Ох и накурил мне фимиама этот попик! Не скажу, чтобы мне неприятно было слушать подобные слова, но ведь я хорошо знал, какова их реальная цена. И понимал, что речь идёт о том, чтобы я случайно не докопался до тревожной информации. А ещё лучше, чтобы я как можно скорее покинул Христианию и позволил всем спокойно друг друга ненавидеть и бороться друг с другом. На их собственных условиях, а не на моих.
– Поверьте, я усердно постараюсь удовлетворить Его Преосвященство архиепископа, – ответил я.
– Вы всегда будете желанным гостем во дворце князя-архиепископа, – заверил Кеплень сердечным тоном. – Если вам понадобится совет старшего друга, если вы вдруг столкнётесь с какими-то проблемами или просто захотите задать вопрос, не колеблитесь ни минуты...
Он встал и протянул мне руку. К моему удивлению у него был жёсткая, мужская хватка, хотя, судя по внешности секретаря, я ожидал, что его рука будет мягкой, нежной и влажной. Как мёртвая рыба. И вот, пожалуйста. Или это столь не подходящее к внешнему виду рукопожатие должно было что-то сказать мне? От чего-то предостеречь? А может, оно вовсе не имело значения? Мы вернулись к остальным гостям и попали как раз к подаче десерта. Марципановый замок с шоколадными башнями выглядел особенно аппетитно, а залитые карамелью фрукты пахли просто упоительно, но я решил, что с меня уже хватит этого кулинарного разврата. Я вежливо попрощался с де Вриусом и поблагодарил его за гостеприимство.
– Чувствуйте себя у меня как у себя дома, – сказал он. – Продолжайте посещать меня, когда только пожелаете, и не стесняйтесь приказывать слугам.
Я не мог не заметить, что он произнёс эту фразу особенно громко, словно хотел быть уверен, что все присутствующие услышат, в каких панибратских отношениях он находится с инквизитором.
– Примите мою искреннюю благодарность.
– Позвольте, я провожу вас до двери.
Де Вриус сердечно взял меня под руку, но как только мы вышли из столовой, отпустил руку и немного отстранился.
– Кеплень уговаривал вас проигнорировать мои опасения, не так ли? – Он искоса посмотрел на меня.
– Скажем так, он не особо в восторге от присутствия в Христиании служителя Святого Официума.
– Эх, эти священники. – Архитектор поморщился. – Когда в игру вступает прибыль, для них уже не имеют значения правила нашей святой веры. Вы думаете, когда-нибудь настанут времена, когда мы сами возьмём власть над Церковью? Когда нам будут не нужны папы, кардиналы и епископы, поскольку будет существовать только Святой Официум?
Забавно, что де Вриус, несмотря на то, что много лет назад покинул Академию, по-прежнему, говоря о инквизиторах, использовал слово «мы», а не «они». Это свидетельствовало о том, что он искренне привязан к своему прежнему призванию и добром вспоминал времена своего обучения.
– Это опасный вопрос, господин де Вриус, – заметил я.
– Ведь Иисус приказал нам, а не попам, следить за чистотой мира. А они размножились, словно мерзкие черви.
Я покачал головой.
– Надеюсь, вы отдаёте себе отчёт, что людей сжигали и за менее революционные слова?
– Что мне будет! – Он махнул рукой. – Вы хорошо знаете, что при моём положении я многое могу себе позволить. Тем более что я никогда не скажу плохого слова про Инквизиториум.
Ну да, это был аргумент. Трудно себе представить, чтобы инквизиторы преследовали того, кто искренне им благоволит и кто злословит на папистов, которыми мы и сами были сыты по горло.
– Вы, однако, понимаете, что, несмотря на самые лучшие намерения, я могу оказаться не в состоянии вам помочь? – Я решил ясно поставить вопрос. – Я симпатизирую вам как бывшему ученику Академии, но я не буду фабриковать доказательства преступления и не предъявлю ложных обвинений.
– Знаю, знаю, и я бы не посмел от вас этого требовать. Впрочем, – он рассмеялся, – я обезопасился разными способами.
– Пожалуйста, пожалуйста, мне не терпится услышать остальную часть истории.
Он остановился у мраморной колонны и огляделся вокруг, чтобы проверить, нет ли кого поблизости.
– Вы оставите это при себе, не так ли?
– Если только вы не действуете вопреки законам, которые я защищаю.
– Нет-нет, конечно же, нет. – Он поморщился, словно ему причиняла боль сама мысль о том, что он мог бы поступить подобным образом.
Он ещё раз огляделся, а потом понизил голос почти до шёпота
– Вы наверняка знаете, что наблюдение за действиями соперника, его методами, намерениями, предлагаемыми решениями это обычная вещь в художественном мире... – он прервался и подождал, пока я ему поддакну. – И наш случай не исключение. Я пытаюсь разузнать, что делает Шуман, а этот пройдоха подсылает ко мне своих шпионов...
– Понимаю.
– И этим шпионам я позволил украсть некоторые документы из моей студии. – Он захихикал. – Специально подготовленные документы, представьте себе.
– И что такого содержали упомянутые документы?
– Эскизы и предварительные планы моего собора. Представляющие собой великие намерения, даже гениальные, но в настоящее время неосуществимые.
– Ага. И?
– Шумана это должно встряхнуть. Этот каналья подготовит новую концепцию, или хотя бы наброски новой концепции, ибо честолюбие не позволит ему остаться позади.
– И в связи с этим вы думаете, что ваш соперник создаст плохой проект? Почему?
– С чего бы это, мастер! – Он широко улыбнулся. – Проект этого негодяя будет гениальным, повергающим на колени, новаторским, потрясающим...
– Погодите... – прервал я его, потому что де Вриус, очевидно, играл в игру, правил которой я не успел узнать. – И это вам понравится?
– Ну конечно! – Он улыбнулся ещё лучезарнее.
– Это не понравится монахам, – рискнул я предположить.
– Куда там! – Запротестовал он. – Монахи будут в восторге.
Игра становилась всё более непонятной.
– И где в этом ваш интерес?
– Монахи будут в восторге до определённого момента, инквизитор, до определённого очень конкретного момента.
– Ну конечно! – Я с размаху хлопнул себя по лбу, злясь на себя, что сразу не увидел финал интриги. – Они будут в восторге до тех пор, пока не увидят смету...
– И график работ, – вскричал он с искренней радостью. – Ведь его собора не увидят ни наши внуки, ни внуки наших внуков, ни внуки внуков наших внуков, ни... Да всё равно. Братцы будут в бешенстве, я вам говорю...
– Ну-ну, хитро придумано, – похвалил я его. – Но я думаю, что ваша интрига только затянет работу. Шуману придётся исправить...
– Шуман ничего не исправит, – прервал он меня решительным тоном. – Шуман будет ругаться с ними целыми неделями или месяцами, а потом злой и обиженный уедет искать счастья в другом месте, оставив монахов с задачей расчищать весь беспорядок. И они так нахлебаются с архитекторами и строителями, что в Христиании будет один собор. Мой!
Он потёр руки и аж сам засмеялся собственным мыслям.
– А если монахи примут его план?
– Невозможно, господин Маддердин. Они должны были бы быть сумасшедшими. Но даже если, повторяю: даже если, – он поднял палец, – они окажутся настолько глупы, то всё равно не всё можно купить за деньги.
– Такому взгляду на вещи учит и наша святая вера, – согласился я. – Интересно, однако, что в данном случае вы имеете в виду?
– Время не купишь. – Он пожал плечами. – Человеческие умения не купишь, зиму не удастся подкупить, чтобы она не приходила, солнце, чтобы всегда светило, дождь, чтобы не шёл...
– Да, – буркнул я. – Кажется, я уже понимаю вашу точку зрения.
– Я попросту дал Шуману дерево и верёвку, а этот ублюдок сам соорудит себе из них виселицу и сам на ней повесится. – Он захлопал и улыбнулся с таким удовольствием, словно только что узнал, что тот, кто отписал ему имущество в завещании, перебрался в лучший из миров.
Потом, как будто вспомнив, что дал волю эмоциям, он встревоженно огляделся. И вздохнул с непритворным облегчением, когда убедился, что поблизости нет никого, кто мог бы нас подслушать.
– Вот как это выглядит, – сказал он на конец. – Если вы не сможете мне с этим помочь, я справлюсь сам, хотя, признаюсь, я предпочёл бы, чтобы этот подлец сгинул со света, а не только из Христиании. А я так понимаю, что если вы обнаружите следы применения чёрной магии, то наказание его не минует. Правда? Не минует?
– Господин де Вриус, если я обнаружу следы применения какой-либо магии, неважно, чёрной, белой, жёлтой или фиолетовой, то строительство собора будет последней заботой Шумана. Уж поверьте.
– Ну! – Он улыбнулся во весь рот. – В этом случае я не поскуплюсь на доказательства моей благосклонности. – Он величавым жестом похлопал меня по плечу кончиками пальцев.
Этот жест вместо того, чтобы меня разозлить, просто меня позабавил.
– Господин де Вриус, я не один из ваших прорабов или инженеров. Оставьте при себе это непочтительное панибратство.
Архитектор поморщился.
– Что вы за человек, если не можете принять за чистую монету проявление вежливости и симпатии. Но в таком случае, вы уж теперь сами доберитесь до выхода, чтобы я больше не надоедал вам этим, как вы говорите, непочтительным панибратством.
Он раздражённо фыркнул, после чего молча развернулся и быстрым шагом двинулся по коридору к столовой.
– Художники, – вздохнул я, наблюдая, как он уходит. – Кожа настолько тонкая, что горошиной можно поранить до самой кости.
Я направился в сторону двери, размышляя о том, как сложилась бы моя жизнь, если бы я сам стал художником. Может, поэтом, создающим рифмы столь грациозные, что они трогали бы потаённые струны в человеческих душах? А может, ювелиром, под чьими пальцами возникали бы ювелирные шедевры? А может...
– Инквизитор, инквизитор... – донёсся до моих ушей шёпот, исходящий, по всей видимости, из большого резного шкафа.
Я приостановился.
– Кеплень уговаривал вас уехать, не так ли? Скажите?
– Не думаю, чтобы я хотел обсуждать эту тему с голосом из шкафа, – проворчал я, однако настолько чётко, чтобы меня услышали.
– Он хочет всё загрести под себя. – Я услышал смех.
– Что «всё»? Что значит «загрести»?
Я дёрнул за ручку, но дверца была заперта.
– Если выломаете дверцы, я успею выйти вторыми, сзади, – предупредил меня голос. – Лучше стойте спокойно.
– Ну, тогда хорошего дня в шкафу. – Я сделал шаг вперёд.
– Стойте, стойте! Ведь я хочу вам помочь, клянусь гневом Господним!
– В чём вы хотите мне помочь и с чего так любите Святой Официум?
– Я вам желаю, чтоб вас холера передушила, – ответил человек из шкафа. – Но Кепленя я ненавижу сильнее, чем вас. Сущая каналья! Он давно уже раскусил Шумана, что Шуман балуется с чёрной магией. Но сам хочет его схватить, а от вас избавиться, чтобы вам не досталась слава обнаружения заговора.
– А вы откуда знаете такие подробности?
– Откуда знаю, оттуда знаю, не ваше дело. Скажу одно: идите по следу братьев Крамеров, и зайдёте далеко. Разве что по дороге вам кто-нибудь голову оторвёт.
Я услышал приглушенное хихиканье.
– Я бы предпочёл, чтобы вы рассказали мне обо всём подробней, – сказал я. – Назначьте время и место встречи, и я приду. Я щедро награжу вас за помощь, если только вы говорите правду.
Я немного выждал, после чего постучал костяшками пальцев по рельефу на стенке шкафа.
– Эй, вы ещё там?
Никто не ответил, поэтому я постучал снова, на этот раз немного сильнее, после чего пожал плечами и ушёл. Поскольку не хватало ещё того, чтобы слуги де Вриуса начали рассказывать анекдоты о том, как инквизитор ведёт разговоры с деревянными барельефами, высеченными на стенке шкафа. Это не создавало бы правильный образ Святого Официума!
Я понятия не имел, что думать о состоявшейся только что беседе, и стоит ли признания таинственного голоса вообще принимать всерьёз. Правда, мой собеседник знал о Крамерах и знал об обвинениях де Вриуса в адрес Шумана, но об этом и так знало довольно много людей. Какую, однако, цель преследовал этот человек, когда уговаривал меня продолжать расследование и отнестись к обвинениям серьёзно? Единственное, что мне приходило в голову, что он мог быть подослан де Вриусом, который решил прижать Шумана даже вопреки политике архиепископа и вопреки очень прозрачным намёкам его секретаря.
***Карл Григ разбудил меня с самого утра.
– Простите, – объяснился он. – Но мы, люди действия, привыкли вставать на рассвете.
Я зевнул во весь рот, поскольку предыдущей ночью долго не мог уснуть. В комнате было душно, а мой желудок, не привыкший к изысканным деликатесам, изо всех сил бунтовал после обеда у де Вриуса. Я даже задумался, не залить ли этот обед бутылочкой сухого вина или чарочкой водки, однако в конце концов махнул рукой. Впрочем, перед Богом и истиной, я никогда не был любителем выпить, и если уж пил, то скорее по необходимости, чем по собственной охоте. В последний раз я действительно сильно напился с мастером Кнотте, которому я помог распутать дело Мясника из Лахштейна и который, впечатлённый моими талантами, порекомендовал Инквизиториуму моё повышение. А ведь было это уже... хо-хо, почти два года назад. Так что трудно сказать, чтобы я особенно злоупотреблял горячительными напитками и, честно говоря, единственной моей слабостью были сладости, в то время как к вину или водке меня не особо тянуло. Впрочем, если вы видели людей вроде Крамера, возникало отвращение к выпивке, а каждый бокал или кружка казался балансированием над пропастью и вставал костью в горле.
– И как у вас прошёл разговор с этим оболтусом? – Спросил Григ. – Если, конечно, вы можете мне рассказать, – тут же оговорился он.
– Расскажу, и даже с удовольствием. – Я обрадовался, так как подумал, что Карл сможет мне помочь как человек, хорошо знающий местные обычаи. – Представьте себе, что эти двое братьев, о которых вы говорили, действительно сгинули, а точнее говоря, пропали без вести, потому что так и не были найдены их тела. Садитесь, пожалуйста, садитесь, – предложил я, видя, что он всё ещё стоит. – Я сейчас оденусь и мы сможем пойти перекусить, если вы ещё не завтракали.
– Ха-ха, для меня это, скорее, время обеда. – Он улыбнулся. – Но почему их должны были найти? – Он нахмурился. – Голову даю на отсечение, что на самом деле эти бездельники сбежали домой, от стыда никому ничего не сказав.
– Не доверились даже старшему брату? – Я поднял брови. – Бросили его без единого слова?
Управляющий покрутил пальцами.
– Да разве угадаешь, что взбредёт в голову таким, как они, когда напьются? Говорю вам, мастер, они точно поджав хвост сбежали домой. Здесь многие не выдерживают трудностей, хотя заработки манят, ох, манят...
– Может, я и признал бы вашу правоту, если бы не одна вещь. Крамер клянётся, что какой-то рабочий сболтнул, что они сказали ему, что сыты всем этим по горло и идут топиться.
– Сказки, – фыркнул Григ. – Это не лагерь рабов. Здесь никого насильно не держит. С чего им топиться? Мало ли в наше время работы? Вышвырнут их отсюда, они пойдут туда... Некоторые пол-Империи могут так обойти.
– Хм... честно говоря, я думал так же, как и вы – ответил я. – Но зачем, в таком случае, этот рабочий соврал? Как вы считаете, как опытный человек и администратор?
Он улыбнулся, хотя я дал бы руку на отсечение, что он знал, что я ему льщу. Но знал он или нет, это всё равно, по-видимому, доставило ему удовольствие.
– Скучают, мастер Маддердин, вот и болтают глупости. Вы знаете, какие здесь ходят слухи? Впрочем, не только здесь, а на любой крупной стройке.
– Например? – Заинтересовался я.
– А хоть бы что человека приносят в жертву, чтобы раствор лучше держался.
Конечно, существовали демоны, которые любили человеческие жертвоприношения и которые требовали от своих служителей принесения таких жертв, но я не думал, что какой-нибудь из них мог заниматься вопросами качества строительного сырья. Тем не менее, из лекций в Академии я знал, что бывали каменщики настолько сумасшедшие, чтобы пытаться проводить подобные эксперименты. Впрочем, демонов чаще всего они призвать не могли и только бессмысленно убивали невинных людей, пребывая в убеждении, что совершают ужасные дьявольские ритуалы.