— Глупости, — возразил Дунай, — на христиан это не распространяется. Для нас все языческие боги — сатана, и Симаргл ваш вместе с ними. А Змей Горыныч простой демон. С помощью Христа мы его одолеем.
— Что ж, удачи тебе, богатырь, — вымолвил Микула Селянинович, — но, если не твоя возьмёт, мой тебе совет — сошлись на меня, некогда я заключил дружеский союз с Ратмиром.
— Ты заключил союз со Змеем Горынычем?
— Не со Змеем, а с Ратмиром. И до сих пор, больше 15-ти лет он своего слова не нарушал. А сейчас сын его — Ростислав, пошёл с войной на наши земли, нарушив слово своего отца. Видимо, от Ратмира уже ничего не осталось. Он стареет, дряхлеет, а плоть Змея не стареет, всегда обновляется. И человеческая воля в нём ослабевает, а воля монстра усиливается.
После Микула ещё долго говорил с Добрыней и уверял его, что на торжище всё было подстроено, что Ставр заплатит за свой обман. Добрыня тогда ему поверил и смягчился. Уже не так горько было на душе оттого, что он потерял Василису. Ведь тогда у него ещё была Зоя.
— Вот что, богатырь, — говорил боярин, когда остался с Дунаем наедине, — посадник велел тебе в помощь наёмников снарядить. Давай-как я сам помогу их тебе собрать. Так надёжнее будет. Я среди них многих знаю ещё с Литвы. Я бы и сам с тобой пошёл, да нельзя.
Так Гаврюша с товарищами попал в войско Дуная, и сам при этом был приставлен лично к воеводе, как когда-то был приставлен к Добрыне. Богатыри быстро оценили его опыт и смекалку, и теперь зачастую отправляли вперёд войска на разведку. Так Гаврюша и обнаружил кожу полинявшего Змея. На следующий день он снова отправился с товарищами в дозор. Всадники быстро рассеялись на местности, договорившись встретиться в условленном месте. Гаврюша гнал своего бурого скакуна через лес, пока не выбрался к большой долине. Низина вся была заполнена вооружённым людьми. Над ними развевалось знамя со знаком змея. Сомнений не было — это они, воины Змея Горыныча. Вскоре Гаврюша разглядел и самого главного — самого безобразного из всех. Лицо его даже издалека мало напоминало собой человеческий лик, не понятно было, сколько вождю лет, хоть по слухам, он был ещё очень молод, сейчас он был одет в кольчугу и шлем, в руке держал большой меч, издали напоминающий собой палку. Всё указывало на то, что это и есть тот самый Ростислав Змеевич. Вскоре к нему привели человека в одной рубахе и поставили на колени. Издали его лица разглядеть было невозможно, зато всё остальное Гаврюша разглядел очень хорошо. Ростислав высоко поднял над собой меч и срубил несчастному голову, словно срезал гриб. Разведчики, увидев это, в страхе забрались на коней и поехали назад, к условленному месту. Здесь они расстроили Гаврюшу ещё пуще прежнего. Рассказали, что обнаружили себя и долго убегали от воинов Змея. Но одного разведчика чародеи поймали и казнили. Стало быть, Гаврюша видел смерть своего человека. Нужно было немедленно сообщить об этом воеводе.
— Выходит, теперь они знают, что мы где-то рядом, — задумчиво промолвил Дунай, — что ж, может, оно и к лучшему. Не будем прятаться и дадим им бой. Если Змей Горыныч почтит нас своим присутствием, попытайтесь смешаться с его головорезами. Тогда ему придётся убивать своих.
И богатырское войско вместе с новгородцами двинулось в сторону врага. Гаврюша стал во главе наёмников на правом крыле войска. Поскольку все новгородцы попали сюда, правое крыло оказалось большим и растянутым, именно на него была возложена задача начать окружение противника. Всем остальным войском командовал Дунай лично. Очень быстро они прошли тот путь, который проделала разведка, и наткнулись на уже построенное в боевой порядок змееево войско. Перед ним на коне разъезжал конный всадник, раздающий приказы. Теперь Гаврюша смог поближе разглядеть это лицо. Оно было бледно и покрыто какими-то буграми и шишками. Говорили, что Ростиславу не было и 20-ти лет, но при этом он был невероятно безобразен. Глаза все настолько красные, будто в них полопались все сосуды, волосы длинные и сухие, словно солома, и такого же жёлтого цвета. В целом Ростислав был похож не на человека, а на какую-ту безжизненную куклу, злой эксперимент, насмешку Змея Горыныча. В руке сын Змея держал огромный меч, которым размахивал, словно жезлом, отдавая команды. Богатыри меж тем уже спустились в долину и стали спешиваться и выстраиваться к атаке. Едва они успели закончить построение, как воины Змея с дикими криками рванули в атаку. Заломались копья, пролилась первая кровь. Дунай, как и Гаврюша стоял в одном ряду со своими воинами. Ростислав вдалеке разъезжал на коне.
— Дай мне, дайте мне! — прокричал он ужасно грубым, хриплым голосом. И к нему тут же подвели одного раненного богатыря, которого уже успели обезоружить.
— Свежее мясо! — вымолвил Ростислав и рубанул своим мечом. Голова несчастного богатыря слетела с плеч, из шеи вверх забила струя крови. Но даже тогда змеевцы не дали ему упасть, держали тело на ногах. А Ростислав вытянулся вперёд и принялся ловить ртом ту кровь, что била фонтаном из обрубленной шеи. Гаврюша на мгновение похолодел от ужаса и даже чуть не выронил своё копьё. А Ростислав, испив чужой крови, с перепачканным в крови лицом поднял вверх свой меч и прокричал:
— Ещё! Ещё мяса!
И к нему уже повели нового пленного, который бился и сопротивлялся, как мог. В результате его понесли на руках, но как только попытались поставить на ноги, он рухнул на землю.
— Пощади, прошу! — услышали новгородцы голос своего собрата. Но змеевцы снова подняли его на ноги и теперь обхватили крепче некуда. Новгородец снова попытался упасть, в итоге меч рубанул ему не по шее, а по голове и застрял где-то в области носа. Ростислав с трудом вынул лезвие и рубанул во второй раз, уже по шее.
— Гаврюша! — послышался голос Дуная, от которого вождь наёмников вдруг опомнился и пришёл в себя, — окружай их, не бойся. Нужно окружать, а я пойду прямо на Ростислава, отвлеку его.
Гаврюша взглянул в лица напуганных до полусмерти наёмников, сжал в руке копьё и прокричал:
— Окружаем!
Вождь новгородцев сам сделал несколько опасных шагов вперёд, и воины пошли за ним. Дунай с богатырями в это время пытался прорваться к Ростиславу. Это действительно на время отвлекло сына Змея, и он прекратил своё ужасное жертвоприношение. Гаврюше это позволило максимально растянуть свой фланг и уже начать его поворачивать для окружения. При этом сам вождь наёмников шёл в первых рядах, в результате чего тут же встретил яростное сопротивление врага. С разных сторон копья направились в проворного наёмника. Некоторые, и очень многие удары Гаврюша смог отразить, но два копья всё-таки угодили в цель. Одно проткнуло слегка его ляжку, другое с силой проскользило по рёбрам и оставило порез. Порез был не глубокий, крови было мало, но, судя по всему, от удара некоторые рёбра были сильно повреждены и, возможно, даже сломаны. Это заставило Гаврюшу отступить назад, вместе с ним стали отходить и прочие наёмники. Первая попытка окружения провалилась. А меж тем Дунай уже совсем близко подобрался к Ростиславу. Прорыв был быстрым и стремительным, и, вполне возможно, что он мог увенчаться успехом, если бы новгородцы не отступили или отступили бы чуть позже. Но теперь основные чародейские силы принялись защищать своего вождя. Богатыри несли большие потери. Ростислав же теперь сам поехал к ним навстречу, размахнулся своим мечом и со спины рубанул одному витязю по шее. Голова его отлетела на его товарищей. Богатыри от этого стали ещё яростнее, но они были уже окружены. Дунай был уже весь изранен и истекал кровью, но всё равно продолжал отбиваться и наносить удары чародеям. Его товарищи один за другим падали замертво на землю. Богатырей становилось всё меньше. И тут Дунай краем глаза заметил, что огромный меч летит прямо на него. Вот-вот проклятый сын Змей отрубит ему голову. В последний момент богатырь присел и нанёс в ответ удар копьём. Меч промахнулся, а вот копьё прорвало кольчугу и пробило плоть Ростислава. Дунай изо всех сил надавил на древко, почувствовал на себе весь вес тела омерзительного змеёныша и скинул его с коня на землю вместе со своим оружием, застрявшим во вражеской плоти. Дело сделано. Но богатырь остался безоружным, он истекал кровью, чародеи в миг схватили его.
— Уходите сейчас, — произнёс Дунай, — и можете уйти живыми. Пока у нас нет сил, чтобы вас преследовать.
— Уходить? — рассмеялись чародеи, — по-твоему, мы проиграли?
— Ваш вождь мёртв.
— Ты уверен в этом?
Но Дунай был уверен, он разорвал внутренности этому змеёнышу, он тяжело ранил его. Он не поверил своим глазам, когда Ростислав поднялся на ноги и под крик ликование чародеев сам вынул из себя вражеское копьё.
— Меня нельзя убить, — молвил он, — так уже вышло, что я уже мёртв.
И Дуная подвели к безобразному сыну Змея. Ростислав открыл свой рот, из которого доносилось зловоние сырой плоти. Огромные белые клыки впились в шею богатыря, сын Змея прижался к артерии и принялся пить кровь. Дунай стремительно терял силы, сознание его угасало. В конце концов исчезло всё, последним рассеялся прекрасный образ Настасьи Филипповной. Боль, наконец-то прошла.
Глава 9
Ярослав
— Танцуй, танцуй, приседай, пятки не забывай поднимать, — твердил без устали Ставр, выделывая ногами различные движения. Добрыня пытался подражать ему, получалось плохо, он походил на медведя, который водит хоровод.
— Да ну, глупость какая-то, — остановился сын Никиты, и ещё раз огляделся вокруг, чтобы убедиться, что их никто не видит. Место вроде было тихое, за городом, в лесных зарослях возле реки.
— Ты хочешь победить Рогнвальда? — прервал свой танец Ставр, — я знаю, как тренируются варяги, не просто так во мне течёт их кровь.
— Никогда не видел, чтобы они так танцевали, — возражал Добрыня.
— А ты и не увидишь, тебе они этого не покажут. Но танцоры они отменные. В бою у них главное — проворство ног. У Рогнвальда ноги проворные, на вёслах прыгает, когда гребцы гребут. Старики говорят, что князь Владимир тоже любил танцевать, когда был князем в Новгороде. Как выпьет пива с Олафом Трюгвассоном, так сразу песню петь велел и пускался в пляс.
И Добрыня нехотя начинал слушаться Ставра. И приседал, выкидывая вперёд ноги, и поднимал пятки. Постепенно начинали болеть колени и пальцы ног, но боярина это не остановило. Он тренировался снова и снова, он позволял Ставру себя учить, и вот он победил. Рогнвальд был повержен. Кровавая резня в Новгороде продолжалась до вечера. Славенский и Людин концы объединились против общего врага, к ним присоединились Неревский и молодой Плотницкий концы. Резали варягов, резали ростовских, каких смогли найти, резали всех, кто оказывал хоть малейшее сопротивление. В этот день даже за случайно брошенное злое слово в Новгороде можно было лишиться головы. В итоге в городе стало невероятно тихо, замолкли даже собаки. Временами эхо разносило чью-нибудь брань, затем следовал звон стали и крик боли, после какое-то время лаяли городские псы, и снова наступала тишина. И так снова и снова, до самого вечера. Уже темнело, когда Добрыня ворвался к Зое. Раненная нога его была перевязана тканью, под красным глазом образовался синяк, бородка стояла и как-то неестественно погнулась в бок. Зоя сразу поняла, что это потому, что бородка его перепачкана, буквально вся вымазана в крови. Но Добрыня не обращал на это внимание. Бешенная страсть охватила его. Зоя была напугана, увидев в руке богатыря окровавленный топор. Но в следующее мгновение боярин выронил топор и набросил на неё с поцелуями.
— Я одолел его, Сорока, — приговаривал Добрыня, — я победил.
И Зоя отвечала на его поцелуи и освобождалась от одежды. В этот раз всё закончилось быстро. Добрыня не лежал с ней рядом и ничего не рассказывал, кончил, и почти сразу ушёл. Зоя снова осталась одна, и тут в углу послышался какой-то шорох. Из-под соседней кровати выбралось раненное рыжеволосое тело.
— Я убью его, — промолвил Рогнвальд.
— Милый мой, — села к нему Зоя, — как же хорошо, что ты не вылез отсюда сразу. Мне было так страшно.
— Просто у меня сейчас нет сил, чтобы подняться, а так бы я уже прикончил вас обоих. Скажи мне, Сорока, зачем ты меня прячешь, зачем не выдашь меня моим врагам?
— Глупый, — отвечала ему Зоя, — ты же сам пришёл ко мне, когда выбрался из реки.
— Я не выбрался, мена спас тот мальчишка. Я всё смеялся над ним, когда он говорил, что в нём течёт кровь викингов. Он же совсем не знает нашего языка. А он вот каков оказался, вытащил меня из реки, сам чуть не утонул, и привёз меня сюда.
— Ты сам его попросил, — молвила в ответ Зоя, гладя его по рыжим волосам, — когда он спросил тебя, куда тебя нужно отвезти, ты сказал — к Сороке. Ты знал, что я тебя не выдам, что я тебя спрячу. Даже такой ценой. Так к чему теперь этот пустой разговор?
— Моя Сорока, — прикоснулся к её лицу Рогнвальд, а в следующее мгновение он потерял сознание. Не понятно было, выживет он или погибнет, крайне трудно было его здесь прятать и ещё при этом как-то лечить. Но Зоя не оставила своего скандинавского возлюбленного. День ото дня она ухаживала за ним. Когда приходил Добрыня, она отдавалась ему и даже делала вид, что ей это нравится. Но боярин чувствовал в их отношениях какую-то фальш, недоверие. Постепенно приходило понимание, что как раньше уже не будет, и Добрыня стал приходить всё реже, а затем и вовсе перестал. К тому же в Новгороде и без того теперь было много дел. Большая часть ополченцев Путяты оставались в городе. Они не получали жалования и не имели при себе оружия, оставаясь в запасе, на случай опасности. Эти ростовцы имели в городе своё жильё, занимались ремеслом, торговлей и сельским хозяйством. Некоторые из них бежали, большинство остались, пытаясь как-то сохранить своё имущество. Над каждым теперь отдельно проводили суд и разбирали, стоит ли его наказать или следует отпустить. Новгородские бояре вспоминали старые обиды, купцы нашли в этом хороший способ нажиться, загнав людей в долги. В итоге многие ростовцы были оштрафованы, многие из тех, кто был должен ополченцам денег, по решению суда были освобождены от долга. Самых злостных ростовцев и вовсе казнили. Вместе с тем мужики из Людина конца стали вершить свой суд, вспоминая старые обиды, которые были куда больше, чем у славенских бояр и купцов вместе взятых. Такие суды обычно заканчивались убийством ополченца и полным разорением его двора. Затем бояре уже брались вылавливать и судить людинских грабителей, что положило начало новой ссоре с Людиным концом. Неизвестно, сколько времени бы это продолжалось, если бы не приехал гонец из Ракомы.
Ракомой называлось укреплённое село в нескольких километрах от Новгорода. Это место новгородский князь Ярослав и сделал своей резиденцией. Сюда же сбежал Путята с выжившими ополченцами. Гонец, к слову, так же был из ополченцев. Совсем недавно он с копьём в руке сражался против бояр, а теперь стоял напротив них с грамотой от князя и на словах передавал его сообщение.
— Князь хочет помириться с дружиной и просит у вас прощения за поведение варягов. За Путяту и ополченцев он на вас не в обиде, они сами виноваты, что не удержали заморских гостей в узде.
— Ну что ж, — молвил Никита, отец Добрыни, — если хочет помириться, пускай приезжает, помиримся.
— Князь велел звать вас к себе в Ракому. Ему до вас ехать не с руки, потому как меж вами согласия нет.
— Это верно, меж собой мы во многом не ладим, — произнёс посадник Фома, — но и если в Ракому мы все приедем, то так же и там не будем ладить друг с другом. Да и не поместимся мы все там, Ракома маленькая.
— Поэтому князь зовёт не всех вас, — отвечал гонец, — а только тех, чьи имена он перечислил в своём письме. Ну и сверх того тех, кого вы сами выберете послами. В письме около полусотни имён владык, которых Ярослав хочет видеть и выказывает им личное уважение. Остальных послов пусть выберет Новгород, любым способом, каким захочет.
Бояре потребовали список и здесь же, в боярской думе его зачитали. В числе имён оказались все вожди и зачинщики восстания, включая и Никиту Буслаева. Разумеется, в их компанию попал и посадник Фома. Молодых никого не было, зато было несколько вождей из Людина конца. Совершенно не понятно, откуда Ярослав узнал их имена, но было видно, что он хорошо осведомлён о повстанцах. Некоторые бояре почувствовали в этом подвох, заспорили, гул поднялся на всю боярскую думу.