– Спасибо, леди, – с облегчением произнёс он.
– Переспрашивай сам… в подобных случаях, – попросила я.
– Хорошо, леди, – с сомнением ответил он. И я поняла, что рассчитывать на свободное общение не приходится.
– Тогда до завтра.
Шон молча поклонился и вышел. Посидев с закрытыми глазами, я набрала Дика.
– Мистер Седрик не ушёл, – уточнила я.
– Угу. Сидят, уминают полусырые куски мяса. Довели Поля до истерики своим заказом. Хорошо хоть сели в углу и мало кому видны… хищники, – пренебрежительно закончил он.
– А кто второй? Брутальный брюнет или вменяемый шатен?
Дик, хохотнув над характеристикой, ответил:
– Шатен.
Все ясно. Тони Грея приволок. Не отвертеться.
– Ладно, я пойду пока успокою или окончательно доведу Поля, как уж получится. А когда эти двое закончат есть, предупредишь меня, а после проведёшь их. Только мистера Седрика, – подумав, добавила я. Решив, что оставаться наедине с двумя волками, да ещё в моём состоянии – крайне неразумно.
– Сделаем, Пати.
Я спустилась в кухню, Поль, наш шеф-повар, напоминал кипящую кастрюльку, только вместо бульканья доносилось: «Пусть идут в зоопарк и объедают там львов! Откуда они вылезли? Из Кентукки? Или Арканзаса? Ехали б туда и там жрали свои стейки с кровью».
– Пати! – гений кулинарии увидел меня и понял, на кого можно обрушить гнев. – Пати! Что мне приходится ради тебя делать? Ты знаешь?
– Гробить свой талант? – с сочувствием спросила я.
– Да! Ты знаешь, что приходится подавать в твоём ресторане?
– Полусырые куски мяса, – сокрушённо ответила я. – Поль, а у тебя ещё остался твой маскарпоне? – с придыханием спросила я, состроив самую умильную рожицу, какую только смогла.
Поль посмотрел на меня, разрываясь между желанием поскандалить и удовлетворить своё тщеславие, второе победило.
– Остался, – гордо выдал он. – Твои клиенты настолько тупы, что не берут лучшие десерты, – выпустил он пар.
Я безмолвно изображала «Дай! Дай! Дай!». Поль вымешивал в общем-то безвкусный маскарпоне с ванилью и ещё чем-то, превращая его в пищу богов. Шеф-повар достал сыр и коржик и в считанные секунды приготовил пирожное, кокетливо украшенное тонкой плашкой чёрного шоколада. Я была так голодна, что поглотила бы его, не почувствовав вкуса, но Поль такого просто не пережил бы. Посему я съела всё с положенным закатыванием глаз и прочими выражениями восхищения. Шеф-повар тем временем так же молниеносно приготовил ещё одно, но уже в корзиночке и с фруктами, это пирожное также было съедено с положенными церемониями.
Мир и благоденствие в маленьком мирке кухни были восстановлены. Поль, напевая что-то без слов, принялся за работу, а его помощники, обрадовавшись отсутствию брюзжания, выполняли всё на отлично. Посчитав миссию выполненной, я тихо утащила пару бананов и персиков и скрылась у себя в кабинете.
Только я доела свой ужин, как позвонил Дик.
– Мистер Седрик рвётся к вам.
– Вот… человек. Хоть бы кофе выпил после еды… – досадливо отозвалась я. – Проведи его, и пусть кто-нибудь занесёт мне в кабинет два двойных эспрессо.
Через несколько минут девушка-официантка занесла кофе, а Дик привёл Седрика. Полуволк был вызывающе красив и элегантен, впрочем, как всегда последние лет десять. С чего вдруг он сменил внешность крепкого солидного мужчины средних лет на параметры топ-модели итальянских кровей, осталось для меня загадкой. Хотя кто знает, может, одним своим видом возбуждая страсти как у женщин, так и у мужчин, он развивал свою способность работать с красной силой человеческих эмоций, а не только тешил когда-то ущемлённое самолюбие.
Удобно устроившись в кресле, вместо приветствия он поинтересовался:
– Пати, что за игры?
– Какие игры? – устало спросила я.
Седрик поморщился.
– Расклеилась?
От этого ехидного вопроса моё терпение лопнуло, и ответила я весьма нецензурно, чем немало удивила его.
– О… Розочка, я открываю в тебе всё новые и новые грани.
– Грани у брильянтов, Седрик, у роз лепестки, – устало огрызнулась я. – Сам-то ты как новенький, я погляжу.
– Да, выжал своих волков, и мне хватило, – рассеянно-светски махнув рукой, ответил он.
– А как ты от них кормишься? – не удержалась от вопроса я.
Седрик оценивающе посмотрел на меня.
– По-разному.
– Да не наводи ты тень в полдень! У тебя же самцы, сам сказал: сука одна, и та бешеная.
– Через кровь, я пью от них. Особо ценные, вроде Румана и Тони, всегда при мне, от них я беру иначе: постоянно и по чуть-чуть.
– Запах?
– Запах и прикосновения.
– Так чего ты смущал меня на днях? – буркнула я.
– Ну кто ж знал, розочка, что питьё крови тебя не напугает. А во-вторых – всякое бывает, и то, что ты тогда подумала, в том числе. Но я пришёл не удовлетворять твоё праздное любопытство, а решить судьбу… оборотня.
На последних словах маска бонвивана слетела с него, он впился в меня жёстким взглядом, готовый к бою; надеюсь, словесному.
– Оборотня? – насторожилась я.
– Именно. Оборотня. Тони пахнет псом после того, как ты с ним поработала.
– Ты хотел сказать: спасла жизнь, – закипая, уточнила я.
– Спасла жизнь, – досадливо согласился он. – Он пахнет псом, и мои волки на него реагируют… враждебно. Инстинкты конфликтуют с разумом. Разум говорит, что он свой, а нюх – что он враг. Пока они сдерживаются, но вечно так продолжаться не будет. Через пять дней полнолуние… Я думаю, Тони обернётся собакой, – тихо закончил он.
Обернётся собакой, и стая его загрызёт – поняла я.
– Послушай, сейчас он полон моей силой, сейчас он какой-то светлый, но, может, если ты его «зачернишь», он опять станет волком.
– А как ты себе представляешь «зачернение»? – спросил Седрик, пристально всматриваясь в меня. Я смутилась.
– Ну, ты же как-то инициируешь своих волков, может, нечто похожее.
– А что ты знаешь об инициации?
Я пожала плечами: это тайна мохнатых, что они там творят, чтобы впервые превратиться в зверей.
– Я тебе расскажу, – по тому, как он произнёс эти слова, я поняла, что Седрик очень зол. – Инициация – это когда получеловека ставят на грань, и либо он становится зверем, либо ломается и становится ничем. О самках не говорим – их просто трахают, накачивая силой, пока те не будут готовы перекинуться. А вот парней инициируют в разных стаях по-разному. В атрибутике по-разному, а по сути – это всегда вывод за грань. В моей стае – один из сильнейших волков избивает новичка до полусмерти, оскорбляя и всячески унижая его. Новичок знает, что, проиграв, будет в полной власти победителя со всеми вытекающими, а потому рано или поздно начинает драться насмерть, перекидываясь. Или умирает. Слабаков я не терплю в принципе, не хочу расхолаживать стаю.
Так вот, когда инициировали ТиГрея, мне пришлось сменить трёх старших. Пацан хорошо насобачился в уличных боях и вырубал, щенок, старших своими отточенными грязными ударами. В конце концов, хлебнув крови взбесившегося Огги, которому он сломал ногу, я сам вышел против него, уже измотанного и заведённого, и, задавив силой, перекинул. Тони сильный человек и слабый волк, а тут ещё и ты… твоя сила, вошедшая в самую его суть.
– Так вот, Пати, – продолжил он, – я не просто так к тебе притащился, у меня было время обдумать и взвесить. Зачернить Тони не выйдет; будь на его месте кто другой, может, и сработало бы, хотя не факт, что я стал бы мараться о такое. Но с ним не выйдет, и даже пробовать не буду.
– Не будешь пробовать? Мараться? А как ТиГрею жить? Без стаи? Он же оборотень! Волк! Он всю жизнь был волком! С кем он будет бегать в полнолуние? С кем проводить дни? Где работать? Где возьмёт себе самку, в конце концов? Может, надо сделать ему плохо сейчас, чтобы потом было хорошо?
– Я повторяю для особо розовых!!! Если бы это был не ТиГрей, я бы посадил его на цепь в подвале и не кормил! Подождал бы, пока твоя сила выгорит. Хотя думаю, ты засунула её так глубоко, что таким способом её не вытравить. Потом бы ему, подыхающему от голода, дал бы козлёнка или ягнёнка живого, а после заставил драться за свою жизнь. Я не вдаюсь в подробности, типа – что говорил бы ему, как запугивал и угрожал, как и чем бил. Ясно? Я бы сделал всё это! Но Тони это убьёт! Он слабый волк! Слабый зверь! Я не хуже тебя понимаю, каково ему будет без стаи. Но он умер для неё вчера утром. Не вернулся с задания. И точка.
– Понятно…
Какая всё же жизнь иногда гадкая штука, – устало подумала я.
– И что ты предлагаешь? Хочешь передать его мне?
– Да. Ни мои, ни вольные не посмеют его тронуть, если он будет твоим. Он очень ценный воин, он заставил себя уважать, несмотря на то, что все в стае знали, как тяжело ему перекидываться. Почти всегда я ему помогал…
– То есть, мне нужно будет ему помогать перекидываться в полнолуние?
– Да, – отрезал Седрик.
– А если я не смогу ему помочь?
– Он рано или поздно перекинется, помучается и перекинется.
– Давай его самого спросим, чего он хочет? А?
Седрик как-то зло и обиженно на меня посмотрел и промолчал. Я сочла это согласием и попросила Дика привести ТиГрея.
Тони, коротко стриженый шатен среднего роста, со стальными, но не объёмными мышцами, зашёл с ленивой грацией, свойственной скорее кошачьим, чем волкам. Он замер у двери, глядя то на меня, то на Седрика. Молчание затягивалось, Грей прошёл в комнату и то ли случайно, то ли намеренно стал так, что мы образовали равносторонний треугольник.
– Выбирай, – коротко обронил Седрик.
Тони пристально всмотрелся в него, потом в меня, опять в Седрика и вдруг, шагнув к нему, опустился на одно колено:
– Спасибо, что отпустили…
Седрик чуть скривился, пытаясь скрыть эмоции, сделал шаг навстречу и то ли с усилием погладил, то ли оттолкнул его голову, и, больше ни на кого не глядя, молча вышел за дверь.
Мы остались с Тони вдвоём.
– Ты уверен? – спросила я
– Да.
От этого односложного и чёткого ответа я успокоилась.
– Наверное, мне надо поставить метку слуги, – произнесла я, собираясь с мыслями. – Для полной однозначности и твоей защиты.
– Ставьте, – он подошёл и присел на корточки.
Я попыталась сосредоточиться и поняла, что сейчас не смогу, не способна на такое управление силой.
– Не сейчас… У тебя есть своё жильё? Есть где жить?
– Да, у меня квартирка в Бронксе.
– Хорошо. Приходи завтра днём. Надеюсь, я буду в форме, и мы постараемся со всем разобраться.
– Хорошо, – и Тони улыбнулся легко и весело. Обольстительно.
– У тебя ведь нет всяких глупых мыслей в отношении меня, а, волк? – спросила я, чтобы пресечь всякие попытки на корню.
– Я пёс, в стае лорда Седрика не волки, а псы. И хоть многие из нас, или правильней уже сказать «из них», перегрызли бы глотки за такое оскорбление, правды это не меняет. Так что глупых мыслей в отношении тебя, хозяйка, не имею. Не боись, я не полный придурок.
– А почему в стае Седрика псы, а не волки?
– У нас есть хозяин, который заботится о нас и которому мы служим. А для волка что главное?
– Свобода…
Он кивнул.
– А мы променяли её на помощь в полнолуние и при ранениях, денежную работу и доступных самок, – на последних словах он игриво подмигнул.
– И как же ты, такой сильный и опасный, будешь подчиняться мне, женщине? – задала я провокационный вопрос.
Тони тут же стал предельно серьёзен.
– Даже не знаю, как тебе объяснить… Нет у меня желания испытывать твоё терпение и проверять на прочность, и всё тут. Может, сила твоя виновата, может, ещё что.
Точно, он всё ещё под воздействием моей силы, а что будет, когда она «выветрится»?
– Тони, я могу быть жёсткой и жестокой, – с угрозой предупредила я.
– Мне тоже страшно, – вдруг сказал он и грустно улыбнулся, – но дороги назад нет.
– Нет, – подтвердила я. – Приходи завтра…
И я ласково погладила его по заросшей щеке, он вывернулся, подставляя ухо под почёсывание. Я почесала, и в пальцы полилась сила… Чужая… чуждая. Нёсшая осознание своей физической силы и простоту… в желаниях, в решениях…
Тони кормил меня. Сам. Считается, что волки не отдают сами – из них надо вытягивать.
– Я вкусный?
– Ты хороший. Сильный и простой.
– А ты вкусная и пахнешь жарким днём в поле… Я в детстве жил на ферме… – говоря это, он опять лизнул мою ладонь, собирая каплю силы.
Пока я раздумывала, как мне реагировать на то, что, кормя меня, он и сам времени даром не терял, Тони легко поднялся с корточек.
– Я приду завтра, хозяйка, – и подмигнул, давая понять, что данный титул лишь относительно серьёзен.
– Угу.
Дверь закрылась… Ну вот… Прошли лишь одни сутки, а я стала «счастливой» обладательницей двух больных флерсов, двух, скажем так, бывших флерсов, раба-инкуба и слуги-оборотня.
Верните время вспять!
А толку? Я поступила бы точно так же.
Положив голову на руки, я спросила пустоту:
– Как я со всем этим справлюсь?
Ответа не последовало.
Через несколько минут ожил телефон внутренней связи.
– Пати?
– Да.
– К тебе твой гость – Счастливчик.
Вик…
Дик всем моим мужчинам дал прозвища, Вика он так назвал из-за анекдота про покалеченную собаку по кличке Счастливчик.
Вик… My sunshine… В юности его сбила машина, он долго восстанавливался, пережил несколько операций, стал похож на Квазимодо, но не растерял внутреннего света и любви к жизни.
Я вышла в полупустой зал. Вик сидел у стойки бара с какой-то коробочкой, он всегда приходил с презентом: пирожным, цветком или милой безделицей.
– Пати, – обрадовано произнёс он, но улыбка медленно сошла с лица.
– Пати…
Я накрыла пальцами его губы.
– Просто обними меня, – прошептала я.
И он крепко-крепко обнял меня и прижал к себе. От его объятий и светлой силы мне стало легче.
– Пойдём, – шепнула я и потянула его прочь из зала. Он, отдав мне коробочку, подхватил на руки и понёс наверх, в апартаменты над залом ресторана.
Обычно, когда мы заходили в комнату, Вик уже был полон желания, но сегодня он продолжал сиять белым светом нежности с холодноватым оттенком жалости.
В коробочке оказались абрикосы – душистые, мягкие, перезрелые. Сто лет таких не ела. Так вышло, что я умяла их один за другим, пока на дне не остался один последний. Посмотрев на него, я поняла, что опять поступила некрасиво. И расплакалась…
Неожиданно кончившиеся вкусные абрикосы, которыми я не поделилась, оказались последней каплей этого сумасшедшего дня.
Я тихо вздрагивала от слёз, уткнувшись в плечо Вику, и слушала его ласковые успокаивающие нашёптывания.
– Девочка моя, ну кто тебя обидел? Скажи.
Выплакавшись и тихо высморкавшись в предложенный платок, я смогла ответить:
– Жизнь. Жизнь обидела.
– Угу. А выглядит «жизнь» как брюнетистый хлыщ, сошедший с рекламного щита.
Я, ничего не понимая, уставилась на него…
– А! Седрик, – дошло до меня.
– Седрик… – недобро прищурился Вик.
Я махнула рукой
– Да он тоже огрёб по полной… Нет, причина не в нём.
– Точно? – Вик поверил мне, но всё же переспросил.
– Угу. Никто не виноват. Вернее, кто виноват, тот уже… никому больше не навредит.
– Ты влипла в историю, – констатировал он.
– Нет, – обиделась я. – Никуда я не влипала. Ни в какие истории. Это просто жизнь, Вик. Бывает, ты не можешь не сделать то, что должен, понимаешь?
– Понимаю… всё кончилось? Или ещё тянется?
– Что-то кончилось. А что-то не уйдёт ещё очень долго…
– Малышка моя… Я могу чем-то помочь?
Я закивала, глядя в пол, а после подняла глаза и пристально всмотрелась в него.
– Пусть между нами всё будет как прежде, – попросила я.
Вик задумался…
– Хорошо… Хорошо, Пати, всё будет как прежде.
И он, взяв в ладони моё лицо, нежно поцеловал. Однако в нём не было и намёка на красный vis-цвет, означающий у людей плотское желание, он оставался всё таким же нежным и жалеющим.
– Тебе надо поспать, ты очень устала.
Я молча согласилась, позволив ему раздеть себя и уложить. Засыпая, уютно устроившись у него на плече, я успела подумать, что этот ужасный день кончился не так уж плохо.
Утром я проснулась, чувствуя живое тепло дремлющего рядом мужчины: стоило мне пошевелиться, как Вик открыл глаза. Мы посмотрели друг на друга и обменялись поцелуем… потом ещё одним… потом пригодился вчерашний последний абрикос… Я раскачивала Вика постепенно, не спеша, наслаждаясь скорее им самим, чем процессом обмена силой.