам необходимо найти церковь, где вас обвенчают.
— Поль, мой друг, благодарю от всей души. Церковь и священника мы уже нашли и договорились о венчании.
— А как же родители невесты? Они знают?
— Разумеется, я просил у них руки их дочери, и они дали своё согласие на брак.
В один из последних дней сентября, когда в Москве невозможно было найти ни одной действующей церкви, состоялось венчание моего друга Шарля и Анастасии Львовой, которая стала теперь Львовой де Вильмон. Венчание пришлось проводить дважды. Первый раз в присутствии православного священника, а второй раз молодых благословил капеллан нашей бригады.
Анастасия получила документы, подтверждающие, что она стала госпожой де Вильмон, и будет иметь все права на имущество, принадлежащее её мужу.
Под документами поставили подписи Шарль с супругой, капеллан и я. Вы не можете представить, как я завидовал своему другу, так неожиданно обретшему счастье в далёкой стране.
Время шло. В Москве оставаться становилось всё опаснее. Даже наше присутствие в доме Львовых теперь не спасало от набегов мародёров. Над землёй расстилался удушливый запах гари, исходивший от многочисленных пожаров, которые с всё большей силой охватывали различные части некогда прекрасного, а теперь превратившегося в руины города.
На семейном совете было решено покинуть Москву. Я обещал оказать своему другу всю возможную помощь.
Впрочем, до нашего отъезда оставалось ещё немного времени и Настя, думая, что больше никогда не вернётся в Москву, попросила сопроводить её в дом тётушки. Та в силу своих лет и застарелых болезней не смогла вовремя уехать и в настоящее время, что достаточно удивительно, несмотря на все пожары и грабежи, проживала в своём особняке в Замоскворечье. Странно, что ни один француз не остановился на постой в её доме, который отличался внушительными размерами и роскошной отделкой. Настя говорила, что в пору своей юности тётушка довольно долго жила в Париже и там была принята в высших кругах общества. Поговаривали, что даже сам король был рад общению с ней. В молодости госпожа Головчина, такова была фамилия тётушки Анастасии, отличалась необычайной красотой и пользовалась популярностью во французской столице.
Может быть, её французские связи помогали ей и до сих пор, и поэтому её особняк оставался в полнейшей неприкосновенности, несмотря на то, что соседние дома подверглись полнейшему разграблению или же были полностью уничтожены огнём.
Если сказать, что пробираться по московским улицам было сложно, значит, просто соврать. Пройти было невозможно, всюду сновали озабоченные полупьяные солдаты, стремившиеся в последние дни перед отступлением захватить как можно больше трофеев. Их не останавливало ничто, ни простой грабёж, ни насилие, ни даже убийство.
Многие посматривали на Анастасию, видя в ней потенциальную жертву, но всех останавливало присутствие рядом с ней двух основательно экипированных офицеров.
Впрочем, вооружённые и пьяные мародёры были не главным препятствием на нашем пути. Гораздо хуже было пробираться через завалы, обходить стороной горящие дома, которые готовы были обрушиться в каждую минуту.
Порой жар от огня становился совсем нестерпимым, и нам приходилось искать окольные пути.
При нормальном стечении обстоятельств путь до дома Настиной тётушки занимал не более получаса, сегодня же нам потребовалось гораздо больше времени, чтобы добраться до места.
Было странно видеть оазис процветания и благополучия при всеобщем хаосе и разрухе. На улице, где не осталось ни одного целого дома, в глубине парка возвышался великолепный особняк. Кованые решётки отделяли его от всего остального мира и, казалось, что время повернуло вспять: не было грабежей, не было великого пожара, Наполеон не отправился с походом на Россию, а я со своим другом оказались в гостях у хороших знакомых.
Настя открыла неприметную калитку, и мы очутились в тени величественных деревьев, окаймлявших подъездную дорожку к особняку. Нас встретил слуга, одетый в ливрею, и сказал, что барыня уже ждёт.
Странно, мы никого не предупреждали о своём приходе. Настя решила навестить свою тётушку совершенно спонтанно.
Вскоре мы поднимались по мраморным ступенькам крыльца. При входе нас приветствовала сама госпожа Головчина.
— Настенька, как я рада видеть тебя. Давненько ты ко мне не захаживала.
Представь меня своим спутникам.
Настя, смутившись, подтолкнула Шарля вперёд и едва слышно произнесла:
— Знакомьтесь, тётушка, это мой муж Шарль де Вильмон, а то его друг маркиз Поль де Турмон.
— Что же, нечто подобное я и ожидала услышать.
Двери распахнулись, и мы очутились в великолепном вестибюле, украшенном античными статуями.
— Пройдёмте в гостиную, вскоре подадут обед. Поль уделите мне несколько минут, и прошу пройти со мной в кабинет. Пусть молодые поворкуют. Ведь им осталось быть вместе не более двух дней.
Я удивлённо посмотрел на госпожу Головчину и хотел задать вопрос, но она не дала такой возможности.
— Степан, голубчик, принеси нам наливочки, — обратилась она к одному из слуг, стоявших у дверей кабинета. Тот моментально скрылся и через пару минут вернулся с запотевшим графином.
— И так, Поль, у меня для вас есть сюрприз, — начала свою речь Настина тётушка, — вам, наверное, показалось странным, что мой дом уцелел в таком аду. В этом нет ничего необычного, Настенька, должно быть, говорила, что в юности я подолгу жила в Париже. Так вот, там я и приобрела достаточно влиятельных друзей, не забывших меня и в эти трудные времена. В своё время я была знакома и с вашим императором, которому когда-то оказала неоценимую услугу, и теперь вот пожинаю плоды своей благотворительности в относительной тишине и спокойствии. Что это я всё о себе да о себе? Я ведь уже упомянула о том, что вас ждёт сюрприз. Не буду томить. Я пока пойду, побеседую с молодыми, а вы поговорите со своей знакомой, с которой вы встретились всего лишь раз накануне отъезда из Парижа.
Госпожа Головчина покинула комнату, а я остался пребывать в недоумении, о какой же знакомой шла речь?
Дверь распахнулась и в кабинет вошла женщина, которую я где-то видел в той, прошлой жизни, но когда и где это было, не мог вспомнить.
— Месье, де Турмон, позвольте напомнить о нашем знакомстве, — произнесла женщина на прекрасном французском. — Мы с вами встречались почти год назад в Париже, когда вы посетили в обществе мадам де Обинь мой салон.
Да, да, это я и никто другой. Вы видите перед собой именно ту мадам Ленорман, с которой беседовали в том далёком и таком недосягаемом теперь Париже.
Мне стало плохо, не хватало воздуха, на глаза набежали слёзы. Я всё вспомнил, и салон мадам Ленорман, и её пророчество, а самое главное, мне почудилось, что я вновь увидел свою Женевъеву, почувствовал запах её волос, ощутил прикосновение рук, услышал её голос. Боже, как же давно это было.
— Месье, что с вами? — услышал я сквозь пелену забвенья.
— Извините, мне показалось, что я вновь встретился с той, которую люблю больше жизни. Ещё раз прошу прощения. Мадам, но как вы оказались здесь, в Москве и при таких странных обстоятельствах?
— Ах, месье Поль, месье Поль. Мадам Головчина моя давняя подруга и она пригласила меня в гости как раз накануне падения Москвы. Хотя я и знала о том, что должно произойти, но решилась на поездку только по одной причине.
— Что же заставило вас окунуться в такой водоворот событий, где каждая минуту может стать последней в жизни?
— Ни что, а кто. Так вот этим человеком оказались вы, Поль. Именно из-за вас я оставила Париж и, слегка опередив армию Бонапарта, смогла беспрепятственно пробраться в Москву.
Я с удивлением посмотрел на госпожу Ленорман.
— Поль, не смотрите на меня так. Я лишь выполняю волю своей лучшей подруги, которую вы так хорошо знаете.
— Мадам, прошу, не томите.
— Я имею известие от вашей невесты, если вы так позволите называть её.
После вашего отъезда Женевъева стала частой гостьей в моём доме. У неё обнаружились задатки предсказательницы, которые я помогаю развивать.
Однажды глубоким вечером ваша соседка буквально ворвалась ко мне и потребовала, чтобы я немедленно отправилась в Россию и нашла вас, Поль.
— Боже, боже, так вы виделись с Женевъевой. Скажите, как она там? Всё ли с ней хорошо? Помнит ли она о моём обещании по возвращении из России сыграть свадьбу? Говорите же, не томите!
— Поль, экий вы прыткий, не даёте мне и слова вставить. Я ведь вам уже сказала, что однажды поздним вечером мадам де Обинь ворвалась ко мне и потребовала, чтобы я немедленно отправилась в Россию.
— Почему же она сама не поехала с вами?
— Не торопитесь, месье, на то были довольно веские причины. Разрешите договорить?
Я лишь кивнул головой. Мадам Ленорман продолжила своё повествование.
— Полю угрожает опасность, как только он покинет Москву, с ним приключится беда. Мы должны предупредить его, — вот так прямо с порога ваша невеста начала свою речь. — Мадам, я прошу вас, нет, не прошу, просто умоляю, поезжайте в Россию и передайте письмо Полю. Я знаю, только вы способны сделать это.
Сказав это, Женевъва буквально рухнула на стул и зарыдала. Мне пришлось её долго успокаивать. В конце концов, она протянула мне конверт и попросила отвезти его вам, Поль. Однако она предупредила меня, чтобы я передала это письмо именно накануне вашего отъезда из Москвы, сказав, что поспешность может повредить другим людям. Вот так вот, Поль. Держите. Я вас оставлю наедине с вашими воспоминаниями. Встретимся позже за обедом.
Уходя, мадам Ленорман оставила на столе письмо, письмо от Женевъевы. С трепетом я взял конверт и никак не мог распечатать его. Наконец решился и достал листок бумаги, написанный таким знакомым и дорогим мне почерком.
«Мой любимый и незабвенный Поль. Как я скучаю без тебя. Я считаю каждую секунду, которая осталась до нашей встречи. Порой мне кажется, что мы никогда не встретимся. Извини, Поль, что не смогла приехать к тебе вместе с моей подругой мадам Ленорман, но есть причины, о которых пока не могу ничего сказать. Писать долго не получается, слёзы застилают глаза. Я всё время вижу тебя перед собой.
Теперь самоё главное. Поль, тебе грозит опасность. После отъезда из Москвы с тобой произойдёт нечто, что изменит твою и мою жизнь. Однако знай, несмотря ни на что, я всегда буду ждать тебя, даже на смертном одре помнить о тебе. Не забудь о нашем обещании назвать первенцев нашими именами. Об этом я прошу, нет, умоляю, ибо ждёт тебя долгое забвение и спасёт тебя верный друг, с которым ты встретился во время этого бесславного похода. Я знаю, о чём ты сейчас подумал. Естественно, мы назовём наших детей нашими именами, но в данном случае я говорю только о тебе. Я могла бы посоветовать тебе остаться в Москве, а позже вернуться домой. Это можно сделать. Пережди лихие дни в доме мадам Головчиной и всё будет в порядке и тогда, через несколько месяцев, мы сможем с тобой обвенчаться. Зная тебя, не прошу об этом. Долг превыше всего. Ты должен помочь другу и его молоденькой супруге, которая носит под сердцем ребёнка. Им потребуется помощь. Я уверена, ты поступишь по велению своего сердца, а не так, как прошу поступить я. Если ты выполнишь мою просьбу и останешься в Москве, то вскоре мы будем вместе, но ты не сможешь жить с мыслью о том, что из-за тебя погибнут люди, которые тебе очень и очень близки. Я знаю, что мы встретимся, но случится, как это не прозвучит странно, через двести лет.
Ты, наверное, подумал, что мой рассудок помутился. Нет и ещё раз нет. Тогда в Париже я не всё тебе рассказала про предсказание мадам Ленорман. Она была уверена и настаивала на том, что мы, несмотря на все невзгоды и разлуки, вновь встретимся лишь через многие, многие годы, и тогда вновь будем счастливы. Я ей верю. Спроси у мадам. Если ты читаешь эти строки, значит, она нашла тебя.
Позволь на этом закончить. Люблю безумно.