Выкрутился… Да, для инкуба физическая боль слабее мук голода.
– Так как вы сражались с вампами?
– Когда они поняли, кто их убивает, начали войну. За стены монастыря, на освящённую землю, они сунуться не могли, но нам была нужна еда, и за запасами приходилось ездить в городишко, а это почти сутки пути на телегах. Они убили всех в первом обозе – нам рассказали об этом крестьяне. Отправили второй обоз, и когда он возвращался, то ему навстречу вышел наш отряд, помочь продержаться ночь.
– Каждый получил по вере его… – после паузы задумчиво произнёс Шон. – Остались только брат Петер и я. Он молился, а я, уже привыкший к силе Единого, его защищал. Он их замедлял или не подпускал, а я вцепился в него – единственную надежду не попасть снова к мертвякам – и отбивался, как только мог. Мы доставили продукты, – скупо закончил он.
– Так вот и стали с ними бороться: кто веровал и мог сиять силой Единого, был как бы щитом, от него зависело всё, а уж «клинки» должны были постараться отсечь вампу всё, что можно, а лучше сразу голову.
Мне вспомнился его вчерашний удар, убивший неизвестного вампа: без малейших сомнений, мгновенно, отработанно.
– Сколько ты жил в доме Единого?
– Несколько лет… Лет пять или даже больше.
Ясно: у инкубов, как и у всех divinitas, плохо с чувством длительного времени, зато мы все замечательно чуем время суток.
– А что случилось потом? Как ты от них ушёл?
– Я не ушёл. А что случилось, я так и не понял. Что-то произошло… Они расстроились, и сила Единого перестала беспрекословно им подчиняться. Они ослабели.
– Возможно, их объявили еретиками, – размышляла я вслух. – Отказались от этого ордена или монастыря… Тем более, там были не только мужчины, но и женщины.
– Никто не ломал обетов, – тут же вскинулся инкуб, защищая тех, кто когда-то его приютил.
– Я и не говорю этого, – успокоила я. – Так что же случилось? Неужели их выкосили вампы?
– Нет, – гордо ответил он. – Многие ушли, бросили нас, перешли в другой монастырь, наверное. А оставшиеся… Мы дали бой и победили. Нас было десятеро, пять щитов и пять клинков, вампов было тридцать или более. Обезумевший мастер понаделал звероподобных детей, и пока мы, три двойки, бились с этими зверьми, четверо бились с мастером. Он убил их всех… но настоятель Лука, умирая, убил его, испепелил лишь силой. Я всегда боялся настоятеля, ему даже не надо было ничего произносить вслух. Вот уж кто был любимым слугой Единого – его Господин никогда не жалел для него силы. – Говоря это, Шон транслировал страх и уважение, было ясно, что он старался вообще не попадаться на глаза настоятелю.
– А кто-то выжил?
– Да, те две женщины, ещё одного ранили-погрызли, но он попросил отрубить ему голову, боялся стать вампом. Мы похоронили всех как положено, и женщины ушли в монастырь отшельниц, сказав, что сделали всё, что должно. А я остался один… ушёл в город и стал жить сам, прячась на ночь ото всех в доме Единого. Я долго так жил…
«Какая странная история», – подумала я. Хотя те же волки становились на службу к Единому, вернее, его слугам… Но волки почти люди, а инкубы – vis-существа.
– Шон, а ведь говорят, что инкубы не могут себя сдерживать, что вы не можете противостоять своему голоду, насыщаетесь, даже если понимаете, что всё кончится очень плохо, причём для всех. А ты годами сдерживался в монастыре…
– Правильно говорят. Мы потому и вымерли почти, а новых, хвала Всему Сущему, давно не появлялось.
– А как вы появляетесь? – перебила я его, не сдержав любопытства.
– Проклятие, – удивлённо отозвался он. – Мы когда-то были людьми, суккубы и инкубы, и каждого из нас кто-то проклял.
– За что?
Он пожал плечами
– Отвергли, растоптали любовь, убили тех, кто нас любил, или сотворили страшное зло из-за похоти, желая кого-то. Да мало ли за что.
– Ну как же? – удивилась я. – Такое страшное проклятие… Я не знаю ничего страшнее, – подумав, сказала я.
Шон опять пожал плечами.
– Каждый из нас это заслужил. Хорошо хоть никто не помнит своей человеческой жизни.
– А вы что, мёртвые? – спросила я, ощущая себя глупой девочкой.
– Ну да, инкубами и суккубами становятся после смерти, мы духи, обрётшие плоть. Мы истаиваем, а не обращаемся в землю. Так вот, про дом Единого: я мог там сдерживаться, потому что Его сила здорово прочищала мозги, боли не снимала, но соображать я мог и глупостей не делал. А до этого и после… я делал глупости от голода. Глупости и подлости, – со вздохом добавил он.
– Все их делали, – тихо отозвалась я, вспомнив о цене моего прибытия в Новый Свет.
– Ну и подарок Уту, – вдруг закончил какую-то мысль Шон.
– Что?
– Подарок Уту всегда помогал мне сдерживаться, вот как сегодня, – объяснил он.
– Подарок Уту – это белая сила, запертая в тебе, благодаря которой ты похож на divinitas? – поняла я.
Шон кивнул.
– Да, это было так давно, что я почти ничего не помню, я был молод… Уту обладал ужасной мощью и мудростью, – я поверила его словам безоговорочно. – И он был также богом справедливости… Он не развеял меня, а сделал мне подарок…
Повисло задумчивое молчание.
– Может, меня несправедливо прокляли? – тихо сам себя спросил Шон.
От этих слов у меня мороз прошёл по коже, а в горле встал ком… Сколько же раз он задавал себе этот вопрос, не находя ответа?
Я легко коснулась уже не пышущей жаром желания кожи.
– Ты очень силен и умён, – попыталась утешить я.
– Я инкуб. Я любого могу заставить желать меня и истекать силой: люди, волки, прочие оборотни, divinitas красные и зелёные – никто не может устоять передо мной, если есть время и я подобрался достаточно близко. Никто не может оторваться от меня, если я сам этого не хочу.
От этих слов мне стало страшно, и он почувствовал этот страх.
– Рабская метка – достаточная защита. Семейная или слуги тоже, – добавил он. – Но мы действительно опасны. При Элэйни я был также и палачом, наказывая бунтовщиков и неугодных. Она, конечно же, не творила зла сверх необходимого, но и не позволяла покушаться на свою власть, а я был рад защищать её и быть полезным.
– Ты травил зелёных красной силой, а красных заставлял генерировать сверх меры, пока они не калечились, – сама себе сказала я.
Но Шон понял мои мысли вслух по-своему.
– Да, хоть я и не вижу силы, но хорошо чувствую её вкус и умею дозировать. Я знаю, когда divinitas или человек просто перетрудится, а когда покалечится. Вы можете полагаться на меня.
Не выдержав, я соскочила с дивана.
– Свет и Тень! Надеюсь, я никогда не дойду до того, чтобы держать штатного палача!
Шон с осуждением смотрел на меня.
– Вы не поняли. Защита от врагов предполагает и их наказание, чтобы другие боялись.
– Да всё я понимаю, Шон. Всё…
Я влипла. Я серьёзно влипла в нашу политическую жизнь. И дальше отсиживаться в изоляции уже не выйдет.
И теперь я прекрасно поняла, что он имел в виду вчера, предлагая себя, предлагая свою свободу. Какой кошмар так жить – мало того, что ежедневные муки и голод, так ещё и вечная жертва, вечный раб, единственный выбор которого – между злым господином и не очень злым. Тут мне кое-что пришло в голову…
– Шон, а всё же почему инкубы вымерли, и как дела у суккубов? Они отличаются от вас?
– Суккубы разве что чуть слабее… Но я давно о них не слышал. Если и остались где-то, то я о них не знаю.
– А двести лет назад меня приняли за суккуба… – сказала я, вспоминая судьбоносную встречу в Париже с неизвестным filius numinis.
– Скорее всего, это была попытка оскорбить. Двести лет назад нас всех уже почти не осталось.
– Почему?
– Потому что вампы, кормясь от нас, обретали возможность питаться не только кровью людей, а и их похотью. Они становились сильнее. А их пленники-инкубы рано или поздно истаивали. Раньше, до вампов, мы были орудиями убийства, охранниками или кормильцами, то есть обычными слугами, вернее, рабами, потому что все хозяева старались максимально обезопаситься. А с приходом вампов мы стали витаминным, – он выделил это слово, – кормом. Деликатесом, которым вскармливали особо ценных птенцов.
У меня голова шла кругом от обилия абсолютно новой информации, сдобренной эмоциями и чувствами Шона.
– Если вас все боятся, то почему вас так легко подчинить? – пытаясь собраться с мыслями, спросила я.
Шон удивлённо уставился на меня.
– Потому что мы беззащитны перед чуждой силой…
Я чуть не треснула себя по лбу, ну да – как инкуб может переработать чёрную, белую или зелёную силу? Никак – он имеет дело только с красной, другие vis-цвета его травят.
– …и если не успели настроить жертву, то та может отбиться. А вампы, они подчиняют всех, чью кровь отведали.
– Не всех! – я вспомнила вампира Абшойлиха и его позорную смерть.
– Ну, белых divinitas они и не кусают.
Кусают… Иногда уже совсем незаметное место укуса на руке беспокоит меня. Когда рухнули башни и люди были в страхе и отчаянии долгие дни, оно ныло и не давало сосредоточиться.
– Шон, а зачем ты попросил меня выпить твоей крови, если вамп укусит тебя? – вспомнила я то, что хотела спросить ещё вчера.
Инкуб смутился, а я разозлилась, поняв, что если бы хлебнула его крови, то, скажем так, была бы переполнена плотским желанием.
– Ну-ка расскажи подробно, что было бы, если бы я выпила твоей крови?
– Для красных, особенно красно-чёрных, наша кровь – это вход в боевое безумие. Я думал, если станет совсем плохо, если вы не сможете больше сиять, то это наш последний шанс.
…Обратить силу плотского желания в агрессию… Смогла бы я жить и управлять белой силой после такого? Неизвестно.
– Шон, – в моём голосе прорезался металл. – Никогда больше не принимай такие решение за меня.
– Да, госпожа.
Я сидела, обхватив голову. Я не глупая, многое могу понять и выучить, но когда много всего: информации, чужой силы и чужих эмоций, то я путаюсь. Мысли скачут… Какая-то важная мысль… Наконец, я ухватила её за хвост.
– Ты сказал «раньше, до вампов», разве они не столь же древние существа, как вы и оборотни? Разве в древности вампирами не становились после смерти и страшного проклятия?
Шон задумался.
– Неупокоенные мертвецы были всегда и везде. В случае если бог загробной жизни не принимал душу и отсылал её обратно в тело, или душа не хотела посмертного покоя. Такое было. И тогда либо немёртвый сам упокоевался, выполнив то, что должно, либо обладающие силой разрывали его связь с телом, упокоевая. А вот эти… твари Тьмы, готовые пожрать нас всех, – это заслуга Единого.
Я без слов уставилась на него. Голова отказывалась выдать что-либо, кроме удивления.
– Вы не знали? – немного удивился Шон. – Когда Единый вытеснял старых богов, он был очень суров. Люди очень боялись Его, но всё равно нарушали обеты, грешили… А потом год за годом пошли волны чумы, и мир погрузился в страх и тьму. Люди умирали и умирали. И некоторые из них настолько боялись Его суда, что сами обращали себя в живых мертвецов. Кровь – самый грубый носитель силы, вот ею они и стали питаться.
– А откуда ты знаешь всё это?
У меня в книге почему-то ничего не было сказано о вампах, и я о них знала лишь то, что мне вот так рассказали.
Шон пожал плечами.
– Нас всех сила Единого ослабляет как чужая, а их убивает. Они все Его боятся. И среди этих вампов нет по-настоящему старых. Самые старшие умерли – нельзя долго жить на одной лишь крови. Но они оставили удачное потомство, – зло произнёс он. – По сути, они люди, мёртвые люди, и потому опасны. Люди всегда были опасны, а обрётшие власть смерти – во сто крат. Вампов надо уничтожать всегда, когда есть хоть малейшая возможность, – убеждённо произнёс он. – И Майами тому пример! Люди умнее нас, и, следовательно, мёртвые люди, вампы, тоже умнее нас. Они нас обыграли. Сделали. Забрали город, не потеряв никого из своих, а мы разбрелись, как псы после пожарища.
– Люди умнее нас… – эхом отозвалась я.
– Да, они хозяева этого мира. Единый помог им такими стать.
Моя голова, казалось, лопнет от бешено крутящихся в ней мыслей.
– Мне хватит на сегодня новостей, – каким-то больным голосом отозвалась я. – Хочу побыть одна…
– Гос… Пати, что прикажете?
– Занимайся своими делами, а к закату подходи в ресторан.
– Спасибо… Пати.
Я недолго оставалась в четырёх стенах: мне нужно было уединение, а пять флерсов его не подразумевали. Я нашла амулеты-накопители зелёной силы, отдала пришедшим в себя близнецам Ландышам и ушла в Центральный Парк. Забившись там в самый тихий и дальний угол, я приходила в себя, переваривая то, что узнала от Шона.
Ну да, всё верно. Впервые за многие годы я задумалась о глобальных вопросах – о мире, о прошлом и будущем. В отличие от большинства divinitas, я не менялась в лице при упоминании Единого и не называла его Узурпатором. Как-то так вышло, что я научилась сосуществовать с Ним, тихо собирая крохи с Его стола. Я привыкла считать Его союзником, за чью широкую спину можно спрятаться от врагов. Так, падре, Его слуга, сам того не зная, спас нас этой ночью. Я привыкла считать Единого белым, и совершенно напрасно. Он многоцветен, как многоцветны люди. Он – это они. Костя верил в Него, я всегда видела радужный шар в его сердце, и от этого источника перепадало и мне. Дениз верит, и её «душа» в голове. Когда я ставила над ней эксперименты, радужный шар лишь пару раз мешал, но в большинстве случаев никак не реагировал на мою силу и позволял ей воздействовать на тело Дениз. У Герба МакФлоренса радужный шар силы Единого был в сердце и маленький-маленький… Но Герб был отличным человеком… У нас, divinitas, естественно, нет этих радужных шаров, но ведь есть и люди без них… А ещё – шары радужной силы есть не только у христиан… Как это всё понимать? Что думать?
Время пролетело незаметно, я разложила новые знания у себя в голове, так и не сделав каких-либо выводов. И только не могла понять, что меня царапнуло в последних словах Шона о вампах. Так и не поняв и решив, что разберусь позже, я медленно побрела обратно в ресторан на встречу с моим мужчиной-источником Крегом.
Крег с медными кудрями и брюшком напоминал Амура-переростка, от его забавного вида и по-детски открытого взгляда мне стало хорошо и привычно, как путешественнику, вернувшемуся домой.
Мы весело поболтали с ним в баре; Крег, думая, что я страдаю из-за разбитого сердца, был очень мил и старался меня всячески развеселить и ободрить. Ему это удалось. Забавно, он считал меня своим другом, а посему совершенно искренне не расценивал секс со мной как измену жене.
Когда мы поднялись наверх, он был особенно нежен и нетороплив, я тоже не стремилась взять от него побольше. Сила плохо слушалась после вчерашних подвигов, а vis-система требовала умеренности. В этот раз я даже не привязала ему руки, чем весьма его порадовала. Но всё же надо было это сделать, от его прикосновений я не совладала даже с таким небольшим объёмом, и нежность, радость и плотское желание выплеснулись из меня, подарив нам второй тур. После угомонившийся Крег с сожалением покинул кровать ради мяса под белым соусом, заботливо припасённым мной.
– Сделаем завтра перерыв? – предложила я. Крег был исключительным по силе источником и не нуждался в длительном восстанавливающем сне после «общения» со мной, но сегодня он выглядел уставшим.
– Наверно, Пати. Если я опять не высплюсь, то, боюсь, могу разочаровать тебя. А тебя я разочаровывать не хочу.
– Мой меднокудрый Амур, – рассмеялась я, – ты поразил меня раз и навсегда, мне не грозит разочарование в тебе.
Крег закатил глаза
– Ох, Пати, и она тоже требует, чтобы я подстригся. Ну что за напасть!
– Не вздумай, – заговорщицки произнесла я.
– Никогда, – как клятву произнёс он.
И мы весело рассмеялись, довольные друг другом и нашим маленьким союзом против всех бывших и будущих жён Крега.
Поев, мы разбежались: Крег к беременной и капризной жене, а я к своим флерсам – покормить, пока случайно не растеряла силу.
Лиан встретил меня инспектирующим vis-взглядом: похоже, у окружающих входит в привычку смотреть на меня, как на провинившегося подростка. Я легонько щёлкнула флерса по носу, чтобы не забывался и знал меру.