Ночь в лесу провели, неподалеку от дороги, зато наутро Алешку - не узнать. Радуется, будто птичка вешняя, болтает без умолку, над Иваном подсмеивается. Потому как вид у того, словно при всем честном народе в лепешку коровью наступил. И так его Алешка обхаживает, и эдак, - ничего его спутника не берет. Насупился, и бурчит что-то.
"Ничего, - думает Алешка, - сейчас я тебя, столб приворотный, насильно развеселю. Такое расскажу, что..."
- А не потешить ли тебя сказочкой? - спрашивает. - В разговорах, оно ведь и дорога короче кажется.
Промямлил Иван что-то несуразное, как хочешь, так и понимай. Ну, Алешка как надобно, так он и понял.
Рассказывать он, тут ему следует отдать должное, умеет. И руками размахивает, и голос меняет, и лицом помогает - любо-дорого послушать. Ан Иван все одно с такой мордой едет, точно на собственные похороны. Наполовину что-то об себе думает, наполовину - Алешку слушает, что тот вещает.
- Сказывают люди, задумал как-то раз заяц жениться, вот как ты теперь. Коли, решил, за женой буду, так и жизнь полегче станет. Долго присматривался, и приглянулась ему дочь купца одного...
- Да ну, врут все люди, - встрепенулся Иван. - Где ж это видано, чтоб зайцы на девках женились?..
- А ты не встревай, - Алешка его одернул. - Потому как заяц, он тоже человек.
И, видя, как у Ивана медленно полезли на лоб глаза, расхохотался.
- Чудной ты, в самом деле!.. Сказка ведь. В ней чего хочешь быть может...
- Сказка... - протянул Иван, словно впервые услышал.
- А то - что же? Не встревай, говорят тебе. Во-от... Приглянулась, значит, зайцу дочь одного гостя, он к медведю и подался, чтоб тот ему невесту высватать помог. Сам понимаешь, медведь, он попредставительней зайца будет, а ежели что, так и заломать может... Взял медведь борть с пчелами, - гостинец, значит, - и подался. Но только девица - ни в какую.
- Хоть что, - говорит, - со мной делайте, а замуж за зайца не пойду.
- Это отчего же не пойдешь? - медведь спрашивает.
- А оттого и не пойду, что этот у него больно маленький... как его... хвост.
Как медведь ни уламывал, - то есть, уговаривал, значит, - так из его сватовства ничего и не вышло. Вернулся не солоно хлебавши, обсказал зайцу все, как есть, борть на место вернул и спать подался. В малинник.
По лесу же разговоры пошли: так, мол, и так, отказали зайцу в жениховстве, потому как хвостом не вышел. Посудачили-посудачили, кто посмеялся, кто поохал, да и позабыли. Все, кроме волка. Тот, понимаешь, тоже жениться собирался. Глянул он случаем на себя в речку, и так порешил, что ежели девица за зайца не идет, так за него-то уж точно выйдет, поскольку хвост у него самый подходящий.
Наведался к медведю, уговорил за себя сватом быть. Хвост показал, чтобы тот не усомнился, длиннее, чем у зайца.
Медведю чего? Он все одно в малиннике спал. Взял ту же борть, с какой в прошлый раз ходил, и подался дорогою знакомой.
Приходит к девице и говорит ей:
- Опять я сватом. Только теперь уж не от зайца, потому как не годится он тебе в мужья из-за хвоста своего короткого, зато от другого кого. У того хвост - какой надобно.
- Это кто ж такой будет? - девица спрашивает.
- Волк это. Он у нас в лесу жених завидный, и хвост у него длинный. Пойдешь, что ли, за него? А то мне борть эту туда-сюда таскать надоело...
- Ну, - девица отвечает, - коли хвостом вышел, да коли жених завидный, отчего ж не пойти? С радостью...
Медведь тоже обрадовался, потому как спать любил больше, нежели сватом ходить, побежал к волку, сказал ему, что девица согласна, а борть все-таки с собой уволок, по привычке, али по забывчивости. И волк обрадовался, такой пир решил учинить - на весь мир, чтоб во веки веков помнился. В городе решили праздновать, где невеста жила, пусть видят звери, какая у волка женушка-красавица, а заодно поглядят, как люди там себе обустроились.
Про то, как волк гостей созывал, да угощение готовил, да подарки, да еще там что, - это отдельный сказ надобен, нам он совсем даже и ни к чему. Справился как-то.
Вот настал день свадьбы. Пошел волк зайца на пир звать, потому как решил и его, в качестве угощения. Мало ли, невеста поначалу ему отказала. А как поживет в замужестве?.. Глядишь, на сторону поглядывать станет. Глянет, а там как раз заяц... Ни к чему это совсем. Лучше уж сразу оберечься. Нет зайца - не на кого и поглядывать.
Тот же, то ли почуял чего неладное, то ли на свадьбу неохота, к той, за кого сватался, - на постель улегся, и ни в какую. Как волк его ни уговаривает, все отнекивается.
- Не могу, - отвечает, - потому как кислицей так вчера облопался, шагу ступить не могу, чтобы оказия не случилась. Животом страдаю. Какой из меня гость? И самому срам, и остальным противно, ежели чего.
- Это, - волк говорит, - не служба. Есть у меня такое средство, что враз тебя от болезни избавит. Медвежья травка называется. Съешь ее, и все как рукой снимет. Идем, никак без тебя. Ты ж так пляшешь, что супротив тебя не сыскать...
- Сказано ему, шагу ступить не могу, а он - плясать. Совсем, что ли, ума рехнулся?.. Хотя... Вот ежели б довез кто...
- Да кто ж тебя довезет? - удивился волк. - Все уже давно в городе, одни мы с тобой на весь лес остались.
- Знать, не судьба мне была на свадьбе твоей погулять, поплясать. Не серчай уж, и не поминай лихом...
И в потолок уставился.
Волку бы махнуть лапой, да прям здесь зайца и отведать, а он, вишь, не догадался.
- Ладно, - говорит, - я тебя сам отвезу. Заместо лошади. Только до городских ворот и тайком, чтоб никто не увидел. А дальше - сам скачи. Уговор?
- Уговор, - согласился заяц. - Неси свою травку.
Убежал волк, а заяц тем временем крапивы нарвал, колючек, а сверху цветами прикрыл.
Вернулся серый, тот его возле норы поджидает. Начал траву жевать, - горькая. Так он из ближайшего ручья столько воды выпил, чтоб горечь во рту извести, ведра, чтоб не соврать, полтора. Только он это не от горечи, а чтобы волку тяжелее везти было.
- Садись, - серый ему говорит, - там, окромя нас, уже все собрались.
Сел заяц, волк крякнул, - тяжел больно наездник оказался, - и побежал. Ладно, думает, авось, сочтемся. Это даже и хорошо, что тяжелый. В том смысле, пирог знатный выйдет.
Долго ли, коротко, уже и ворота городские показались, волк и говорит, слезай, мол, как уговаривались. А только заяц, не будь дурак, ка-ак хватит волка со стороны хвоста своим букетом!.. Тот света белого не взвидел, так припустил, как прежде никогда не бегал. Заяц на нем едва держится, однако, знай, нахлестывает!..
Так к невесте на двор и прискакали. А там уж и впрямь все собрались, только жениха и дожидают. Думают-гадают, куда задеваться мог... И тут - влетают!..
Волк - он с лап долой, растянулся. Соскочил с него заяц, подбоченился, и - к невесте.
- Не пошла, - говорит, - за меня, потому как хвост короткий? Ну, так забирай своего, длиннохвостого...
Ан, видишь ты, какая оказия приключилась. Медвежья трава, коей волк зайца лечил, она как бы не от медвежьей болезни оказалась. И так это зайца по дороге растрясло, что он не раз и не два, пока скакал, был ею одолеваем. Тут уж, сам понимаешь, когда жених в таком состоянии заявился, длина хвоста как-то и не важна особенно...
- И чего?.. - спросил Иван, видя, что Алешка замолчал. - Тут и свадьбе конец?
- А вот и нет, - лукаво блеснул глазами Алешка. - Не угадал ты, друг ситный. Волка, конечно, по боку, и зайца туда же... Ан свадьбе вовсе и не конец. Другой жених для девки нашелся, за него и вышла.
- Это кто ж таков будет?
- Догадайся...
Думал Иван, думал, ничего не придумал.
- Даже и не знаю, - бормочет. - Сказывай, не томи...
- За медведя!..
Насупился Иван.
- Погоди, погоди, - говорит, - так ведь у медведя, у него хвост, как у зайца...
Просиял Алешка. Набрал побольше воздуху, чтоб разобъяснить, а Иван возьми, и скажи:
- А-а-а... Понимаю... - И рот до ушей. - Оно, конечно, куда им до медведя. Тот и сильный, и работящий, и незлобивый, и покладистый...
Хватанул бы Алешка еще воздуху, да некуда. И так распирает. Покраснел от натуги. Обернулся, на всякий случай, глянуть, - не валяется ли дерево какое на дороге. Может, товарищ его, пока он ему сказку сказывал, лбом на дерево налетел? Ишь, как медведя расписывает... Обратно обернулся, и самого чуть суком наземь не снесло. Они как раз по лесу ехали, вот какой-то лесной великан сучья и повыставил прямо над дорогою. Так треснулся - искры из глаз. Зато выдохнул разом...
- Ты чего это? - Иван спрашивает.
- Да нет, ничего. Ты это, давай, дальше, про медведя. У него ведь еще и шуба на загляденье, куда там зайцу с волком...
- Верно, - Иван отвечает. - Об шубе я как-то и позабыл...
Некоторое время ехали молча, потом Иван вдруг спохватился.
- Так ведь и я сказки знаю, в детстве слышал... Чтоб дорогу скоротать...
И забормотал. Про королевича какого-то заморского, как он девицу спасал. Мало того, бубнит ровно, вот как, скажем, объясняет кому, где грядки в огороде копать. Так ведь еще говорят про таких: не знал, да еще и забыл. Все-то у него через пень-колоду. Об одном начнет, забудет, махнет рукой, про другое бубнит. Вспомнил ненароком, опять к прерванному вернулся. И ничего-то из рассказа его не понять. Кто кого украл? Кто с кем поединничает? Кто кого одолел? Прибьет королевич какую-нибудь чуду-юду, версты не проехали, глядь, она уже снова жива. Не успеет выручить девицу, глядь - ее снова украли. Растяпа, в общем, а не королевич. Такому ведро не дашь, воды из колодца принести. Хорошо, если только ведро упустит, а то ведь и сам в колодец ухнет. А коли не ухнет, да воды наберет, обязательно на чужой двор отнесет. Одно слово, не королевич, а беда, прям.
Алешка уже даже и вид не делает, что слушает. Ему б не уснуть, да с коня не упасть. Зевает во всю мочь, того и гляди - слепень али там овод влетит. Только и те, видать, сказки Ивановой наслушались. То конь хвостом себя по бокам охаживал, кровопивцев сгоняя, а то опустил мочалом, и бредет себе. Кровопийцы же, небось, сами сонными на дорогу валятся, Ивана заслышав...
Зарекся Алешка сказки сказывать. Конечно, нет в том Ивановой вины, что рассказчик он, прямо сказать, никудышный. Это не каждому дано, чтоб язык куда надо привешен был. Иного взять - заслушаешься, а как до рук дело дойдет, так и неизвестно, откуда растут. Иван же, наоборот. У него откуда руки - известно, а вот язык - подкачал. Ан для богатыря что важнее - язык или руки? То-то и оно. Мечом махать, это тебе не языком трепать... Только все одно - с Иваном, никаких сказок более...
Наконец, добрались-таки до Любеча. И вот что удивительно: сколько уже Алешке городов видеть довелось, а все разные. Конечно, если здраво рассудить, города эти по пальцам одной руки счесть можно, но то, что разные, в том спору нету.
Любеч, он, подобно радуге, в небо карабкается. Был холм на берегу Славутича, так у него верхушку ровно кто косой смахнул. И на месте том детинец обустроил. Коли враги нагрянут, нездорово им придется, по склону оставшемуся лезть. Да и без толку это, потому как стены детинца - они с самого краю начинаются. Это ж какие лестницы нужны, чтобы наверх забраться? С двух сторон, правда, от самого детинца к посаду ступени деревянные сделаны, для удобства. Только по ним тоже, гурьбой не поднимешься. А вот то, что посад без стен остался, это плохо. Жители, конечно, наверху укроются, а избы внизу опять отстраивать придется. Пожгут их. Хотя, может быть, просто руки у жителей пока не дошли, посад так же обустроить, как и детинец. Другим чем заняты.
Это Алешка у Клыка подмечать научился. Сказал тот как-то, - в сердцах, правда, - что, мол, как станешь воеводой, тогда и рассуждать будешь. Сказал - и позабыл. Алешка же помнит. Мало ли, как жизнь повернется, глядишь - и впрямь воеводой станет. Тут-то его сметка и понадобится. А то еще поцапается князь с греками, кого ж ему на Царьград с ратью послать, как не его? Пока там Илья с Добрыней степняков в хвост и в гриву гоняют. Не Ивана же... Тот, окромя Киева, должно быть, и не видал ничего. Ишь рот разинул, на город глядючи. Красив, спору нету, ан время уже - солнышко к земле клонится, надо бы о ночлеге озаботиться. А он мошек ловит. Едет - и ловит.
- Как, ты говорил, гостя твоего кличут? - толкнул в бок Ивана. - Митряем?.. Слышь, мил человек, - обратился он к прохожему, обогнавшему их на дороге. Они на конях, он - пешком, и - обогнал. - А вот такой Митряй-купец, знаком тебе?
- Знаком, не знаком, - буркнул, остановившись, тот, - тебе за какой надобностью?
- От князя киевского мы, с поручением, - важно ответствовал Алешка. - Так знаком, али нет?
- Вижу, что от князя, - ухмыльнулся тот. - От самого что ни на есть киевского. А только опоздали вы, с вашим князем... Езжайте лучше обратно... в Киев.
Ничего не понял Алешка. Куда это они опоздать могли, коли никуда особо не торопились? Так и сказал любечанину.
- Ну, не торопились, так не торопились, - рассудил тот, а сам щерится. - Оно даже и к лучшему, что не торопились... Митряя же... кто ж его не знает? Вон там его терем, - рукой махнул и дальше себе подался.
- Эй, погоди-ка! - Алешка окликнул. - Там-то оно там... Узнать как?
- Сразу и узнаете. Ежели мимо не проедете...
Чудной какой-то, право. Мимо не проедете. Как же не проехать, если впервой здесь, и куда ехать - совсем даже и непонятно? Ан и вправду не проехали.
Терем Митряев один такой на весь город, должно быть, и есть. Да нет, больше бери, где ни носило Алешку, а и близко похожего не видывал. Сколько уж там гривен гость ухлопал, и не сосчитать, наверное, а вышел у него терем на загляденье, любо-дорого посмотреть. Знатных мастеров пригласил, они ему такое чудо возвели, все резьбой покрытое, будто из сказки какой. Глаз не отвести. В таком тереме только Василисе Прекрасной жить, а не гостю. Внизу, у земли самой, цветы диковинные вырезаны, а промеж них - звери заморские бегают. Вверху - небо, с солнышком, да звездами, да месяцем, да птицам чудными. И ставенки-то изукрашены, и крылечко, и колодец надворный. В общем, Алешка сразу решил себе такой же завести, как только случай представится.
Спешились возле ворот, он Ивану сразу и сказал.
- Ты, - говорит, - главное - молчи и не встревай. Сам беседу вести стану, а не то - напортишь невзначай.
- Это кто это напортит? Я, что ли? - Иван вскинулся. - Чего это ты мне рот затыкаешь, а?
- Сам меня в дружки выбрал, - Алешка ему, - вот и слушайся теперь. Потому, где ж это видано, чтобы жених вместо дружки речи вел?
Присмирел Иван. Это Алешка правду сказал, нигде такого не видно.
Только собрались в ворота стукнуть, ан они сами и распахнулись. То есть, не сами конечно, Митряй распахнул. В том, кто перед ними, обознаться сложно. Что ж они, гостей никогда не видали? Гостя - его сразу видно. И по речи, и по ухватке, ну, и статью особой отличен. Потучней прочих будет. Тоже вот вопрос - откуда такое берется? Вроде и в разъездах все время, и сколько напастей на пути попадается, а возьми любого, - что твоя квашня. Нет, конечно, встречаются и среди них такие, что не в коня корм, но мало.
- Поздорову будь, хозяин ласковый, - сказал Алешка. - Ты уж извини, что потревожили. Не подскажешь ли, где здесь Митряй-купец проживает? Сами-то мы не местные, а у тебя терем таков, что мимо не проедешь. Прямо заглядение.
- Чего ж... Смотри, коли нравится. За погляд денег не берут. А Митряй, он вам за какой надобностью?
- За такой, что только ему и скажем.
- Так и говорите, что за дело. Я Митряй и есть... Сами-то кто будете?
- Мы-то? - Алешка отвечает. - Мы - богатыри киевские, от самого князя стольного посланные.
- Так уж и богатыри?..
Усмехнулся Митряй, хотел еще что-то сказать, ан тут, на беду, Иван встрял.
- А то? Не веришь, что ли?.. Да я что хошь... Вот, к примеру, есть у тебя подкова? Неси сюда, я ее враз сломаю!.. Десять есть? И десять неси!.. Ни одной в живых не останется!..