Растерянно он сел на траву, сердце бешено колотилось, ухо горело. «И что это было? Вот это пожалел! А если бы она меня не оттолкнула, то я бы не остановился, точно не остановился... А рука - то у нее тяжелая, удар, как у воя. Как же завтра ей в глаза смотреть? Подойти повиниться, сказать, что не хотел, само вышло, или сделать вид, что ничего и не было? Держаться надо от нее подальше, то уж ясно, что рядом дураком становлюсь. Поеду впереди обоза и оборачиваться не стану. Вот ведь заноза залесская, за день так-то скрутила, и не вырвешься!»
Димитрий встал, походил кругами, увидел белый сугроб на траве - убрус Елены, поднял и начал шарить руками в поисках обруча. Пришлось долго ползать по земле. Наконец у самых копыт Ярого пальцы нащупали холодный металл. Подвески опять звякнули, но теперь не жалобно, а как-то насмешливо. Уж ясно, над кем они потешались.
«Пойду, подкину под полог, утром увидят», - и он зашагал к шатру княгини. Внутри шатра мерцал неясный огонек, должно быть, свеча. Димитрий осторожно подкрался, слегка приподнял край тяжелого полога и просунул туда убрус с обручем, прижимая подвески пальцами, чтобы не звякали. Прямо над ухом у него раздался громкий шепот:
- Господи, княгинюшка, да у тебя рубаха подрана! Не обидел ли тебя кто? - молодой девичий голос звучал испуганно.
- Никто меня не обижал, - раздраженно ответила Елена, - говорю же тебе, за ветку зацепилась, убрус вон слетел, да рубаху порвала.
«Складно врет», - усмехнулся Димитрий.
- Как глаза-то целы остались, что же ты убрус не поискала?
- Искала, да темно - не видно ничего. Завтра, Аринушка, найдем, поутру.
- Да как же поутру, а ну как кто раньше увидит? Все ведь знают, что твой убрус, разговоры пойдут нехорошие. Сейчас искать надобно, свечу возьмем.
- Нет! - разволновалась княгиня, - Не пойдем мы сейчас! Померещилось мне там что-то, словно стоял кто-то темный у коней. Боязно.
- То лешак был, - раздался детский голосок откуда-то снизу, - точно лешак, глухие леса кругом - его удел.
- Ты что же, Парашка, подслушиваешь?! - накинулась на нее Арина.
- Больно надо, вы так громко шепчетесь, что хоть уши затыкай.
- Спать пора, - нарочито зевнула Елена, - завтра все решим.
- А вот в нашей деревне, - не унималась Параша, - на Масленой неделе ежели парень с девки платок сорвет, так выкуп требует, чтоб три раза его поцеловала. И отказать нельзя. Коли откажешь, так без платка домой воротишься, а он пойдет да в проруби его и утопит. Вот найдет какой молодец платок нашей княгинюшки, так выкуп и станет просить.
- Так сейчас не Масляная, лето вон в разгаре, - засмеялась Елена, - да и я княгиня... не девка, а замужняя баба. Кто ж осмелится?
- Найдется кому, - озабоченно сказала Арина, - а то, что ты девка и есть, про то всем здесь ведомо. А бояре чернореченские ведут себя непочтительно, особенно этот здоровый, что Перваком кличут. Так и смотрел на тебя всю дорогу своими бесстыжими глазами, и не совестно то ему, что на саму княгиню заглядывается. Этот за убрус не только поцелуй, но и еще чего попросить не постыдится.
- Чего? - удивленно спросила Параша.
- Мала еще знать чего! Спи уже.
- Глупости не говори, нужна я ему больно, показалось тебе.
- Да как же показалось, раскрой глаза, то уж все заметили!
- Не люба я ему, - грустно сказала Елена, - не знаю, что уж вы там все заметили. Не нужна ему ни я, ни поцелуи мои.
- Ну, так и хорошо, что же ты, княгинюшка, загрустила?
- Люб он мне, - вдруг призналась Елена.
У Димитрия перехватило дыхание.
- С ума ты сошла что ли? Опомнись, княгиня! На погибель твою его сюда отправили.
- Пропасть хочу.
- Опоили тебя чем приворотным, ну ничего, у меня святая вода есть. Я тебя завтра обрызгаю да молитву прочитаю, может, отпустит.
- Не отпустит. А если б он убрус мне на выкуп принес, так зацеловала бы его до смерти!
«Уже зацеловала», - потер горящее ухо Димитрий, но все же почувствовал, как слова княгини сладким медом разливаются по всему телу.
- Да разве ж можно такие слова бесстыжие говорить?
- Да разве ж можно холопке княгиню стыдить? - грозно одернула Арину Елена.
- Прости, княгинюшка, забылась. И что ты нашла в нем, в грубияне этом?
- То он на людях грубиян, а коли никто не видит... Ну, все спать давайте.
- Ты что же с ним встречалась, когда никто не видел? Это он тебе рубаху порвал?
- Случайно то вышло, не хотел он.
- Уж можешь серчать на меня, а только я тебя одну ночью не выпущу: на успенских-то парней даже взгляд не кидала, все князя своего ждала.
- Не того я, видать, ждала. Все, спать.
Свеча погасла, стало тихо. Димитрий наклонился, подсунул руку под полог, нащупал убрус и вытащил его назад. «Зацелуешь, говоришь, ну посмотрим», - улыбнулся он, засовывая платок за пазуху. Первые крупные капли холодного дождя начали срываться с неба, Димитрий побежал в свой шатер. Когда он задернул за собой полог, снаружи уже бушевал ливень. Раздались крики кметей, разбегавшихся от внезапно подкравшегося дождя.
- Ты где был, уж утро скоро? - услышал Димитрий сонный голос Пахомия.
- Да так, у реки сидел.
Димитрий быстро погрузился в сон. Всю ночь ему снилась Елена: он нежно обнимает ее, а она не толкается, не бьет, а только нежно смотрит на него своими небесной синевы глазами. Под утро стало ясно, что ехать впереди обоза молодец не может.
Проснулся Димитрий от громкого хохота, отдернул полог, ослепительный свет ударил в глаза. Небо было безоблачным, уже довольно высоко забравшееся на небосклон солнце отражалось в каждой капле мокрой травы. Под ногами зачавкало, дождь, видимо, ночью прошел добрый. Вои сушили промокшие вещи у костров. Димитрий бросил украдкой взгляд на шатер Елены, там стояла тишина, только Акулька рядом помешивала что-то на огне.
Зато у его шатра было шумно и весело. Вокруг большого котла дружно работали ложками: Вышата, Пахомий, Гордей, Чурила и Жидятка. Они задорно с набитыми ртами над чем-то хохотали.
- А вот и наш полуночник, проспишь все! - пошутил Пахомий.
- Так что ж не разбудили?
- Пока не просушимся, все равно не поедем.
- Дорогу сильно развезло?
- Да телеги должны пройти. Садись, каша стынет. Сегодня Гордей варил, есть можно.
Жидятко бросил недобрый взгляд на Пахомия. Димитрий подсел к котлу и тоже спешно заработал ложкой.
- Слышал, что Чурила рассказывает? С дозора менялся ночью, мимо лошадей шел...
Ложка Димитрия замерла на полпути.
- Так вот, идёт он и видит, какой-то молодец девку тискает, ей Богу. Ты представляешь, вот ведь шустрые, и дня не прошло, а уж милуются!
- А кто ж такие? - осторожно спросил Димитрий.
- Да темно было, - отозвался Чурила, - лиц не разглядеть, но девка была, точно говорю. Должно Забава, холопка княгинина, уж больно веселая, так глазами и стреляет.
Димитрий успокоился и снова стал есть.
- Так вот, - опять продолжил Пахомий, видно было, что ему самому хочется рассказать историю Чурилы, - начал этот ухарь девку мять, а потом как завалит ее на траву и...
- Да не было того! - выкрикнул Димитрий. Все удивленно оборотились к нему.
- Не было того, - уже тише повторил он. - Я тоже к лошадям ходил, так видел их, целовались они да и все.
- И я такого не говорил, - обиженно глянул на Пахомия Чурила, - тискал он ее, а потом, видать, полез, куда не следует, так она ему так по уху съездила, ажно искры в темноте засверкали. Я думал: голова отлетит. Врезала - и бежать, вот и все. Дальше я не глядел: спать пошел.
- Вот и я говорю, - как будто самому себе возразил Пахомий, - разве ж у девок чего допросишься. Бывало, стоишь, обнимаешь, вся она прямо размякла у тебя в руках. Ну, думаешь, и ей того хочется. Только подол начнешь задирать, а она нырь от тебя и бежать - только пятки сверкают. И не угонишься. Помучился я так, помучился и пошел к отцу в ноги падать, мол, жениться хочу, ажно мочи никакой нет. Так он, помнится, еще и сватов не хотел засылать, мол, неровня она нам. Сам князь Андрей, царствие ему небесное, отца уговорил. Зато потом... - и Пахомий мечтательно закрыл глаза, - в общем, третьим уж на сносях, живот круглый, должно, девка будет.
- Дома-то не бываешь, когда успеваешь? - подзадорил Вышата.
- Дак, то дело не хитрое, много времени не надобно. А вот все равно интересно, кто ж тот кметь был, что с девкой миловался . Когда сговориться-то успели?
- А у кого ухо красное, тот и миловался, - Вышата лукаво посмотрел на Димитрия. По насмешливым глазам воеводы было видно, что он уж точно догадался, кто и с кем у коней был.
Димитрий с трудом удержался, чтобы не схватиться за левое ухо. «А вдруг взаправду красное? - запереживал он. - От насмешек Вышаты тогда уж точно не отбиться». Тут он увидел Елену, она с Добронегой и девками шла от реки, в руках у них были холстины: ходили умываться. На голове у княгини теперь был повойник [7] из зеленого сукна, его очелье мягко сверкало мелким бисером. «Еще краше, чем в убрусе», - вздохнул он про себя.
Пока готовились в дорогу, Димитрий несколько раз под разными предлогами прошелся мимо костра Елены. В первый раз вежливо раскланялся с княгиней и Добронегой, спросил, как спалось. Елена стала пунцовой от смущения и ничего не смогла ответить, она терялась под его горячим взглядом. От гордой и заносчивой девицы не осталось и следа. И ему это было приятно: «Вон ты какая, грубостью тебя не возьмешь, а от поцелуев-то робеешь!»
- Спалось хорошо, благодарствуем, - ответила за княгиню Добронега, - под дождик, что ж не спать, любо - дорого.
Димитрий видел, как Аринка с Парашкой ходили от телег к шатру, низко опустив головы. «Убрус ищут, - улыбнулся он. - Ну, пущай, походят».
Стали седлать коней. Елена сделала знак Карпушке, и тот подвел к ней Ярого. Вышата, как и обещал, подъехал сопровождать княгиню. И тут Ретивый Димитрия вклинился между ними:
- Я с княгиней поеду, - сказал Димитрий, оттесняя Вышату, - дорога мокрая, скользко, я половчей буду, - попытался он хоть как-то оправдаться.
- Не надо, - испугалась, опять краснея, Елена, - и Вышата справится.
- Конечно, справлюсь, - не собирался сдаваться воевода, - рука у меня еще крепкая, успею за повод схватить.
- Не лезь, - угрожающе шепнул ему на ухо Димитрий.
- Ладно уж, прости, княгинюшка, поеду я впереди, а то убьет меня гридень твой. Вишь, как глазами сверкает, - и Вышата, ударив своего коня в бока, поскакал прочь.
- Почто воеводу обидел? - с осуждением спросила Елена.
- Что же тебе с ним лучше, чем со мной?
- Он веселый, в дороге расскажет что забавное, а ты вон как очами сверкаешь, боюсь я тебя.
- А вчера не боялась, - улыбнулся Димитрий.
- Не было ничего вчера, я уж все забыла, и ты, боярин, забудь.
Ее слова огорчили Димитрия, не этого он ожидал. Сразу стало как-то тоскливо.
- И рад бы забыть, да вот не получается, - тихо шепнул он и заметил, что Елена улыбнулась. «Ага, улыбаешься, значит, и ты не забыла!»
- Так спрашивай, может, и я что смогу порассказать.
- А правда, что у вас теперь храм белокаменный есть, красоты неописуемой?
- Правда. Только отчего ж у вас? У нас. Ты же княгиня.
- Пока княгиня, - вздохнула Елена, - я вот запрестольную пелену для него вышила, с собой везу. Золотые нитки мне матушка передала. Как ты думаешь, дозволят мне в храм на службу сходить или сразу домой, к отцу, поворотят?
Димитрий смутился:
- Дозволят, конечно. Посмотришь, там уж и внутри все расписано. Чудо, как хорошо! Сам епископ, когда освещал, работу хвалил. А что ж ты и вышивать мастерица, не только пироги печь?
- Матушка Марфа научила, только у нее ловчей, чем у меня получается.
- Ну, так ей лет-то сколько, доживешь до ее годков, так и у тебя так-то получаться будет, а может, и лучше. Повойник сама вышивала, любо - дорого смотреть?
- Сама. А убрус-то я вчера обронила, так и не нашли. Жалко, паволока [8] - батюшкин подарок, - и Елена вздохнула, отвернувшись от Димитрия.
- Не этот ли, - он достал из-за пазухи край убруса.
Елена поворотила голову и радостно всплеснула руками:
- Нашелся! Давай сюда.
Но Димитрий быстро убрал платок обратно:
- Выкупи, - с серьезным лицом сказал он.
Красавица насторожилась:
- Так сколько просишь? У меня есть серебра немного?
- Обижаешь, зачем мне твое серебро, трижды поцелуешь в уста - и убрус опять твой.
Елена возмущенно округлила глаза:
- Да как не совестно тебе, боярин, такое-то просить!? Не стану я убрус выкупать, не нужен он мне.
- Стало быть, не станешь? А обещала, зацелуешь.
- Так ты что же, подслушивал?!
- Да вы так громко шептались, что хоть уши затыкай, - повторил он слова Параши. - Принес я его к шатру, чтоб подкинуть, а тут ты зацеловать обещаешься, ну я его назад и забрал. Кто ж зацелованным не хочет быть.
- Так то я Аринку подразнить хотела, - щеки у Елены были точно мазаные свеклой.
- Стало быть, врала?
- Да.
- Зато я не вру, целуй - тогда отдам.
- Не стану я тебя целовать.
- Зря упрямишься, убрус-то красивый, паволока заморская.
- Так теперь он мятый да потом смердит.
- Так это и постирать можно. Ну, соглашайся.
- Не стану, - упрямо повторила Елена.
«Неужто дело проиграно, а думал, легко все будет? Чтоб ей еще такое порассказать?»
- А вот в прошлом году к нам гости заморские приезжали, так баяли, что нитку на паволоку червяки делают.
- Как это? - испугалась княгиня.
- Ну, как-как, паук же нить на паутину из себя тянет, так и эти козявки натянут ниток, а мастерицы их на веретено наматывают да убрусы ткут.
- Фу, гадость какая, теперь уж точно выкупать не стану.
«Вот дурень - то! И зачем я это ляпнул?»
- Да врут, конечно, когда это из паутины что делали?
- Как знать, мир Божий чуден, - и Елена опять посмотрела на полночь, словно оттуда кто-то приветливо манил ее рукой. Димитрию от этого стало горько, он ринулся в последнюю атаку:
- Не хочешь, не выкупай, - бросил молодец с деланным равнодушием. - Вон там за лесом болота начинаются, а на краю ведунья живет. Отдам убрус ей. Пущай она по нему тебя ко мне присушит. Станешь бегать за мной, как собачонка за хозяином, а уж я тогда и головы в твою сторону не поверну. Так и будешь по мне страдать.
- Ворожить - грех страшный. Нешто решишься? - голубые глаза хитро прищурились.
- Ради тебя решусь.
- Боярин, миленький, ты ведь муж благородный, нешто ты мне так убрус воротить не можешь?
- Не могу, - нарочито тяжело вздохнул молодец, - уж больно губы у тебя сладкие, всю ночь снились, окаянные.
Елена тоже тяжело вздохнула:
- Ладно, выкуплю я твой убрус, - и, увидев горячий взгляд Димитрия, быстро добавила. - Только не думай там ничего, просто не хочу, чтобы ты из шалости душу свою ворожбой губил.
- Жалко, стало быть, меня?
- Так любого христианина жалко, коли от веры отвращается.
- Что ж ты бы и Пахомия поцеловала, и Вышату, коли б они на моем месте были? - допытывался Димитрий.
- Будешь с глупостями ко мне приставать, так передумаю, - пригрозила она.
- Ладно, когда ж целоваться будем? - Димитрий быстро наклонился в седле, обнимая правой рукой Елену за плечи, горячее дыхание обдало ей щеку. Она испуганно дернула за повод, и Ярый резко рванул вперед.
- Куда! - Димитрий пришпорил своего коня, догоняя Елену.
- Ты что, боярин, сдурел! - набросилась она на него. - Люди кругом, а ты обниматься вздумал.
- Забылся, не серчай, больше не буду. Так когда целовать станешь?
- Сперва крест поцелуй, что руками меня хватать не будешь, тогда уж и решим.
- А без креста на слово что ж не поверишь?
- Нет.
Теперь Димитрий долго раздумывал, он-то надеялся и на объятия. Как же тут руками не трогать? Но по лицу Елены было понятно, что или как она хочет, или никак. Он вздохнул, достал нательный крест и поцеловал. Елена довольно улыбнулась.
- Вечером как станем лагерем, пришли Карпушку, куда мне прийти, а я от девок как-нибудь сбегу.
- Только уж поцелуи, как поцелуи, а не так - чмокнула быстро три
раза, и убрус ей давай, - предупредил Димитрий.