Червь Могильных Холмов - Смирягин Владимир Леонидович 3 стр.


– Я не могу, – в голосе не слышалось ни малейшего колебания. Затем, видимо вспомнив их ежедневные попойки, добавил: – Мы с ним так хорошо проводили время. Он друг мне...

– Что? – произнес капитан удивленно. – Да вы знакомы с ним несколько дней. Финтин, мы давно знаем друг друга, я служу тебе уже восемь лет. Я всегда исполнял твои приказания и ослушиваться не смел. Но сейчас на одной чаше весов жизнь незнакомого нам человека, а на другой – благосостояние всей команды. Не знаю, что выберешь ты, но свой выбор я уже сделал. Так что умоляю тебя, не ошибись.

– Так, Редез, я, как твой господин, приказываю тебе и твоим людям сложить оружие и разойтись по своим местам! Идите спать и я завтра не вспомню о сегодняшнем! Даю слово!

– Хорошо, – судя по интонации, Редез, похоже, действительно принял решение, хоть втайне и надеялся на другой исход. – Прости, Финтин, но нам придется тебя убить. А господам с других кораблей мы скажем, что ты упал за борт, пытаясь вытянуть особенно большую рыбину и утонул. Нам поверят, ведь нас много, а ты так любил порыбачить.

До Червя донесся тихий одобрительный гул множества голосов.

– Твое последнее слово, Финтин? – послышался звук доставаемой из ножен сабли.

– Дайте мне меч, – Тиндред никак не ожидал услышать эту фразу из уст Тинарро и удивленно покачал головой. – Дайте меч и я покажу вам, что значит трогать людей, находящихся под моей защитой.

– Ну уж нет, – раздался смешок Редеза. – К чему нам лишний шум, господин Тинарро? От него, не приведи Старец, проснется наш пьяный рыцарь и доставит нам немного трудностей. А судя по тому, что этому олуху удалось добыть Луч Света, их вполне может оказаться больше, чем мы ожидаем. Прощайте, граф.

Дальше Червь слушать не стал. В свою очередь вытащив из ножен меч, он рывком распахнул дверь в каюту Финтина.

Ворвавшись в помещение, Тидред увидел такую картину: за столом, на своем обычном месте сидел граф, над ним, обнажив саблю, нависал Редез, а почти все свободное пространство каюты заняли разношерстные члены команды. Окинув взглядом вооруженную толпу, Червь отметил, что здесь собрались все матросы, кроме оставшегося у штурвала помощника капитана.

Как Тидред и предполагал, никто из присутствующих не ожидал его прихода и среагировали они на внезапную атаку только после того, как Луч Света вспорол грудь троим, что повернули головы на звук открывшейся двери. Падение тел и предсмертные хрипы товарищей наконец привлекли внимание остальных членов экипажа, до этого сосредоточенно слушавших беседу графа с капитаном.

Тидред бросился в толпу нанося удары один за другим. Бедолаги матросы пытались защищаться, но куда там. Они не были даже солдатами, Червь же являлся лучшим воином своего Ордена, имевшим на счету множество боевых сражений, не говоря о количестве убийств, совершенных исподтишка под покровом ночи. Он рубил и колол, резал и разбивал рукоятью меча головы тех, что оказались к нему слишком близко. Отсутствие доспехов у противников ускорило расправу.

Через пару минут все было кончено. Червь даже не вспотел. Сжимая в руке измазанный кровью клинок, аккуратно обходя трупы, он медленно прошествовал к столику, где все также сидел граф и, стоял Редез, развернувшись к Червю, выставив перед собой длинную саблю. Тидред подошел почти вплотную к оружию капитана и, остановившись перед ним так, что лезвие очутилось не более, чем в паре дюймов от груди, широко улыбнулся.

Редез сжимал рукоять сабли с такой силой, что побелели костяшки пальцев. Острие оружия ходило из стороны в сторону, чему способствовала сильная дрожь в руках.

– Капита-а-ан, – весело протянул Червь, одним движением смахнув кровь с Луча Света и опустив его лезвие к полу. – Вы же хотели убить меня, Редез. Что же вы? Давайте! Или, насколько я слышал, вам нравится убивать только спящих?

Капитан судорожно облизнул пересохшие губы, смотря непонятно от чего развеселившемуся Тидреду прямо в глаза и не опуская оружия.

– Ты Паладин Света, – бородач сглотнул комок в горле и повторил: – Паладин Света! А вы не убиваете тех, что сдаются вам, пусть даже они и совершили что-то очень мерзкое. Такое, как предательство и убийство во сне. Не убиваете безоружных, а отдаете их королевскому суду. Я сдаюсь, Паладин. Смотри!

И, сделав видимое усилие, капитан разжал руки. Сабля со звоном ударилась о доски пола и отскочила в угол. Отойдя к стене, Редез скрестил руки на груди и замер.

Не перестававший улыбаться Тидред, выслушал капитана и тихо произнес:

– Ты прав во всем, капитан, кроме одного.

– Чего же? – почуявший подвох бородач поневоле бросил взгляд на выброшенную саблю.

– Я – не паладин!

Брови Редеза взметнулись вверх, но в то же мгновение острие Луча Света вонзилось ему в горло, остановив слова, пытавшиеся сорваться с губ капитана. Удару хватило силы не только проткнуть мышцы, а и перерубив позвоночник, войти на несколько дюймов в поперечную балку, прислонившись к которой стоял Редез.

Оставив пришпиленное тело стоять и не вынимая меч из его шеи, Тидред повернулся к трясущемуся графу. Он смотрел на Червя распахнутыми от ужаса глазами, не пытаясь вытереть попавшие на лицо капли крови.

– Не паладин? – подал звук Тинарро. – А кто же, если не паладин?

Тидред подошел к столику и плеснул в бокал вина. Осушив его одним глотком, поставил обратно и, наконец, ответил:

– Смерть-В-Тени. Слышал обо мне? Граф, ты приютил на своем корабле Магистра Ордена Тёмной Воли Цашеса.

Тинарро вжался в кресло, стиснув подлокотники руками. Еще бы он не слыхал о Старшем из Руки Ярости. Одно лишь это прозвище вызывало страх в душах простых людей. Глава воинов Темного Ордена был знаменит своей жестокостью и изощренностью в убийствах, совершенных на Спорных Территориях.

– Узнал, – губы Тидреда вновь растянулись в усмешке. – Ах, эта популярность! Слава часто бежит впереди воина.

Он склонился над перепуганным Финтином и прошипел:

– Боишься? Зря. Я не буду убивать тебя. Не потому, что ты несколько дней поил меня этим скверным вином и не по причине защиты, как ты думал, моего спящего тельца. И даже не потому, что ты назвал меня другом. Я оставлю графу Тинарро жизнь, так как болезнь печени, которая обязательно придет к нему со временем, убьет его гораздо мучительнее, чем мой клинок.

Сказав это, Тидред отошел к трупу капитана и выдернул артефакт из шеи убитого. Тело тотчас же рухнуло на пол. Вытерев меч о висевшую рядом бархатную штору, Червь сунул его в ножны.

– Хотя, я тоже мог бы сделать так, чтобы ты испытал перед смертью страшные муки, но, к сожалению, у меня нет на это времени. Через несколько часов мы будем в Шикатре. В отличие от тебя, граф, я туда не стремлюсь, ведь мне совсем в другую сторону. Ты понимаешь, о чем я, Тинарро?

Граф быстро закивал, показывая, что он прекрасно все понимает и не имеет ничего против.

– Вот и славно, – Тидред направился к выходу. Около самой двери он обернулся.

– Да, граф, сиди тихо и не вздумай покидать каюту до того момента, пока сюда кто-нибудь не войдет.

Тинарро снова закивал, как клюющая зерно курица.

Увидев, что его наставление принято и понято, Червь прошел на палубу.

Стоящему у штурвала моряку, в силу расстояния и шума волн не слышавшему звуков короткой схватки и потому ничего не подозревавшему, Тидред одним движением свернул шею. Затем, отбросив тело в сторону, несколькими ударами ноги отбил колесо штурвала и, подойдя к борту, выкинул в море. Все, корабль неуправляем, и даже если Тинарро умеет вести каравеллу по волнам лично (в чем Червь сильно сомневался), то сделать это сейчас у него не получится.

Он взглянул на прикрепленную неподалеку шлюпку и выругался. Сложный механизм спуска лодки на воду с "Элладонии" предполагал наличие хотя бы четырех матросов, так что ему никак этого не сделать в одиночку. Некоторое время Червь колебался – не сходить ли за графом, чтоб спустить ее вдвоем, но тут же отбросил мысль в сторону. Хилый пьяница не удержит двуручный ворот пока сам Тидред будет направлять шлюпку.

Что ж, второй раз за короткое время придется плавать в ночном море.

Тидред снял одежду, сандалии, отцепил ножны и сложил все это в пустой бочонок из-под вина, благо после попоек хозяина каравеллы их на палубе стояло немало. Эфес меча выступал на три ладони и беглецу пришлось закрепить выдающуюся часть коротким куском шпагата. Привязав к бочонку веревку, длиной около пяти шагов, Червь швырнул его в бушующее море, а следом прыгнул сам.

Глава 4

— Тидред! Домой! Обед готов! – услыхав звонкий голос матери, худой, загорелый мальчишка лет семи от роду выронил камень, которым хотел сбить наглую ворону, рассевшуюся на ветке невысокой вишни прямо у него во дворе и бегом бросился к крыльцу. К обеду должен был вернуться с рынка отец, а парнишке нужно было с ним поговорить по очень важному делу.

Он залетел в кухню и уселся на лавку перед стоящей на столе глубокой глиняной миской с парящей бараньей похлебкой. Отца видно не было, только у окна расположилась мать, разливающая по кружкам холодный морс из толстого кувшина с фигурной ручкой.

– Сынок, а руки помыть? – сказала она, глядя на ветром влетевшего в помещение парнишку.

– Они чистые, мам, — Тидред попытался спрятать под столешницу ладони, измазанные землей. Несколько камней ему пришлось выковыривать из почвы и результаты этой работы он сейчас стремился утаить от матери.

— Тид! — укоризненно покачала головой женщина в белом фартуке, ставя на стол три полных пузатых кружки. – Прекрати безобразничать. Вот вернется отец, я скажу ему, как ты вел себя сегодня. И пусть тебе будет стыдно.

– Да ладно, мам, — насупившийся парнишка вскочил и подбежал к стоящему на грубо сколоченном табурете медному тазу с водой.

Выполнив настойчивую просьбу матери, он наскоро протер руки полотенцем и вернулся за стол. Едва успев усесться на место, Тидред услыхал шум за дверью. Кто-то обивал о порог грязь, громко стуча по нему сапогами. Вчера прошел дождь и земля была еще сырой, в сандалиях не походишь.

Через мгновение послышался звук открываемой двери и, наконец, в кухню вошел человек. Сказать, что он был крупным – это не сказать ничего. Огромный, за два метра ростом, чернобородый мужчина, проходя в дверной проем, пригнулся, дабы не удариться о притолоку, и немного повернулся боком, иначе бы пройти у него просто не получилось. Лучший кузнец пограничного города Сигварии все никак не удосуживался расширить проемы в доме под свои габариты и ему каждый раз приходилось прибегать к данной процедуре.

— Папка! — Тидред снова вознамерился вскочить из-за стола, но рука матери мягко легла ему на плечо и не позволила этого сделать.

– Здравствуй, сынок,– широкая мозолистая пятерня отца потрепала мальчика по голове, взлохматив волосы. Голос у кузнеца был под стать -- говорил он густым и глубоким басом. Подойдя к столу гигант наклонился и поцеловал в щеку низкую, хрупкую женщину, казавшуюся на его фоне вовсе миниатюрной. Взгромоздился на лавку и сразу сграбастав своей ручищей кружку, сделал пару шумных глотков. На улице стояла сильная жара, присущая середине лета в этой местности. А из-за вчерашнего дождя еще и парило.

– Как съездил, дорогой? – поинтересовалась у него жена, как только он поставил опустевшую наполовину кружку на место.

– Удачно, – кузнец взялся за ложку. – Почти все продал. Пара плугов осталась. Первыми мечи ушли, их просто расхватали. Затем наконечники для стрел и ножи, а потом все остальное. За три часа справился, дольше смысла стоять не было – люди расходиться начали. К вечеру готовятся. Слышал, что сегодня через наш город отряд Луноликого Принца идти будет. Ночевать воины, наверное, на окраине будут. Той, что к Проклятому Лесу ближе. На вот, держи.

Свободной от ложки рукой он выудил широкий серебряный браслет с разноцветными камешками и протянул жене.

Та с интересом поглядела на него, надела на запястье и увидав, что он пришелся ей в пору, довольно чмокнула мужа в щеку.

– А это тебе, сорванец, – перед нетерпеливо ерзавшим на лавке Тидредом выросла горка красных леденцов, причем каждый из них имел форму того или иного зверя: оленя, медведя, волка, но больше всех среди них было конфет в виде зайцев.

– Спасибо, пап. Только, – мальчик, наконец, выдал то, что его беспокоило: – па, сделаешь мне лук сегодня? Такой, чтоб стрелы далеко летели и в дерево втыкались? Мы с ребятами к излучине скоро пойдем, в мишени стрелять. Так я хочу, чтоб у меня лук самый лучший был. Сделаешь, пап?

– Отчего ж не сделать? – кузнец принялся за похлебку. – Вот поем и сделаю. Работы чай на полчаса только.

– Спасибо, пап, – подпрыгнул от радости Тидред и тут же схлопотав от матери легкий подзатыльник, уткнулся в миску и принялся за еду.

– Дай отцу спокойно поесть, – отломив от булки хлеба большой кусок, она положила его перед главой семьи. – Успеешь со своими игрушками.

Пожевав немного, кузнец снова заговорил:

– Ежели все поездки будут хотя бы наполовину такими удачными, то по осени мы сможем Тидреда в школу при военном лицее отдать. Офицером ему, конечно, не быть, не благородных кровей, но до сержанта точно дослужится. Больно шустрого малого ты мне родила.

– Ой, весь в тебя! – не осталась в долгу мать. – Только вот рост мой, а удаль молодецкая точно твоя.

– Так за то и полюбила, – хохотнул развеселившийся бородач. – А что ростом мал, так еще вытянется. Будет лучшим королевским лучником. Будешь, Тид?

– А то! – Тидред выпрямился на лавке и принял важный вид, держа деревянную ложку наподобие меча.

Отец с матерью переглянулись и весело рассмеялись.

– Тебе просто повезло! А вот кто белку собьет, тот и лучше, – важно произнес старший из компании паренек, лет восьми. Лук у него оказался не намного хуже того, что принес с собой Тидред. Хоть он и стрелял чуть слабее, зато узоры на нем располагались по всей площади, да и рукоять вырезана очень искусно. Отец Вайлака являлся соседом семьи Тидреда и занимался плотничеством. Так что с деревом он работать умел. А вот у двоих других мальчишек луки были гораздо хуже и стрелы не имели стальных наконечников.

Никат, сын возчика воды и Чотес, сын трактирщика, стояли чуть в стороне и в спор не вступали. Все четверо ребят до вечера успели поразить разнообразные мишени, от вырезанных на деревьях кругов до сидящих на берегу лягушек, и выявить наиболее меткого стрелка. Им оказался Тидред, которому удалось подбить жирную коричневую жабу, находящуюся на мелководье и поэтому заметную. Но Вайлак сдаваться не желал и сейчас предлагал младшему товарищу пари, которое окончательно развеет все сомнения.

– Да нет здесь белок, – наконец не выдержал толстый Чотес, самый начитанный из них. – Они по весне уходят из парка в лес. А возвращаются в конце лета, когда созревает лещина. Прекращайте уже, я есть хочу.

– А мне домой надо, бате помогать – подал голос долговязый Никат. – Слыхали, воины вечером проезжать должны? Батя по всем конюшням воду сегодня с утра возит. Говорил, чтоб недолго я, помощь ему нужна.

Трое мальчишек посмотрели на него с уважением, сын возчика был единственным среди них, кого подпускали к взрослой работе. И пусть ничего сложного в том, чтоб сидя на бочке с водой, погонять лошадь(которая чаще сама знала куда идти, так как маршрут ее был неизменен последние два года) не было, но все равно, он уже в свои годы помогал отцу, а это было достойно уважения. Остальную троицу к работе их родители не подпускали. Отец Тидреда гнал того из кузницы с ворчанием "надышишься еще дыму", Вайлак разве что дощечку какую своему мог поднести, а Чотеса мать в трактир не пускала, обучила грамоте и сидел он дома последние два года за книгами. Изредка, правда, ребята вытягивали его погулять.

Против аргументов Никата возразить было нечего. Тем более день уже подходил к концу, а искать стрелы в сумерках не хотелось. Даже если они не найдут ни одной белки, раздухарившийся Вайлак точно отыщет другую мишень и Тидред лишится нескольких наконечников, выпрошенных у отца. Не то, чтобы кузнец не сделал бы еще, но лишний раз беспокоить отца мальчик не хотел.

Назад Дальше