– Вы думаете, что так могло быть и в этом случае?
Он рассмеялся.
– Я знаю, что господину де Вриусу архиепископ строго приказал следить за тем, чтобы ни одно дьявольское суеверие не появилось при строительстве святого храма. И мы стремимся к этому, мастер Маддердин, уверяю вас. Бьюсь об заклад, что и у Шумана так же. Здесь идёт игра со слишком высокими ставками.
– Может, именно поэтому стоит рискнуть и сыграть краплёными картами, – заметил я.
По-видимому, я не убедил Грига.
– Вы думаете, что демон сумел бы построить за нас собор? Или хотя бы ускорить это строительство?
– Нет, господин Григ, конечно, нет. Кроме того, демон не смог бы помочь, однако, безусловно, смог бы усложнить жизнь кому-то другому. Например, де Вриусу. Но то, что я думаю, не важно. Важно, во что могут поверить люди. И на что могут пойти под влиянием этой веры.
Он быстро и размашисто перекрестился.
– Боже упаси!
– Да, упаси, – я согласился с ним. – Ну хорошо, я попрошу вас ещё об одной любезности.
Я вытащил из-за пазухи нарисованный Крамером рисунок и развернул его.
– Может, вы когда-нибудь видели этого человека?
– Святой Андрей, палач римлян! – Воскликнул он и всплеснул руками. – Кто вам нарисовал такое? Скажите, ради Бога, откуда у вас подобный шедевр?!
Признаюсь, меня обрадовала его реакция, так как она свидетельствовала о том, что моё восхищение рисунком Крамера было рождено не художественным невежеством, а эстетическим чувством красоты, присущим всем людям с чувствительной душой.
– Никого нельзя недооценивать, – сказал я вместо ответа.
– Не хотите ли вы сказать, что это Крамер?!
Когда я это подтвердил, он аж закрутил головой от удивления.
– Ну ты смотри, кто бы мог подумать. Аж жалко, что он всё равно сдохнет...
– Вы думаете?
– Он всего лишь пьянь без характера... Я вам кое-что скажу, господин Маддердин. Каждый имеет право выпить, особенно если пьёт за свои. Только человека узнают не по тому, что он пьёт и сколько пьёт, но по тому как пьёт, – он сильно подчеркнул слово «как». – И каким образом это питьё заканчивает.
– Не могу отказать вам в правоте.
– Выпей для веселья, в приятной компании, спой, приголубь девку, хочешь блевать – так иди в угол, чтобы не заляпать себя или кого-нибудь из товарищей. А когда проснёшься – помни, где ты заснул и с кем. Вот это, скажу я вам, и есть культура пития.
– Я точно не буду с вами спорить.
– А такие пропойцы как Крамер... – Он махнул рукой. – Ему всё равно, что, с кем, когда, лишь бы только в башку ударило до беспамятства.
– Тем не менее, талант у него есть...
– Что с того, если через неделю или через месяц его закопают вместе с этим талантом?
– Может так, а может и нет.
Мы ещё некоторое время поговорили о Крамере, после чего Григ потёр руки.
– А вы умеете добиваться своего, – сказал он с удовлетворением.
– Через неделю посмотрим, – ответил я. – А теперь, будьте любезны, скажите мне, не видели ли вы в Христиании человека с рисунка?
– Откуда мне знать. – Он почесал нос. – Вроде нет...
– Вроде?
– Вы знаете, как это бывает. Когда эти бродяги за работой, все перемазанные в грязи, песке или каменной пыли, то все лица похожи друг на друга. Не знаю, не знаю... – Он задумчиво поворачивал лист, как будто хотел рассмотреть изображённое на нём лицо то с боков, то снизу.
Я терпеливо ждал, поскольку знал, что в такие минуты, как эта, не нужно торопить сосредоточившегося человека. Пусть он сам примет решение, сам спокойно подумает. Спешка может привести лишь к тому, что он ошибётся и скажет, что никого подобного не видел, или укажет не на того человека. А у нас, в конце концов, было много времени, и незачем было спешить.
– Как будто эти глазки мне знакомы... Такие, гноящиеся и подлые... – пробормотал, наконец, Григ.
– Обратите внимание на этот шрам с левой стороны.
– Знаете что? Я что-то припоминаю. Но я покажу это своему помощнику, может, он лучше вам поможет. Можно мне взять рисунок?
– Конечно. Только...
– Знаю, знаю. Я прослежу, чтобы с ним ничего не случилось.
– Вот именно.
На самом деле Григ подтвердил мои подозрения, что дело Крамеров было не столь ясным. Поскольку Григ был прав в том, что в нашей благословенной Империи скорее была нехватка рабочих рук, чем их избыток. А здесь ведь речь шла о двух молодых, здоровых мужчинах. Другое дело, что даже если их убили, причина убийства могла быть банальной. Вот хотя бы карточные долги. А может, они увидели то, чего не должны были видеть? Возможно, они стали свидетелями какой-то махинации, крупной кражи? Может, пригрозили выдать исполнителей или потребовали слишком большую долю? А может, попросту, и это было наиболее вероятным, на кого-то косо посмотрели, сказали лишнего, и в результате получили нож под рёбра? А тела стащили в реку и утопили. И не такие вещи случаются в больших скоплениях людей, даже тех, где стараются поддерживать дисциплину. В конце концов, во многих армиях также приглядывают за солдатами, но нередко случается, что легче погибнуть от руки разъярённого товарища по оружию, чем на поле боя. Что бы я ни думал об этом деле, я должен был пока им заняться, хотя бы для того, чтобы продемонстрировать де Вриусу свою активность и доказать ему, что Инквизиториум не пренебрёг его тревогами и готов ему помочь. Этот человек мог оказаться ценным союзником, и не нужно было его бессмысленно отталкивать.
Кроме того, я никуда не спешил. У меня было комфортное жилье, а де Вриусу пришлось внести меня в платёжные списки, ибо это было одним из условий, которые поставил Инквизиториум. В конце концов, мы не благотворительная организация! Даже если речь шла о бывших студентах Академии.
Выплата, которую я должен был получать каждую неделю, может, и не ошеломляла своей величиной, но позволяла вести достаточно комфортную жизнь, если только у вас не было тяги к азартным играм, компании дорогих шлюх или злоупотреблению алкоголем. А я как-то справлялся с подобными искушениями, тем более что приобретение платной любви казалось мне унизительным для человека молодого и при этом преисполненного добродетелей и задора, каковым я и являлся.
***– Я всё уже знаю, – похвастался Григ, когда он в тот же день ещё раз ввалился в мою квартиру.
– Скажите пожалуйста, а я наивно полагал, что так может сказать о себе только Господь Всемогущий.
Он фыркнул от смеха.
– Ну, может, и не всё, но я знаю, кто этот шельмец с рисунка.
– Ну так говорите, говорите, прошу.
– Юрген Хаутер, мастер, работающий у Шумана. Но из него такой мастер, как из жопы клирика девица.
– Почему это?
– Вы знаете, как оно бывает, мастер Маддердин. Каждый руководитель должен иметь кого-то для грязной работы. Здесь оглядеться, там присмотреть, если нужно – донести. Что люди говорят, о чём думают, кого из мастеров любят, кого нет, воруют ли, и если да, то что, сколько и кому продают товар...
– Понятно.
– И именно Хаутер этим занимался.
– Интересная работа, но, наверное, не привлекающая друзей. Где его найти? Но погодите-ка... Вы не случайно употребили прошедшее время?
– То-то что не случайно. Кажется, его никто не видел уже несколько дней. А раньше эта вошь повсюду ползала.
– Ещё один пропавший, а?
– Такие люди как он привлекают к себе проблемы, мастер Маддердин. Не удивлюсь, если его найдут в реке или где-нибудь закопанного.
– Может, Шуман что-нибудь знает?
– Мой помощник говорит, что Шуман пришёл в бешенство, когда этот каналья исчез. Он приказал повсюду его искать. Разослал людей по всей Христиании. Говорят, что... вы знаете, руки на отсечение я не дам, но, видимо...
– Говорите.
– Говорят, что Шуману всё равно, доставят ему Хаутера живого или по кускам.
Если это было правдой, то уважаемый архитектор переживал не о Хаутере, а о том, что было у упомянутого Хаутера в голове. И Шумана, видимо, полностью устроит, если ему принесут голову бывшего работника.
***– Мастер Маддердин...?
Мой трактирщик до сих пор казался человеком довольно весёлого нрава, однако теперь у него было угрюмое выражение лица. Он стоял, уставившись в пол, и явно не хотел смотреть мне в глаза.
– Что там? Снова какая-нибудь кулинарная катастрофа?
Он даже не попытался сделать вид, что моя шутка его рассмешила. Странно, поскольку люди, даже если они не понимают нашего чувства юмора, обычно пытаются смеяться, когда инквизитор шутит или рассказывает анекдот. Такой уж у нас... особый шарм.
– Мастер Маддердин, кое-какие люди хотели бы с вами увидеться. Сегодня вечером они вас посетят...
– Как это сегодня вечером?! С каких это пор ты приглашаешь чужих в мою квартиру? Если им есть что...
– Им не отказывает, – прервал меня трактирщик и на этот раз поднял голову.
– Ах. Им, – буркнул я. – Птичка от тонгов прилетела, да? Ну хорошо, я его приму, раз уж он придёт. А ты что? – Я сильно хлопнул корчмаря по плечу. – Чего ты боишься? Парни тонгов не убивают таких милых добродушных трактирщиков как ты.
И это была правда. Убийство действительно не сочеталось с философией тонгов. Ибо философией этой была прибыль, а с трупа сложно выжать деньги. Если, конечно, кто-нибудь достаточно богатый не заказал этот труп заранее. Если в городе появлялся талант из провинции и начал воровать самостоятельно, то очень скоро к нему наведывался вежливый посланник местного цехмистра (как остроумно называли воровских вожаков). И излагал предложение, от которого невозможно отказаться, но сумму дани он устанавливал, как правило, на приемлемом уровне, в зависимости от таланта вновь прибывшего. Если вор имел наглость отказать, через пару дней посланник тонгов появлялся снова, но на этот раз в сопровождении двух или трёх громил, которые убеждали дерзкого приезжего в своей правоте, однако им было запрещено калечить тело, ломать кости и тому подобное. Если и это не давало результатов, тонги признавали случай слишком безнадёжным и приказывали отрезать бунтовщику руки. Однако по-прежнему не убивали! Впрочем, такой несостоявшийся вор, убийца или вымогатель с обрубками рук создавал гораздо лучшее впечатление на других не желающих платить. И собственным примером доказывал, как вредно для здоровья ссориться с тонгами. «Смотрите!» – говорили о нём и показывали пальцами. «Это тот, кто не хотел платить».
И поэтому все платили, потому что никто не хотел остаться без рук. То же самое было со шлюхами, борделями, попрошайками, игорными домами и студенческими братствами, а также тонги «опекали» магазинами и таверны. Но здесь уже дело не было столь простым. Сильные цехи, например, ювелиров или мясников, могли эффективно бороться с влиянием преступного братства, поскольку имели в распоряжении собственную стражу, знакомства в верхах (и даже в аристократических и церковных дворцах) и много денег. А тонги разумно не лезли силой туда, где их не хотели видеть. Хотя, впрочем, иногда пытались. Тогда на рассвете на улицах и в реке находили больше трупов, чем обычно. После чего всё приходило в норму. Я подозревал, что ювелиры или мясники тоже платили тонгам отступное, чтобы обеспечить себе спокойствие, но, конечно, это нельзя было рассматривать как регулярную дань.
Я понимал моего трактирщика, для которого неожиданный визит посланника этого объединения воров, должно быть, стал неприятным сюрпризом. Я, однако, видел светлые стороны ситуации. Прежде всего, тонги явно пытались выказать мне уважение, заранее предупредив о визите своего представителя. Это означало, что они, скорее всего, имеют дружеские намерения. Что, впрочем, ни о чём не говорило, поскольку в общении с тонгами путь от радушной беседы до ямы в земле не был ни слишком длинным, ни слишком извилистым. Разумеется, это правило никоим образом не касалось инквизиторов.
Трактирщик, видимо, не проникся моим легкомысленным подходом к столь серьёзному, по его мнению, делу, потому что аж вздрогнул, услышав сказанные мной слова. Я снова похлопал его по плечу и улыбнулся собственным мыслям. В Христиании становилось всё интереснее...
***Поздно вечером, когда я удобно лежал на кровати и старался не обращать чрезмерного внимания на вшей, я услышал тихий стук в дверь.
Я удивился, поскольку перед этим до меня не донеслось ни малейшего шума. Ни звука шагов по полу, ни скрипа крутой лестницы, ведущей в мою комнату. В связи с этим я мог быть уверен в одном: это прибыл с визитом человек тонгов. В конце концов, их учили в бесшумно ходить, бесшумно подкрадываться и бесшумно убивать. Я мог лишь надеяться, что сегодня вечером он намеревался завершить демонстрацию своих навыков бесшумной ходьбой.
– Войдите, – откликнулся я и спустил ноги с постели.
Дверь распахнулась, и на пороге предстал невысокий худой человек в грязно-серой епанче. Его волосы были тронуты сединой, а лицо усталое и изрезанное морщинами. Вы не дали бы за него ломаного медяка, но я разбираюсь в людях. С первого взгляда я понял, что что-то в нём есть. Эта экономность и точность движений, умный острый взгляд... О, да, любезные мои. Это не был первый попавшийся уличный бандит. Что нет, то нет.
– Я польщён, что вы согласились со мной встретиться, инквизитор Маддердин, – сказал он любезно.
– Пожалуйста, садитесь. – Я указал ему стул. – Это не дворец, но нашей беседе никто не помешает. Вина?
Он поблагодарил коротким жестом.
– Язва, – сказал он честно. – Когда выпью вина, то мне словно кто-то жидкой серы в живот налил.
Я знал, как выглядит наливание жидкой серы в живот, так что сравнение посчитал немного натянутым. Но, тем не менее, красочным.
– Могу ли я быть с вами полностью откровенным, инквизитор? – спросил он.
Член тонгов хочет быть с кем-либо полностью откровенным! Бейте, колокола! Однако бьюсь об заклад, что у нас было разное представление о значении слова «откровенность».
– Я к вашим услугам, – ответил я вежливо, и мы оба знали, что это ничего не значит.
– Я принадлежу к определённой организации, – начал он, – которая занимается, в том числе, поддержанием спокойствия и общественного порядка...
Для члена тонгов он начал действительно красиво. Мне было интересно, что расскажет ли он о содержащихся его друзьями приютах для детей, столовых для бедняков и домах престарелых. Впрочем, во всех крупных городах действительно функционировали приюты для бездомных детей, финансируемые за счёт тонгов. В них они выращивали себе молодую смену...
– ...В обмен на наши услуги мы берём небольшой процент от прибыли, практически полностью уходящий на организационные расходы и текущие нужды...
Первая часть предложения даже согласовывалась с истиной. Тонги и в самом деле не перегибали с размером дани. Это были умные люди, и они понимали, что не выгодно убивать золотоносную курицу, нужно лишь побудить её почаще нести яйца.
– Мы ведём деятельность скромную, но эффективную, – заключил мой собеседник и, по крайней мере, в случае второго определения всё совпадало.
– И вы подумали, что Христиания уже доросла до того, чтобы создать в ней... – я ненадолго прервался и слегка улыбнулся, – представительство.
– Ба! Собор это уже большое дело, а тем более два собора. Всё больше и больше людей, всё больше и больше конфликтов, всё больше и больше дискуссий, мнений, кто знает, не слишком ли иногда опасных... – На этот раз и он улыбнулся. – Как вы думаете, господин Маддердин, много ли пройдёт времени, прежде чем в Христиании появится отделение Святого Официума?
– Вы правы, – признал я. – Полагаю, это вопрос ближайших месяцев. Однако скажите, пожалуйста, чем я могу вам служить?
– В принципе, сущий пустяк, – ответил он. – Пустяк для вас, однако для нас, не скрою, дело большой важности.
– Я весь внимание.
– В Христиании нам удалось выработать что-то наподобие широкого соглашения, а в хаос, связанный с каждым большим предприятием, мы внесли элементы общепринятого порядка.
Это означало ни больше, ни меньше, только то, что все платили дань тонгам, а тонги, как и следовало ожидать, были таким положением дел очень довольны. Именно так следовало понимать слова «соглашение» и «порядок».