— Ладно, но я, вообще-то, просила рассказать про обучение, а не про пыточные камеры!
— Ах, это… прости. Ну что тебе, расписание дня рассказать?
— Хоть так.
— Встаем мы около восьми утра, сразу идем на тренировки рукопашной, с мечом, с копьем и с арбалетом, это все около трех часов. Потом мы идем на обильный завтрак, а после завтрака начинаются другие занятия. Нас учат изготовлять снадобья и эликсиры, основам врачевания, законам равновесия, некоторым общим наукам, учат правильно петь и читать молитвы и благословления, но у священников, инквизиторов и паладинов есть еще свои отдельные курсы, так что к середине дня мы разбиваемся на группы по профессиям и идем к разным наставникам…
— Подожди, — перебиваю его. — Молитвы разве не к богам относятся?
— К богам, — кивнул Арланд. — Мы, инквизиторы, учим основные молитвы ко всем богам и к Абсолюту, а паладины и священники изучают их более углубленно. Ну так еще нас обучают разбираться в грехах, пороках и соответствующих им наказаниях, это самое главное. После занятий мы предоставляемся самим себе. Некоторые идут в библиотеки, где читают что-то дополнительно, некоторые бездельничать, а некоторые к мастерам. У нас в Ордене помимо всего прочего есть несколько мастеров, обучающие музыке, живописи и архитектуре. Занимающиеся у мастеров, часто потом направляются в другие, небольшие аббатства в качестве музыкантов при храме, иконописцев или архитекторов-мастеров. Такие мирно живут в аббатствах или же отдельных храмах как работники или учителя в мирное время, и как воины-защитники в военное.
— Так… у меня вопрос.
— Ну?
— Ты сказал, что инквизиторы могут отпускать грехи и принимать исповеди. Зачем это нужно, если есть священники?
— Инквизитор — это следователь, судья и иногда палач, подчиненный законам равновесия. Один странствующий инквизитор может заменить целое здание суда в городе. Если грешник захочет исповедоваться и попросить прощения за содеянное, то есть искренне раскается, я имею право его отпустить. То есть мне не надо будет тащить его к ближайшей церкви или храму. Ведь инквизиторы в основном работают не в крупных городах, а в глухих селениях, до которых не доходит стража и прочие.
— Да уж… сама я бы вряд ли догадалась, — вздыхаю. — Интересно у вас там все… Я знаю об инквизиции совсем другое.
— Так было не всегда. Когда-то мы подчинялись одному богу — Клевору. Он велел жестоко казнить всех грешников, чья вина хоть немного дотягивает до средней тяжести. К грешникам он относил так же и иноверцев, тех, кто не верил в него и еще двух богов. Все нелюди и маги причислялись к иноверцам и, если они не пожелают стать монахами, инквизиторами или паладинами при нем для искупления своего греха, их ждала смерть. Но потом появился на земле серафим Клевора, изгнанный богом на землю, и стал диктовать новые правила и законы, якобы, от самого бога. При нем многое изменилось, многие маги и нелюди смогли вздохнуть с облегчением, люди перестали бояться духовных лиц… но вот иноверцев по-прежнему не одобряли. Их больше не принуждали отречься от веры и платить за грехи, но к ним относились достаточно холодно. Они не могли получить помощи в храме или церкви, их не могли обвенчать и даже похоронить по всем правилам, если они погибли на чужбине, где нет их родственников. Это длилось лет семьдесят, а потом серафим куда-то пропал, и уже через первые десять лет после его исчезновения все старые порядки вернулись и на этот раз некому было это останавливать. Так продолжалось до недавнего времени, до последнего Похода Предателя. Буквально двадцать лет назад появился некто, кто начал собирать огромную армию из всех угнетенных «иноверцев» и пошел на план богов, чтобы уничтожить Клевора. Несколько лет армия была на плане богов, а на земле все затихли в ожидании, прекратились работы многих храмов и церквей. Когда же армия спустилась с радостной вестью о том, что Клевор мертв, люди и нелюди как с ума походили от счастья. С тех пор не существовало больше Святейшего ордена, служившего Клевору, появился орден Белых сов. Насчет названия — весть о том, что Клевор мертв, нам принесла белая почтовая сова. С тех пор все сильно поменялось. Теперь Орден действует по куда более справедливым принципам и не позволяет какому-либо богу захватить абсолютную власть над народами, возвыситься над прочими богами. Наша задача — поддерживать равновесие. Сейчас среди сов не осталось ни одного, кто когда-то служил Клевору. Там работают другие люди, мы подчиняемся другим законам и призваны уничтожать то, что раньше влекли за собой наши предшественники… Так что большинство сплетен о нас — это пережитки мнения о Святейшем ордене.
После рассказанного я, находясь под впечатлением, еще долго не могла ничего сказать.
— Ты спишь уже, что ли? — удивленно спросил инквизитор.
— Да уж, уснешь тут после такой сказочки на ночь, — вздыхаю. Теперь ясно, чему на самом деле учился Арланд и что вообще представляет из себя этот орден Белых сов. Что-то вроде гигантского университета для священнослужителей, особого рода военных и юристов. — Потрясающе… Какая история!
— Нам ее еще в первый год обучения рассказали на уроке истории Ордена… Но, вижу, ты уже устала. Что ж, тогда давай спать? — без лишних вопросов предложил Арланд.
Он полностью укрыл нас обоих своим плащом, устроился немного поудобнее и, видимо, начал засыпать.
* * *Проспала я немного, уже через три часа Арланд меня аккуратно растолкал. Эргея еще спала, укутавшись в плащ, а солнце и не думало показываться, только небо начинало светлеть. Я недоуменно посмотрела на инквизитора, разбудившего меня по неизвестным причинам.
Арланд указал на местность вокруг, в темноте я смогла различить дома вдали. Мы подъезжали к деревне.
Проехав по спящим улицам, мы остановились возле одноэтажной бревенчатой избушки с сараем и хлевом неподалеку. В маленьких окнах не горел свет, значит, нас никто не ждал.
— Отведите коней в сарай и привяжите, возьмите вещи и заходите в дом, — велел Валлен, осторожно беря жену на руки. — Ждите в сенях, я приду и скажу, где вам устроиться.
Мы с Арландом тихо, не издавая лишних звуков, слезли с телеги и отвязали лошадей.
Черт не стал упрямиться и сразу пошел за мной к сараю, где я его и оставила.
— Жутковато, — заметил Арланд, подходя к крыльцу.
— Согласна, — киваю, ступив на душераздирающе скрипящую доску.
Мы зашли в сени, где были сложены различные тяпки, грабли и прочие орудия труда. На лавке стояла небольшая деревянная кадка, в ней лежало еще мокрое белье. Видимо, хозяева уехали быстро… боялись опоздать?
Мы с инквизитором постояли некоторое время в сенях, потом к нам вышел Валлен со свечой в руках.
— Идите за мной, — велел он и направился вглубь дома.
Хозяин провел нас на кухню и велел положить сумки под широкую лавку у печки.
— Садитесь за стол, чем смогу, уважу, — буркнул он и полез в погреб.
Когда Валлен вылез, в руках у него был горшок с чем-то съедобным.
— Черт, печку надо топить, подогревать…
— Давайте я, — предлагаю. — Я в два счета подогрею.
— Как это, интересно знать? Голыми руками? — он с сомнением посмотрел на мои когти.
— Именно, — киваю, принимая горшок.
Пока я подогревала горшок магическим огнем, Валлен достал деревянные миски и кружки, в кружки налил… судя по запаху, квас.
— Итак, — начал он, когда еда была разложена по тарелкам, а квас разлит по кружкам. — Теперь поговорим.
— Я внимательно слушаю, — кивнул Арланд.
— Дело касается моего младшего сына. Он резвый, веселый мальчишка, матери по дому помогает, за мной хвостом ходит, братьев слушается, лошадей уважает… Мы все в нем души не чаем. Но три месяца назад он начал проявлять характер. Вроде, взрослеет парень, нормально, повредничает, похамит, со всеми бывает. Но он как-то очень резко переменился. Стал матери выговаривать, что прям до слез, с братьями начал драться, побил как-то нашу лошадь, мне перечить научился… Все бы ничего, но то он тихоня, то куролесить начнет. А три месяца назад у него что-то со здоровьем началось. Лежит утром на своем месте, не встает. Мы его всей семьей будили, а он только слабо отнекивался и говорил, что слаб слишком, встать не может. На следующий день он был бодр и весел, как обычно. Через неделю все повторилось, потом стало происходить чаще. То он спал, как убитый, то с жаром мучился, то его рвать начинало, то встанет, жив-здоров, и работать пойдет. Инквизитор тот сказал, что не знает такой болезни и, обычно, при неизвестных болезнях умирают через три месяца. Последние недели… — Валлен запнулся, опустил глаза вниз, выпил квасу и только после продолжил. — Последнюю недели он не встает с кровати, не ест, почти не говорит, ходит под себя, как дитя неразумное, бредит, просыпается редко, минут на десять в день… Истощал совсем, мы его бульоном кормить пытаемся, да он и этого пару глотков в день сделает и опять уснет. Мы думаем, скоро он нас оставит… Бедный мальчик…
Не выдержав, Валлен закрыл лицо руками. Когда он убрал руки, в свете свечи было видно только покрасневшие глаза.
— Могу я осмотреть его? — попросил Арланд.
— И я.
— Вы что, целители? Может, лекари? Священники? Жрецы? Что вы можете сделать, пара бродяг? — вздохнул он.
— Гхм. Бэйр, Ведьма с Великих равнин, будем знакомы, — протягиваю руку Валлену.
— Та самая?… — поразился хозяин, машинально пожимая мне руку.
— Та самая, — киваю. — Мой знакомый — лучший ученик своего Ордена. Если сможем, поможем, если ничего не получится, извиняйте.
— А вы нам что, помогать будете?
— Да. Только тссс! Никому не говорите, испортите мне репутацию! — прикладываю палец к губам. — Теперь можете проводить нас к мальчику?
— Да… конечно. Пройдемте за мной.
Валлен отвел нас в одно из немногочисленных комнат.
Свечка осветила голые стены, пол и широкую лавку у стены, на которой, укутанный в перьевое одеяло, лежал больной.
Подойдя поближе, мы с Арландом различили в чертах бледного исхудавшего лица мальчика тринадцати лет. У него были рыжеватые, как у матери, волосы, и уже проглядывался орлиный нос отца. Если бы не мертвенная бледность и худоба, мальчика можно было бы назвать очень красивым.
Ребенок, как почувствовав наше присутствие, слабо задвигался и приоткрыл глаза.
— Пап?… — тихо позвал он. — Ты?
— Я. Ты чего-нибудь хочешь? Чувствуешь себя как? Я нашел ведьму и какого-то инквизитора, они обещали попытаться тебе помочь. Ты потерпи, скоро выздоровеешь! — сказал Валлен, сев на край кровати и наклонившись к мальчику.
— Ведьму? Настоящую?
— Самую настоящую, — киваю, опускаясь на колени перед кроватью, так, чтобы ребенок мог меня видеть. Немного подумав, зажигаю неярко светящийся шарик зеленого света.
— Ведьма… Па, пить хочу.
— Сейчас сынок, сейчас принесу, — закивал Валлен и вышел из комнаты.
— Ведьма… — мальчик позвал меня, как только его отец вышел. — ты меня закопай поглубже и цепями обмотай… хоронить когда будешь… Я сны вижу, как людей убиваю… Я проклят…
— Может, еще удастся тебя вылечить, — твердо сказал Арланд и подошел поближе к кровати.
Вытянув руки над телом мальчика, он закрыл глаза и нахмурился.
Никаких световых эффектов на этот раз не было, но в воздухе появилось ощутимое напряжение, от которого мне сдавило горло и глаза заслезились.
Минуту Арланд водил руками над ребенком, потом пришел отец, звук его шагов отвлек инквизитора и тот сбился, но потом продолжил.
— Что такое? — спросил у меня Валлен.
— Подождите, — делаю ему жест рукой, чтобы не отвлекал инквизитора.
Когда Арланд закончил что-то проверять, он повернулся ко мне и к отцу.
— Выйдем, — сказал он, направившись вон из комнаты.
Мальчик опять уснул, потому мы с Валленом покинули комнату.
— Кажется, тот инквизитор оказался прав, — виновато начал Арланд. — На вашем сыне сидит какая-то зараза, которую ни лекари, ни магия, ни святая сила снять не могут. Разве что отыщется где-нибудь рядом леннайский друид или старая ведунья. Я попытаюсь ему помочь, буду изгонять эту дрянь своими силами, но, боюсь, это только отсрочит смерть.
— И что же это, совсем ничего не сделаешь? — спросил отец мальчика убитым голосом.
— Можно, но для этого нужны особые силы, — объяснил Арланд. — Я ими не обладаю.
— Может, мне попытаться? — предлагаю. Кажется, если дело в проклятии, я сумею разобраться. — Мальчик что-то говорил про проклятия. А это по моей части… отчасти.
— Он всегда, когда у него бред, бормочет что-то про проклятия и про то, чтобы в цепи его заковали, когда хоронить будем, — кивнул Валлен. — Он всегда это говорит.
— Может, это что-то значит? — предполагаю.
— Вряд ли, — покачал головой Валлен. — Когда в себя приходит, не помнит ничего, что говорил, и уверяет, что не проклят и что с ним все в порядке, просто болеет.
— Надо все равно проверить, — настаиваю. — Вы сможете оставить меня в комнате мальчика одну?
— Если это необходимо… — нехотя кивнул отец.
— Мне нужны мои вещи.
— Бери.
Взяв свою сумку, я зашла в комнату и плотно закрыла дверь.
Создав небольшой светящийся шарик, подхожу поближе к кровати, сажусь на пол и начинаю копаться в сумке в поисках дневника Маггорта.
Найдя тетрадку, раскрываю ее, жду пока она «загрузится», выдав мне все классическое предупреждения, потом спрашиваю.
— Как снимать проклятия?
На странице появились буквы, сложившиеся во фразу: «Спросила у меня потомственная ведьма».
— Мне не до смеха, ребенок погибает! — шепотом ругаюсь на дневник.
«Проклятия бывают разными. Есть от современных ведьм, есть такие, которые происходят с эпохи Повелителей, древнейшие. Проклятия настоящих ведьм можно снять, а вот древнейшее можно уничтожить только убив ведьму, потому что проклятие связано с ней и существует за счет ее жизненной силы».
— И как их определить?
«По-разному. Обычно это чувствуется. Попробуй заглянуть в ауру проклятого и посмотреть, что там».
Убрав дневник в сумку, я встала и наклонилась над кроватью мальчика.
Закрыв глаза, я осторожно перешла на другой уровень зрения.
Тут же передо мной засверкала сеть из переплетенных разноцветных нитей, образующих что-то вроде кружевной салфетки.
Внимательно всмотревшись в симметричные узоры, я сначала не заметила ничего подозрительного. Да, по аурам я читать не умею не на том уровне, на каком стоило бы, но если с этой что-то не так, наверняка я это пойму.
Внимательно оглядев все, я все же обнаружила кое-что странное. Небольшой бледно-розовый узелок, где-то ближе к краю, выглядел достаточно подозрительным.
Я постаралась дотронуться до него, но мои руки ничего не изменили, я их чувствовала, но для окружающего мира их как будто не существовало.
Тогда я попробовала направить на этот узелок магическую силу с правой руки. Он задрожал и засветился ярче. Испугавшись, что делаю что-то не то, я перестала направлять магическую силу и попробовала с левой рукой, которая, вроде бы, антимагическая.
Узелок как будто испугался, замерцал, становясь все мельче и мельче. На этот раз я почему-то не побоялась продолжать и «поедала» что-то из узелка до тех пор, пока он не стал максимально маленьким и «непитательным». После этого я еще раз осмотрела ауру и заметила аналогичный узелок в другом ее краю, но этот узелок был гораздо мельче предыдущего, я не стала его трогать. Поискав еще, я нашла три розоватых узелка, расположенных абсолютно хаотично, что противоречило симметричной основе ауры. Все узелки были маленькие и брать из них было нечего. Но и уничтожить их никак не получалось, они как будто были частью ауры, плетения которой невозможно разорвать, не убив, а если и возможно, то я не знаю, как. В случае с Дороти я все же работала с уже «надрезанной» болезнью аурой, а тут мальчик жив и, в общем-то, здоров, аура у него целая, но только кое-где с вредными отростками.
Вернувшись на нормальный уровень зрения, я посмотрела на мальчика. Он пока спал.
У меня появились сомнения насчет того, не сделала ли я еще хуже для него. От этих мыслей у меня у самой голова закружилась и в жар кинуло… Или это не от мыслей?
Пошатнувшись, я добровольно села на пол, чтобы меня туда не кинула дурнота.
Шли секунды, а лучше мне не становилось, скорее наоборот, хуже.
— Что же я натворила? — спрашиваю саму себя. — Надеюсь, это что-то вроде «несварения» у моей прожорливой руки, а не проклятие, которое я случайно взяла на себя по дурости…
Посидев еще немного, я все же встала, взвалила на плечо сумку и вышла из комнаты, опираясь о стены.
— Что там? — обеспокоенно спросил Валлен, когда я вошла на кухню.
— Не знаю, ждем результаты анализов, — невесело улыбаюсь.
— Чего? — не понял мужик.
— Ждем.
— Бэйр, ты в порядке? Выглядишь ужасно, — заметил Арланд.
— Не очень, — честно отвечаю, неуклюже сев на лавку. Голова вновь закружилась, захотелось упасть куда-нибудь.