— Дарен, это что вообще? — удивленно выдохнул Молин.
От усилия, потребовавшегося для прыжка, задние лапы волка просто… отвалились! Не долетев какого-то шага до цели, тварь шмякнулась на землю и раскатилась костями вокруг.
— Да они рассыпаются просто! — крикнул Навин и засмеялся, глядя, как из кустов выползает, загребая землю костистыми пальцами, очередной скелет, у которого полностью отсутствует все, что когда-то было ниже ребер.
— Наверное, слишком долго эта гадость здесь пролежала, — высказал свое мнение Баин.
Вокруг творится форменный балаган. Наблюдая за тем, как из-за деревьев, разваливаясь на ходу, выходят, выползают, выскакивают тела давно умерших людей и животных, поднятые неведомой силой, наемники не на шутку развеселились, почувствовав себя в безопасности. Даже несмотря на никуда не девшееся гнетущее впечатление, которое производит этот лес. Кое-где, правда, время от времени раздаются удары — это окончательно добивают тех, кто все же смог добраться до нашего строя. Не расслабилась только Нарив. Она даже ухом не повела, слыша доносящиеся из-за спины шуточки и смешки, — так и продолжает всматриваться в лес вокруг.
— Осторожно! — успеваю услышать я за миг до того, как что-то толкает меня в бок.
Увлеченный зрелищем того, как позеленевший от времени и сырости скелет пытается подползти к нам, подтягивая остатки костей только одной уцелевшей рукой, я не заметил тень, метнувшуюся ко мне из-за толстого ствола дерева.
Меня отбросило назад с такой силой, что на землю повалился еще кто-то, стоявший за мной. В нос ударил такой смрад… Дарен, даже проведя детство на свалках и помойках Агила, я никогда не чувствовал такого! А уж когда я разглядел то, что навалилось на меня всем весом… Это тоже оказался мертвец. Только, в отличие от тех рассыпающихся скелетов, которые так повеселили нас, этот — относительно свежий. Умер этот человек, конечно, не вчера. И даже, думаю, не неделю назад. Я вижу только его лицо — не череп, а именно лицо, раздувшееся, с вырванными кое-где клочьями кожи, пустыми, словно стеклянными, глазами… Губы уже практически сгнили, и мерзкий оскал зубов, торчащих из распухших, позеленевших десен, все приближается к моему лицу… Чей-то сапог с размаху врезается в голову навалившегося на меня чудовища. Да так врезается, что чуть не скидывает его с меня. Голова мертвеца мотнулась в сторону настолько резко, что кожа на шее лопнула, выплеснув прямо мне на лицо какую-то гадость. От нестерпимой вони все мое тело скрутила судорога. Уже не видя ничего, я только и могу кое-как копошиться под придавившим меня к земле трупом и извергать из себя все съеденное ранее. Я даже не заметил, как тяжесть вдруг исчезла! Из меня словно рвутся наружу все внутренности!
— Алин! — еле доносится до меня чей-то голос сквозь шум в ушах. — Алин, ты как?
— Но… мгуа… хр… — единственное, что удалось из себя выдавить.
Судорожно вырываю непослушными пальцами клок травы, вместе с палыми листьями и прочим мусором, пытаюсь вытереть лицо, не обращая внимания на то, что попавший в горсть мелкий сучок рвет кожу на щеке. Пусть рвет! Кажется, смрад гниющего трупа уже прочно въелся в мою кожу, и эта вонь будет преследовать меня всю оставшуюся жизнь. Что-то влажное касается моего лица. Инстинктивно я отдернулся, но чья-то сильная рука удержала мою голову.
— Сиди спокойно! — прикрикнул Баин.
Он снова принялся протирать мне лицо какой-то тряпкой, которую смочил водой из фляги.
— Ну и вонища от тебя! — Рядом присел на корточки Молин. — Теперь можешь спокойно ходить здесь по лесу. Все окрестные твари тебя за своего примут…
— Молин… — прохрипел я, сплевывая тягучую слюну. — Тебя когда-нибудь прикончат за твои шуточки!
— Всех нас когда-нибудь прикончат. За шуточки или что-нибудь другое… — философски пожал плечами друг и протянул мне свою флягу: — Прополощи рот.
Когда я окончательно пришел в себя, все уже закончилось. Лес продолжает оглашаться протяжными стонами, что-то все еще шуршит по кустам… Но особого беспокойства это ни у кого уже не вызывает. По крайней мере, не вызывает такого ужаса, как тогда, когда все только началось. На мертвеца, напавшего на меня, я постарался не смотреть. Куда угодно — только не на него.
— Вперед! — раздался голос Ламила. — Смотреть по сторонам!
Команду я воспринял с таким облегчением… Шорох ног по траве, редкое похрустывание костей под сапогами… Только бы подальше отсюда! Я даже принялся насвистывать что-то веселое.
— Тебе мало? — Голос Нарив оборвал веселый мотивчик, едва тот начался.
— Что?
— Тебе мало того, что та тварь застала тебя врасплох? — повторила Нарив. — Или ты думаешь, что все позади, а мы на пикнике?
— Чего она? — пихнул меня в спину Молин.
— Говорит, что расслабляться еще рано, — ответил я Молину и улыбнулся Нарив. — Радуюсь, что жив.
Наконец-то жуткий лес остался за нашими спинами. Три дня… Три проклятых дня мы шли, три проклятых ночи, проведенные почти без сна, в атмосфере жути и уныния. После того, первого, боя с ожившими мертвецами хорошее настроение (почти у всех, кроме меня, — думаю, та зловонная тварь, впечатавшая в землю, будет еще долго сниться мне по ночам) схлынуло так же быстро, как и пришло, отступив перед гнетущим духом леса. Время от времени попадавшиеся на пути мертвецы уже не веселили. Досадная помеха — не более… Хвала всем богам, более или менее целые трупы попались на нашем пути еще всего два или три раза. С ними приходилось повозиться, но надолго они задержать нас не могли. А остальные… Подобравшийся слишком близко скелет заслуживал разве что ленивого пинка, от которого он и рассыпался. Гораздо больше все опасались мелкого зверья. Тоже, конечно, мертвого, как и все животные в этом лесу. Не знаю почему, но трупы мелких зверушек сохранились гораздо лучше. А может, они умерли не так давно? В любом случае это было одной из причин, что держала нас в постоянном напряжении. А как иначе? Вот, например, один из баронских. Щеголяет сейчас перебинтованным лицом из-за того, что какая-то мерзкая мелочь (крыса или хомяк какой-то) прокралась незамеченной во время одной из ночевок и успела хорошенько разорвать ему щеку, пока чей-то сапог окончательно эту тварь не упокоил.
Я вдохнул полной грудью пахнущий цветами и травами воздух. Хорошо! И пусть позади, всего в нескольких шагах, тянет в небо тысячи пальцев-деревьев мрачная стена леса. Как же хорошо снова погреться в солнечных лучах!
— Вы тут на травке поваляться собрались? — Голос десятника, как всегда, не дал насладиться моментом. — Привал еще никто не объявлял!
Что поделаешь… Придется топать вперед за остальными. Впрочем, настроение все равно гораздо лучше, чем еще несколько шагов и какие-то мгновения назад.
— Нарив, — позвал я женщину, идущую в двух шагах справа. — Расслабься! Не похоже, что здесь есть какая-то опасность.
— Если бы я расслаблялась каждый раз, когда не видно опасности… — Она даже не повернулась.
Думаю, если наш десятник и мечтает о чем-то, так это о том, чтобы командовать десятком из вот таких Нарив.
— Хорошо тут! — не отстаю я. — Слушай, может, то вранье все? Ну то, что гном тот рассказывал?
— Раньше здесь о ходячих мертвецах и не слышали, — ответила она, продолжая следить за происходящим вокруг. — Посмотри вон туда.
Я посмотрел в направлении, указанном Нарив. Что-то есть на горизонте… Слишком далеко, чтобы рассмотреть… Приложил ладонь козырьком ко лбу.
— Город? — Нечто вдали, прямо там, куда мы идем, действительно напоминает скопление каких-то строений.
— Руины, — ответила Нарив. — Скажи своему капитану, что на ночь лучше остановиться, не доходя до них.
Капитан идет где-то позади, так что мне пришлось передать слова Нарив десятнику. И так и так пришлось бы — не буду же я лезть к Седому через голову Ламила!
— Точно. — Ламил тоже присмотрелся к еле виднеющимся вдали руинам. — Похоже на город какой-то… Продолжайте идти, а я пойду поговорю с капитаном.
С этими словами Ламил отошел чуть в сторону и исчез из вида. Идти так идти… Хотя, конечно, больше хочется отдохнуть. Весь день шли и шли…
— Не знаешь, что это за город был? Не тот городок, о котором ты тогда рассказывала? — снова спросил я Нарив.
— Тот, — согласилась она.
— Что-то не очень хочет дама разговаривать с тобой, — встрял Молин, не понимающий, конечно, ни слова, но истолковавший происходящее по той скупости, с которой отвечала мне Нарив. — Наверное, ты не в ее вкусе.
— Хочешь сам попытать счастья? — ухмыльнулся Баин. — Алин, может, дашь ему на время свой перстень?
— Не-не-не! — Молин на миг остановился. — Мне такого счастья не надо!
— Я передам Нарив, что она не в твоем вкусе. — Я кровожадно улыбнулся Молину и заржал, увидев, как тот побледнел.
— Не беспокойся — меня это нисколько не расстраивает.
Теперь, услышав голос Нарив, остановился уже я. Как я мог забыть, что благодаря перстню мои-то слова понимают все! В том числе и Нарив! Я с опаской посмотрел на нее, но женщина уже снова идет, уделяя все свое внимание только высматриванию угрозы вокруг.
Приказ остановиться на ночлег прозвучал примерно через звон. До руин, по моим прикидкам, идти еще около трех звонов. До леса — чуть меньше, но ненамного. Посмотрел на небо — вечер уже близко. Аккурат до темноты дошли бы до тех руин. Права все-таки Нарив. Учитывая, что основная масса оживших мертвецов, пусть и неопасных в своем большинстве, полезла на нас из замеченных в лесу строений… Кто знает, какая еще пакость может водиться в тех развалинах. Лучше не лезть туда на ночь глядя.
Разбивая лагерь, мы столкнулись с одной очень серьезной проблемой. Судя по всему, провести эту ночь нам придется в темноте. Вокруг — ни одного дерева или даже жалкого кустика. Одна трава. Да, позади нас, неподалеку, стоит темной стеной лес. Но… Даже Ламил не приказал никому вернуться и набрать дров для костра. А если бы приказал — не знаю, выполнил бы хоть кто-то такой приказ. Лично я, скорее всего, отказался бы — лучше всю жизнь сортиры закапывать, чем вернуться в сгущающихся сумерках в тот лес с его ходячими скелетами и атмосферой ужаса.
— Вы дежурите в первую смену, — объявил нам десятник, — до половины первой ночной стражи. Дальше вас сменит десяток Жорена.
— Повезло, — шепнул Крамм. — Первая смена — не придется сон разрывать…
— Какое там «повезло»! — так же тихо ответил ему Дони. — Я уже не помню, когда последний раз спал нормально!
— «Нормально» — это на подушках и с бабой под боком? — съехидничал Молин.
— Если так, то ты, сопляк, «нормально» вообще никогда не спал небось? — не остался в долгу Дони.
— Тихо вы! — шепнул Баин. — Десятник идет!
Привлеченный перешептываниями, Ламил подошел к нашему концу строя.
— Сплетничаем? — поинтересовался он. — Обсуждаете, у кого девка помягче будет? Так давайте я попробую каждую — сразу ваш спор разрешу.
Кто-то заржал с другой стороны строя, а мы стоим молча — едим глазами десятника.
— На всякий случай, если вы увлеклись своими разговорами и не услышали того, что я сейчас сказал, — Ламил на мгновение умолк и обвел нас взглядом, — специально для вас, недоумки, повторяю: если хоть у кого-то из вас я увижу закрытые глаза — даже если вы просто моргнете в этот момент! — повырываю их лично и сварю себе из них неплохой супец! Повторить еще раз или до ваших задниц, по недоразумению оказавшихся на плечах, что-то дошло?
— Дошло, господин десятник! — гаркнули мы все как один, вызвав недоуменные взгляды наемников из других десятков.
— Тогда какого эльфа вы еще стоите здесь? — рявкнул Ламил. — Живо — по местам!
Шаг… Еще шаг… Десять шагов в одну сторону, вдоль границы лагеря, десять шагов в другую сторону… Нет, это невозможно! Спать хочется так, что я уже всерьез подумываю о том, чтобы придерживать сами собой опускающиеся веки пальцами. Вокруг темно — хоть глаз выколи. Слабый свет чужих звезд никоим образом не рассеивает ночную тьму. Кое-что, конечно, видно, но настолько неверно и искаженно, что, почитай, вообще не видно ничего. На севере, как раз там, куда мы направляемся, видно какое-то слабое фиолетовое сияние. Оно стало заметно, как только стемнело, и мы уже успели высказать несколько предположений о том, что это такое. Но обсуждение то было вялым, неохотным — все слишком устали. Впрочем, разговоры все равно не утихали — хоть так можно попытаться отогнать сон.
— Храпят-то как, сволочи! — сплюнул Молин. — Сами дрыхнут, а мы…
— Погоди, — обнадежил Баин, — вот скоро их черед придет — ты на них своим храпом и отыграешься.
Откуда-то из глубины лагеря донесся тихий смех.
— А этим чего не спится? — поинтересовался я, чуть не вывихнув челюсть в очередном зевке.
— Говорят, кто-то из баронских там, — Молин указал в направлении леса, — в лесу, подобрал череп, отвалившийся от одного из костяков…
— Зачем? — удивился я.
— А он, говорят, как отвалился — так продолжал зубами клацать. Ну, кто-то его и подобрал, забавы ради.
— Вот как угрызет его — будет забава, — сказал Баин.
— Эй, Алин! — Мы как раз проходим мимо Робана.
— Чего тебе?
— Слушай, а баба та, которая все вокруг тебя вьется…
— Это еще кто вокруг кого вьется! — хмыкнул Молин.
— В общем, это… — отмахнулся от него Робан. — Она в нашем десятке или как?
— А что? — спросил я.
— Да мы вот думаем…
— Кто это — «мы»? — поинтересовался Молин. — Ты же один здесь стоишь! Или ты завел себе невидимого друга?
— Молин, я тебе сейчас нос сломаю! — пообещал Робан. — Мы с Дони тут размышляли. Он сейчас отлить отошел. Так о чем я? Вот, смотри — баба та — Нарив, да? — все у нашего десятка вьется. И в бою, и так — когда идем. Получается — в нашем же она десятке?
— Ну… — Я задумался. — Наверное, получается, что так…
— Тогда почему она спит, когда мы тут ходим?
— Спроси у нее сам! — Почему-то я разозлился. Даже спать расхотелось. — Давай разбуди ее и спроси!
— Да я же просто… Интересно… — тут же пошел на попятную Робан.
— Робан, она — наш проводник, — вступил в разговор Баин. — В нашем десятке она потому, что только Алин понимает ее речь. И потом, думаю, если бы она должна была дежурить с нами, Ламил ей об этом сказал бы.
— Ага… Скажешь ей… — пробурчал Робан, но мы уже пошли дальше, продолжая отмерять шаги вдоль границы лагеря.
Ночь, тишина, разрываемая храпом спящих, мерный шорох шагов по траве. Кажется, что это все мне уже снится, а не происходит на самом деле. Шаг… Шаг… Справа, со стороны лагеря, мелькают какие-то тени. Я остановился и, стараясь сфокусировать взгляд, пригляделся. Наконец-то! Это, недовольно ворча и позевывая, идет наша смена.
— Это мне снится или нас все же соблаговолили сменить? — высказал мои мысли вслух Молин.
Вместо ответа я только зевнул. Дождался, пока те, чья сейчас очередь сторожить лагерь, подойдут поближе, и, не говоря ни слова, потащился в лагерь. До места, отведенного нашему десятку, всего-то пройти чуть более двадцати шагов. Но какие длинные и тяжелые эти, последние перед сном, шаги! Как я упал и отрубился, уже не помню.
— Тревога! — Чей-то крик настойчиво, как червь-древоточец, ввинчивается в мой сон. Дарен, как не вовремя! Я ведь как раз, показав Нарив чудеса рынка у Крепостных ворот, полакомившись странным, но изумительно вкусным заморским фруктом, пригласил ее к себе… Какая тревога в спокойном Агиле?
То, что это был лишь сон, дошло далеко не сразу. Но дошло. И весомую помощь в этом мне оказали крики и беготня, царившие вокруг. Проморгавшись, я пару мгновений тупо наблюдаю за тем, как наемники спешат занять свои места в строю, поправляя на бегу доспехи и оружие. Посмотрел на небо. Судя по розовой полосе на востоке и тому, что стало значительно светлее, — уже рассвет. Мотнул головой, прогоняя остатки сна, и вскочил. Кольчугу я так и не снимал — остается только подобрать лежащее рядом оружие и шлем.
— Что случилось? — Молин подавил зевок и привстал на цыпочки, пытаясь разглядеть происходящее впереди.