- Значит так, во-первых, кладбищенских жителей помой, накорми и в ночлежку пристрой. - Обещал я тому, что в мой халат вырядился.
- Так вроде на вас надет халат-то...
- Я вообще-то мёртв. Нет меня тут, и значит, халата нет.
- А...а...а... как же, - высунул палец из под одеяла бывший пимокат и ткнул в сторону Кузьмы Федотыча.
- А вот так. - И исчез из кресла.
Ранним утром, ещё только-только пташки запели, а матушка печь растопить не успела, шагал Егор Петрович вдоль кладбищенской ограды. Вдруг, глядь, из старых венков и высохших веток шалаш у входа. Постоял немного Егор Петрович, кашлянул для острастки. Слышит, в шалаше кто-то завозился. А немного погодя вылезли оттуда три грязных, ещё толком не проспавшихся с вечерней попойки, забулдыги. Обмороженные ещё в прошлую зиму ноги, покрыты язвами. Лица грязные, в коростах. Волоса слиплись и не понять пеплом или вшами покрыты. А на одном и в самом деле, халат Кузьмы Федотыча. Истлел в земле, в дыры черное изъязвленное тело виднеется. И прямо к Егору Петровичу с распростёртыми объятиями прёт:
- Сон-то, мужики, в руку! Вижу этой ночью, покойничек один сидит на краю своей могилки и манит меня пальцем. Подхожу, а у него вся грудь в крови, но улыбается так-то ласково: "Ты, - говорит, - будь на кладбище, сюда человек придёт и будет тебя искать. Как найдет, то помоет, покормит и на зиму в ночлежку устроит. А пока спи, и до утра не просыпайся".
Тут я спрашиваю, вот чудо-то, безмолвно:
- Как же он меня узнает? А покойничек отвечает:
- По халату, что ты на моей могилке без спросу взял, да свои язвы прикрыл которым.
- Что не так, обидел коли, так верну, - понимаю, что сплю, а все одно как наяву. А он мне:
- Носи на здоровье. Язвы пройдут на теле. Других бы не нажил.
Присмотрелся Егор Петрович к мужику, пока он сон рассказывал, да два его товарища слипшиеся глаза протирали, и обомлел. Дыры в халате в тех же местах и язвы через них виднеются, прямо как ночью на Кузьме Федотыче.
- Тьфу! Стойте там, не подходите ближе. - Крикнул так бродягам, про себя подумав, что всё вполне объяснимо: наслушался вечером рассказов церковного сторожа, а перед выездом из Озерков ещё эта история с поясом, вот и примерещилось ночью. А нищие на кладбище отродясь обретаются. Люди на могилках помянуть оставляют, бродяги и поминают. Тут и выпивка и закуска. Халат же виднелся из под тонкого слоя земли. Вот, и следовало его закопать понадёжнее,
чтоб такие забулдыги не вытащили его людям на показ. Да бродяги опередили. Так что, ничего тут необыкновенного и страшного. Но как теперь быть? Не отбирать же этот полусгнивший халат у этого несчастного? И уж было решил рукой махнуть и домой вернуться, как мужик его окликнул:
- Слышь, Егорка!
Егор Петрович, чуть на земь от неожиданности не грохнулся.
- Откуда имя знаешь?
- Так покойничек ещё кое-что сказал.
-Чего ж ты молчишь, дурень?
- Скажи, - говорит, - Егору, что когда будет вас в ночлежку устраивать, то пусть купит другую одежу. Не дорогую и не новую, чтоб не пропили, - мужик тяжко вздохнул, почесал пятернёй шевелюру. - И что ему за беда на том свете, пропьём али нет?
- И всё что ли?
- Э... что-то ещё... Погоди, дай Бог памяти... А, велел, чтобы ты новую одёжу передал когда в помывочную поведут. Тогда старую, ну и этот халат, значится, сожгут. Сказал, очень тебе это надобно. На кой чёрт? Не понятно.
Какое-то время Егор Петрович стоял неподвижно, потом вдруг засуетился, прямо зуд одолел торопливый:
-Давайте отправляйтесь к ночлежке. А я следом приду, одежу вам прикуплю по дороге. Ну и не идти же вместе с вами людям на смех!
- Э...э...э... нет. Руки трясутся и в ногах слабость. Пока не опохмелишь, с места не сдвинемся!
"Это ж пока я до шинка добегу, да потом назад. Разбредутся эти бродяги по погосту, или того хуже шуганёт кто-нибудь, совсем уйдут. И как тогда быть? И даже если принесу выпивку, как я их потом в пьяном состоянии в ночлежку пристраивать буду? Да и до ночлежки ещё довести надо будет".
- Нет, так не пойдёт. Вот когда выйдите из помывочной, оставлю монетку, чтоб каждому на казённый шкалик хватило.
- Ну... - недовольно загудела троица.
- А не хотите, как хотите. Идите к своему покойничку, пусть он вас опохмеляет. - И сделал вид, будто уходит.
- Стой, - крикнула троица нестройным хором. - Пошли уже. - И побрели в сторону города, не разбирая дороги.
Далее всё прошло как по писаному. И к обеду Егор Петрович был уже дома. Оповестил матушку, что утром следующего дня отправляется назад в Озерки, поскольку все свои дела тут завершил. И только собрался пышный гречневый блинчик, специально для сыночка матушкой испеченный, в рот положить, в дверь ввалился церковный сторож.
- Матушка моя, я ненадолго, предупредить только. Чтобы из дома сегодня ни ногой! И вам, Егор Петрович, тоже не советую!
- Что приключилось-то? - Схватилась за грудь пожилая женщина, а Егор Петрович блин из руки выронил.
- Кузьма Федотыч в ночлежке поселился! И ещё двоих с кладбища привел! - Еле перевёл дух старик.
- Глупости всё это, - опять поднёс блинчик ко рту Егор Петрович.
- Что вы, батюшка, что вы? Он там свою фамилию и имечко назвал, указал, когда родился и когда помер. Халат свой любимый сдал в стирку, но потом передумал и велел сжечь.
- Свят! Свят! - упала на колени пред иконами матушка.
- Халат этот Марфа опознала, говорит, видела его на Кузьме Федотыче при жизни, когда нанималась к нему бельё стирать. А потом водовоз не поленился, доехал до кладбища, проверить слова их, а там... - и сторож, сбившись с дыхания замолчал, махая рукой.
-Накось, Никодимыч, кваску, испей!
Выпив полный ковш резкого забористого кваса, отдышавшись, Никодимыч продолжил:
- Вернулся водовоз и говорит, что всё с точностью совпадает и имя, и когда родился, и когда помер! Всё в точности как на памятнике указано. А рядом ещё две могилки. Вот они и пришли с Кузьмой Федотычем. Имена опять же с точностью назвали и когда родились, когда померли тоже. Да и нет сомнений. Одежда на них истлела, сами все в язвах. Полежи кА с их в могиле!
- Боже милостивый! - Опять бросил блин Егор Петрович. Понятное дело, на могилке Кузьмы Федотыча почти что склеп соорудили, чтобы посетителей от непогоды укрыть. Бездомные видно там некоторое время обретались, вот и запомнили имя хозяина и его соседей. А уж почему своими именами в ночлежке не назвались? Кто знает, какие дела за их плечами?
Выскочил Егор Петрович из-за стола и опрометью кинулся в ночлежку. Прибежал, видит, подвыпившая троица в окружении бездомных и разных других несчастных сидит и рассказывает каково-то жить на том свете. Егор Петрович даже заслушался, так складно заливал тот, что Кузьмой Федотычем назвался. И как уловил бывший пимокат момент, что глянул на него этот мужик, поманил его пальцем. Мол, иди сюда. А как вышел он к нему, прошептал на ухо:
- Деревню Капустино знаешь?
- Угу, - не понимая, к чему клонит Егор Петрович, и потому настороженно кивнул липовый Кузьма Федотыч. - Далече отсюда будет.
- Я там возле кладбища на помин одной души выпивку и закуску оставил. Смотрите, не вы одни такие ловкие, успеете, так ваша будет. - И ушёл не оглядываясь. Понимал, где же пьющим людям вытерпеть? А ему главное, чтобы отсюда убрались.
Утром следующего дня уезжал Егор Петрович в Озерки с чистой совестью. Поскольку теперь-то уж точно, конец этой истории! Сгорел халат. Нет его. Но он даже представить не мог, как эта история аукнется в Бирючинске!
По возвращению в Озерки Егор Петрович без лишних подробностей, как бы между делом, сообщил Акиму Евсеичу, что бродяги добыли халат Кузьмы Федотыча, а он, купив им другую, хоть и подержанную, одежду, халат выменял и сжёг. Других подробностей Егор Петрович не сообщал, а Аким Евсеич не спрашивал. И уже через день после возвращения Егора Петровича по усадьбе разнеслась новость, что управляющий женится на Катерине. А ещё через пару дней Пётр Алексеевич и Аким Евсеич уезжали домой в Бирючинск.
Важные гости
Глава 24
Вернулся Аким Евсеич домой, и опять потекла жизнь по уже накатанному руслу. И вроде был разговор с графом Немировым, однако, где тот граф? А Натали в каждодневной скуке ходит по дому тенью от окна к окну. А тут, как-то раз глядь, напротив окна дрожки городского головы остановились, высунулся из них сыночек его, Алексей Петрович, на окна смотрит, шляпу снял, раскланивается. Ясно, у окна Натали стоит. И чего тут дождаться можно? Но с другой стороны, это самый заметный жених в их городке. И состояние имеется и титул, да и как не крути, единственный сынок у Петра Алексеевича. М-да, единственный. А Катерина, так она тут ни с какого бока повредить не может. Да и замужем она теперь уже. И выходило, что выбор женихов невелик. Тут как раз приглашение на обед от городского головы получили. Натальюшка оживилась, стала наряды перебирать. И как раз в это время, будто специально подгадывал, приехал в Бирючинск граф Немиров Михаил Михайлович собственной персоной, а с ним его родной дядюшка граф Николай Михайлович Немиров. И все будто на могилу вампира полюбопытствовать, да рассказы местных очевидцев послушать. Граф и его дядя сняли самые дорогие апартаменты, но и это ещё не всё. Дотошные соседи видели, как в дом Натали заходил человек в ливреи с позументами и вышитым графским гербом на спине. Чего только не передумали жители! Основных предположений было два: одно из любопытства к дому, где некогда проживал вампир, да и саму вдову вампира многие любопытствовали увидеть. Другое: какое-то дело имел граф к Акиму Евсеичу. Но были и такие, что предполагали невозможное: мол, притянула его вампирша к себе в полнолуние совершенным заговором, вот граф и прибыл, потому и вид имеет странный, будто во сне движется, людей не замечает. Проехал мимо батюшки, не раскланялся!
Графский лакей действительно посетил дом Натали и передал приглашение ей и Акиму Евсеичу на ужин в лучшем и единственном ресторане города. Ужин назначался буквально на следующий вечер после того дня, когда Натали и её батюшка должны обедать у городского головы.
В доме уже давно все угомонились, а Аким Евсеич всё ходил из угла в угол по кабинету и никак не мог решить, что же ему посоветовать Натали? С одной стороны, ну приехал граф Немиров, ну прислал приглашение в дорогую ресторицию, однако, уж слишком высокого полёта птица - граф Немиров, чтобы полагать, что на провинциалке Натали для него свет клином сошёлся. А с другой - зачем ему тогда весь этот сыр бор разводить? Пожилого человека, дядюшку беспокоить? Аким Евсеич сел в кресло и задумался: "Красивая, умная, с хорошими манерами, без всяких связей, вся в его полной власти окажется". И мысль такая совсем не радовала отца. Но и представить, что такой человек сделал предложение, а невеста отказалась - нет, это нонсенс! Даже Аким Евсеич столько переживший и повидавший, не мог.
Не спала и Натали, она, закрыв глаза, явственно представляла, как матушка изволила пожаловать и что она сказала. Сердце Натали тоскливо сжималось, от одной мысли, что расстанется с единственным родным человеком, с батюшкой. Уедет с чужим, мало знакомым мужчиной, которому полностью будет отдана во власть. А замужней жизни она уже хлебнула. С другой стороны, ей представлялась свадьба её с Алексеем Петровичем. Как все горожане будут смотреть на них, вздыхая от умиления, а некоторые от зависти. Как по утрам она будет просыпаться рядом с Алексеем Петровичем, как у них появятся дети. У них будет много ребятишек. Как будет радоваться батюшка... И постепенно все забудут, что Наталья Акимовна - вдова вампира, а будет она невестка городского головы и жена того самого красавца Алексея Петровича. Так будет и через день, через месяц, через год... и через много, много лет. Каждый прошедший день, каждый прошедший год будут похожи как две капли воды. Но... но тёплые и нежные капли. И тут она вспомнила предупреждение матушки о том, что её ожидают измены любимого мужа, и жить придётся не всегда в достатке. А что такое недостатки и нехватки, она испытала в юности сполна. Ожидать подобного от Алексея Петровича очень даже можно. Натали припомнился дворец графа Немирова, его ложа в театре... Такую жизнь она даже представить пока не может, ежели только по книжкам? Зажмурила глаза и почти осязаемо увидела себя в роскошном золотом платье, идущую под руку с графом Немировым по залу, одна стена которого полностью зеркальная и их пара отражается в зеркалах: красивая, гордая... А по сторонам склоняются в поклонах седые головы и головы с роскошными прическами.
- Кто бы из нашего рода мог достичь таких высот?! Нет, в угоду своим женским чувствам, я не откажусь от графа Немирова... если, конечно, с его стороны последует предложение, - не в силах сдержать эмоции, проговорила вслух. Прислушалась к ночной тишине. В кабинете скрипнуло кресло. Значит, батюшка тоже не спит. Она тихонько подошла к дверям кабинета, приоткрыла. С порога ни громко окликнула:
- Батюшка?
Аким Евсеич открыл глаза, встал, поправил на плечах тёплый плед, кивнул на кресло:
- Садись. Не спится?
- Батюшка, если граф Немиров сделает предложение, я выйду за него замуж.
- Натальюшка. - Аким Евсеич обнял дочь, поцеловал кудрявую макушку и замер, сам не зная отчего-то стараясь запомнить запах её волос, в её детстве они пахли также, и ощущение её тонкой, хрупкой фигурки. - Доченька.
Немного помолчал, беря себя в руки:
- Ну, ты тогда... завтра на обеде у городского головы веди себя так, чтобы повода Алексею Петровичу не давать...
- Я понимаю, батюшка.
Потом они вспомнили, как Аким Евсеич вырывал у неё молочный зуб, привязав за дверную ручку. Как она рыдала, когда увидела, как купленной для супа курице отрубили голову, а он её успокаивал, как... и все воспоминания их были добрыми и тёплыми, такими, будто они на многие годы вперёд пытались согреть друг друга любовью отца и дочери.
Обед у городского головы был роскошным. Блюда подавались одно за другим искусно приготовленные поваром, которого кто только не пытался сманить у него, но Пётр Алексеевич закрепил за выписанным из Франции поваром уютный домик, с условием, что тот перейдёт в собственность повара через пятьдесят лет! На грустный взгляд приезжего француза, не дожидаясь
словесной мольбы с его стороны, произнёс:
- Корми так, чтобы эти пятьдесят лет как один обед пролетели.
И бывший француз постепенно обрусел, женился на местной девушке, пошли детишки. И он решил, что жизнь удалась.
Вот теперь на третью перемену блюд принесли утку под рыжиками, а на четвёртую жареную дичь: куропаток, на гарнир к которым подали соленые лимоны и яблоки, а ещё телячью голову с черносливом и изюмом. Блюдя фигуру, Натали ела очень мало. И третий час сидения за столом порядком утомил её. Но гости были в восторге. Особенно усердствовал за столом местный стихотворец. Не уставая воспевать оду поданным блюдам, умял тридцать блинчиков с икрой, и продолжал менять тарелки. Слуга, стоявший за его спиной, только успевал ставить чистую посуду, да подкладывать в неё яства.
Однако сидевший напротив Натали Алексей Петрович, казалось, не замечал времени, он выразительно поглядывал на Натали, а она делала вид, будто занята очередным блюдом. Десерт был приготовлен в соседней комнате. Сначала мокрый: компоты, холодные кисели со сливками, ягодное суфле, бисквиты и мороженое. Их кушали ложками. Потом сухой: слоеные пироги, зефиры, миндальные печенья. Так же десерты были накрыты в биллиардной комнате. Там
собирались любители выкурить трубку. Но таковых за столом выискалось мало, поэтому большинство гостей переместились в зал. Устав сидеть, Натали стояла у колонны, слушала лёгкую музыку, смотрела, как гости поглощали вкуснейшие десерты, и хотела, и боялась только одного, чтобы Алексей Петрович подошёл к ней.