- Но, дядюшка! - рванулся в двери младший граф.
- Стоп! Не велено. Примета плохая видеть невесту до свадьбы в подвенечном наряде!
- Так я уже...
- Приснилось тебе! Привиделось! Сказано, не велю!
Ночная жизнь в небольших провинциальных городках имеет свои особенности. Как только тьма накрывает город, колдобины на улицах кажутся ещё глубже, а выступающие кочки отбрасывают уродливые тени, порождаемые ночным светилом, потому как фонарей тут, кроме как на главной улице, отродясь не было. Мрак и холод навевают тоску на уличных псов, и они воют, задрав или опустив морду, смотря, что улавливает их чуткий нос. И только чёрный бархат неба, усыпанный россыпью бриллиантов-звезд, смотрит на всё это и не видит, за прошествием многих миллионов лет. А вечера осенние, да зимние тёмные, долгие. И бирючане, сидя по домам, вели разговоры, теша себя жуткими то ли байками, то ли всамделешними страстями. Но о том, что в прошлом их теперь всем известный горожанин и батюшка самой Натальи Акимовны перебивался перепиской бумаг, говорили разве что в полголоса. И, склонившись друг к другу, обсуждали как прежний зятёк Акима Евсеича, ужасный вампир Кузьма Федотыч, по улицам их городка раскатывал, да ночлежку с двумя кладбищенскими сотоварищами посетить изволил. При этом обязательно крестились и добавляли: "Не к ночи будь помянуто". Конечно, а как же? На дворе темень, в переулке собаки воют. Жуть!
И никто в Бирючинске даже представить себе не мог, кого выберет Аким Евсеич заниматься текущими делами на время своего отсутствия! Особенно теперь, переходя в статус тестя графа Немирова, это же высота-то какая!
-Так, что вот мой тебе наказ, - наставлял Аким Евсеич Акинфия, - проследишь за выполнением тех работ, что я тебе указал. Ежели кто с какой просьбой обратится, так пусть меня дожидаются.
Хотя горожане не очень-то и удивились, когда смотреть за выполнением работ в своё отсутствие Аким Евсеич поставил мужа Настасьи - Акинфия Полуянова. Ни для кого не секрет, как перебрались Акинфий и Настасья во флигель усадьбы Марьи Алексеевны, так преобразились её дом и сад. Всех работников он да она, а порядок, будто в десять рук работают! Теперь же под наблюдением Акинфия оставался ещё дом Натальи Акимовны, ну, то есть бывший дом вампира и дом самого Акима Евсеича, недавно отремонтированный. А ещё завершающаяся стройка. Так что Акинфий работал, работал не покладая рук, да и заработал честное имя и доверие к себе. Но сказать, чтобы бюрючане завидовали? Так нет! Знали требовательность Акима Евсеича. И понимали, что крутиться Акинфию по делам придётся так, что и света белого не взвидишь! Безбедно жить и уважаемыми быть - хотели все до единого жителя Бирючинска, но что бы так "пахать"? Нет, извольте радоваться: три дома под наблюдением! А это и чтобы слуги не заворовались, и чтобы в ленность не ударились. Опять же в потраченных средствах надо будет до последней копейки отчитаться. А что учёт Аким Евсеич вёл строгий - кто ж не знал? Уж не говоря про стройку! Только глаз отверни, тут же сядут на перекус, или перекур! А вот что в уплату за труды положил Акинфию Аким Евсеич - никто не знал. И тут уж судили да рядили кто во что горазд.
Определившись с одним вопросом, Аким Евсеич с нетерпением ждал ответа на свою депешу от мужа Марьи Алексеевны, графа Сташено-Дагомышского, в которой просил уточнить время приезда Марьи Алексеевны в Бирючинск, поскольку сам отбывал на свадьбу дочери.
Наконец письмо было получено, граф указывал число и писал, что самолично приедет вместе с женой, а проследив за её безопасном обустройстве, направится для дальнейшего прохождения курса лечения. Ещё граф сообщал, что по его расчётам ко времени появления младенца на свет Божий, он успеет вернуться к своей дорогой супруге, дабы не оставлять её одну в столь важный момент.
- Уж и не знаю, что хуже, когда покойнички в ночлежку помыться приходят, или, когда граф Кирилл Романович Сташено-Дагомышский желает присутствовать при родах своей супруги?
- Да, Бог с ним, пусть присутствует, - пожала плечами Натали.
- Доченька, когда по расчётам графа должны состояться эти роды, младенцу уже месяца три от роду исполнится! И как тут быть?
- Это забота Марьи Алексевны. Вы-то тут причём?
Аким Евсеич чуть склонил голову, поднял руку, прося внимания дочери.
- Батюшка?
Он сжал ладонь в кулак, будто собирая из воздуха невысказанные мысли. И в этот момент Федот доложил:
- В прихожей дожидается Акинфий, говорит спросить надобно, покель вы не уехали.
Аким Евсеич вздохнул, как показалось Натали с облегчением, и вышел из комнаты.
Вампир самозванец
Глава 28
В день приезда Марьи Алексеевны и Кирилла Романовича в городе опять случилось невероятное событие. Церковную лавку, ту, что у входа на кладбище, кто-то обокрал. Украден был ларец с прорезью специально приспособленный для пожертвования верующими во искупление грехов. Утром, когда служка подошел к лавке, чтобы открыть её, увидел, что большой висячий замок вырван вместе с проушинами. И крупные следы, чуть поменьше медвежьей лапы, ведут вглубь погоста. Идти один по этим следам служка не решился, поэтому побежал к околоточному надзирателю, дабы уведомить о происшествии. И пусть разбираются те, кому положено. А его дело - сторона.
В это же время Аким Евсеич встретив Марью Алексеевну и её супруга, препроводив их в усадьбу и поручив Настасьи, вернулся домой. А там его уже дожидался посыльный от околоточного надзирателя, который сообщив о происшествии, добавил:
-А когда прошли по следам, то выяснилось, что ведут они к склепу Кузьмы Федотыча. И там пропадают. Вот меня и отправили по вашу душу.
- Тьфу, на тебя! По мою душу Господь Бог разве что послать может. А моему бренному телу придётся вместе с тобой на пролётке трястись! - В сердцах ругнулся Аким Евсеич.
На кладбище возле склепа Кузьмы Федотыча на лавочке соседней могилки восседал околоточный надзиратель. Он периодически доставал огромный носовой платок и издавая трубный звук, сморкался. Напротив него приплясывал от нетерпения церковный служка. А из склепа слышалось, будто там ещё один надзиратель, не переставая, сморкается. Аким Евсеич подошёл ближе:
- Фу, это чем же тут несёт? - Брезгливо сморщился он.
- Так севухой, однако! - нетерпеливо переступил с ноги на ногу служка. - А может и, спаси Господи, покойничком. Ведь ежели он опять вылез из могилы, а мыться-то за всё время токмо раз и приходил...ну, в ночлежку, помните?
- Будет вам! - одёрнул служку надзиратель. И не вставая с лавочки, указал на склеп. - Загляните. Тамошний житель утверждает, что он и есть Кузьма Федотыч.
Аким Евсеич только головой покачал:
- Глупость, ей Богу, глупость!
- Однако для порядка гляньте: узнаёте зятька или нет?
Аким Евсеич сделал шаг в склеп, некоторое время присматривался к полумраку. Наконец разглядел какую-то бесформенную фигуру, устроившуюся в груде какого-то тряпья на лавке рядом с могилой. Фигура издавала непрерывный храп, и вонь стояла такая, что Аким Евсеич выскочил назад как ошпаренный.
- Я тут для полноты картины отправил человека в ночлежку за Марфой. Пусть посмотрит: не этот ли Кузьма Федотыч к ним приходил? - И надзиратель опять протрубил носом. - Простуда сильная, а вот, поди ж ты, никакого покоя! Вон, похоже, приехала. И кто это с ней?
Меж могильных холмиков и крестов петляли четыре человеческих фигуры. Когда фигуры приблизились, Аким Евсеич только и мог, что с удивлением спросить:
-Эти-то зачем? - и сел рядом с приставом.
- Кто ж их знает? - тяжело вздохнул пристав и поднялся с лавки.
Дородная женщина, в широкой юбке, то и дело цепляясь подолом за высохшие на могилках ветки и прутья, первая пробралась к склепу.
- Кузьма Федотыч? Кузьма Федотыч? Это я, Марфа! Покажитесь, Христа ради! - Она просунулась в склеп, и стала теребить лежавшего там человека.
- Марфа? Какая ещё Марфа?
- А помните, как помыться приходили в ночлежку? Токмо темно туточки, не разгляжу толком. Пахните точнёхонько как в прошлый раз, ежели по запаху - вроде Кузьма Федотыч. Но вышли бы на свет божий, чтоб мне уже определённо узреть вы это, али не вы? Должно быть...
- Умолкни, чёртова кукла, голова раскалывается.
В склепе послышалась возня и из него сначала подбоченясь вышла Марфа и остановилась, прикрывая лицо ладошкой так, чтобы свет не мешал рассмотреть того, кто пытался вылезти следом.
- Не рассыпался бы. А то ить сколь лет в земле-то... Ох, охохошеньки! Матушки мои! - попятилась за надзирателя Марфа.
- Цыц, дура! - И из темного прохода показался крупный грязный мужик.
- Он! Ей Богу он! Как на духу говорю! Своими глазами видела. И халат тот помню. Ну, теперь-то его уж нет. Халата нет, значит, - крестилась Марфа. - Сожгла я халат-то. Истинный крест, сожгла. Хоть и материя с золотой вышивкой, но истинный крест, сожгла! А было время, стирала я его. Все рученьки...
- Умолкни, Марфа! - рявкнул надзиратель, поняв, что никаким другим способом заткнуть этот словесный фонтан невозможно.
В нескольких шагах от склепа, возле соседней могилки в сопровождении извозчика стояли граф и графиня Сташено-Дагомышские.
-Боже милостивый, Кирилл Романович, Марья Алексеевна, вы-то как тут оказались?
- Мы первые, а там и другие пожалуют посмотреть. Говорят, околоточный надзиратель вас Аким Евсеич и Марфу пригласил, чтобы, как полагается по закону, оформить вот уж не знаю воскрешение Кузьмы Федотыча или восстание вампира из гроба? - Спокойно, как о чём-то обыденном высказался граф Кирилл Романович. - Так что очень разумно с вашей стороны, строить доходные дома. Прелюбопытная история. - Кивнул в сторону оборванного и грязного персонажа и улыбнулся так, будто в цирке на клоунов смотрел.
- Мы теперь свидетели и можем сами доподлинно рассказывать о странном и пугающим происшествии. Особенно важно, что и околоточный надзиратель - Марья Алексеевна повела рукой в его сторону, - это событие в соответствии с законом подтвердит! Вот, всем неверующим доказательство! - указала пальчиком в кремовой перчатке на мужика ошалевшего то ли от женского стрекота, то ли просто ещё не совсем протрезвевшего. И продолжила:
-А по дороге нам Марфа в подробности рассказала, как Кузьма Федотыч мыться в ночлежку приходил! И что сей факт, тоже документально зафиксирован.
И тут у Акима Евсеича лопнуло терпение:
- Да вы что, господа хорошие, все с ума посходили! Какой это Кузьма Федотыч? Пьянь подзаборная!
- Значит, вы своего зятя не узнаёте? - осведомился надзиратель.
- Нет! - Не помня себя, взвизгнул Аким Евсеич и бросился вон с кладбища.
- Зато я помню! Он это! Как есть он! Я-то помню. Вот в тот раз...
- Понятно, замолчите! - заткнул фонтан надзиратель.
- Дорогая, пойдем. Мы достаточно увидели. Теперь ты с полным правом сможешь рассказывать в свете странную, просто жуткую историю. - И граф Кирилл Романович, поддерживая жену под руку, повел её к дожидающейся у входа бричке. Следом за ними, поминутно оглядываясь и мелко крестясь, плёлся извозчик. Ещё один доподлинный свидетель восстания вампира из гроба. И можно было не сомневаться, местный трактир сегодня вечером будет переполнен гудящей толпой.
Вкус вина и женских губ
Глава 29
Домой Аким Евсеич вернулся уставший и измученный. Раздевшись и умывшись, от ужина отказался. Сидел за столом в ожидании чая, плакал и смеялся одновременно. На вопрос Натали: что произошло? Ответил, что знать ей этого не обязательно, пустяки одни, да местные глупости, а ей теперь другие мысли надобно держать в голове. Постепенно Аким Евсеич успокоился, и взялся пить чай с любимым липовым мёдом. А на следующий день Аким Евсеич и Натали уезжали в столичный град. Но до отъезда ещё оставалась целая ночь. Ночь в таком городе как Бирючинск всякие сюрпризы может преподнести. И тут уж каждый хозяин-барин как этот сюрприз принимать и понимать.
Аким Евсеич долго ворочался с боку на бок. То ему становилось жарко и дышать нечем, он вставал, подходил к окну, прислонялся лбом к холодному стеклу, то мёрз и закутывался с головой в одеяло. Наконец до того устал и измучился, что решил налить бокал вина и устроиться в кресле с книжкой, которую уже давненько собирался прочесть. Он зажёг калетовские свечи в тяжёлом медном шандале и, освещая себе путь, направился к буфету. Калетовские свечи очень дороги, но их приходилось покупать, чтобы не коптить вечерами новые обои, когда Аким Евсеич засиживался за бумагами. Свечи горели ярко, и мебель в зале отбрасывала движущиеся тени. Будить слуг в такой час Акиму Евсеичу не хотелось, решил, что обойдётся сам. Однако краем глаза уловил, что в дальнем углу зала, вовсе не игра теней закрывает пространство в кресле. Но он уже стоял напротив буфета, где обычно хранились вина и настойки для повседневного пользования. Поставил рядом на небольшой столик шандал, открыл дверку, налил бокал красного французского божоле и повернулся, чтобы рассмотреть, что же там такое?
Аким Евсеич смотрел и чувствовал, как холодный пот выступает на его лбу, как каплями струиться по спине. Рука с бокалом будто онемела.
- Поставь бокал, разобьёшь. Ох, с каким наслаждением я бы выпил бокал, другой подогретого бордо!
Аким Евсеич поставил бокал рядом со свечами, их свет искрился и играл темно-красными всполохами вина в чистом хрустале.
- Вы? Опять вы...
- Давно не виделись, ты уж и думать обо мне забыл? Чего замер? Садись! Да бокал убери с глаз моих. Сам подумай, каково-то мне бестелесному желать и не иметь возможности получить?
Аким Евсеич на ватных ногах подошёл к стулу, сел так, чтобы столик и бокал на нём оказались за спиной.
- Нет у тебя детей. Значит, чувствовать отцовскую боль, тебе не дано, - беззвучно, одним дыханием шептал Аким Евсеич. - Но я отец, значит, за дочь в ответе. Возьми расчёт с меня, оставь её в покое. Не должен был я выдавать Натали за тебя замуж. Отсюда всё и пошло. Моя вина. Бедности испугался, хотя не столько за себя, как за неё. - Дыхание Акима Евсеича перехватило, и он замолчал.
-Почти все земные желания у меня поблекли. Но вкус вина и губ твоей дочери помню! И простить не могу, и забыть не в силах! Горю! Тебе также не понять меня, как и мне тебя. - Призрак до этого почти реальный, будто живой человек, вдруг стал почти прозрачным, так что спинка кресла через его фигуру просматривалась.
- У- у - у - у! - То ли стон, то ли вой прошёлся ветерком над Акимом Евсеичем!
"Господи, помоги Господи!" - не произвольно шептал Аким Евсеич. Злость, ненависть, отвращение и страх за дочь свою, смешались в его душе.
- Не прогонял бы! Счёт оплачивать всё одно придётся!
- Возьми с меня! - упал на колени Аким Евсеич.
- Только кровью можно искупить! Либо сын твой, либо внук твой погибнет мучительной смертью у тебя на руках. Выбирай.
- Нет у меня ни сына, ни внука. Путаешь ты что-то.
- А ты подумай. Пораскинь мозгами, - прошелестел то ли смешок, то ли вздох.
В мгновение ока в голове Акима Евсеича пронеслась Натали, примеряющая подвенечное платье и Марья Алексеевна, ожидающая ребёнка. Его ребёнка.
- Изыди! Гад проклятый! При жизни от тебя муку мученическую терпела моя дочь, да до неё сколь девиц со света сжил? И после смерти не успокоишься никак? Изыди! - Захлёбываясь собственным дыханием, хрипел Аким Евсеич. И вдруг воочию увидел, как огромная кошка в рыжую и чёрную полоску отделилась от него и бросилась в сторону жуткого призрака, и только светящиеся нити связывали её с Акимом Евсеичем! Бесформенный серый сгусток дернулся в одну, в другую сторону и исчез так, будто и вовсе его не было. А тигровая кошка вернулась к Акиму Евсеичу и медленно улеглась по очертаниям его тела, слившись воедино. Тут же непреодолимый сон напал на него, так, что он чуть не свалился со стула. Кое-как добредя до кровати, уснул, не успев коснуться подушки.