Дня не прошло, как инн Сторан отправил людей закупать овёс и рыбу для коневолков. На следующий день в окрестные города поскакали гонцы — извещать о смене власти и о том, что торговые пути снова открыты. Скоро на Милефрай должны были показаться плотогоны, а в холмах — караванщики.
Теперь же Арга стоял на высоком балконе, смотрел на площадь и тихо, изумлённо ругался. Он уже подумывал перенести ставку. Но это внесло бы в дела слишком много сумятицы. Приходилось надеяться, что за неделю–другую храм Джандилака примет всех посетителей и площадь очистится… Арга прикинул сроки и вслух сказал: «Вряд ли».
Площадь отделяла зимний дом Банширов от храма. Она считалась одной из главных в городе и была на редкость просторна. Пожалуй, на ней мог бы разбить лагерь целый Великий дом. Но сейчас на ней разбивал лагеря целый город. Казалось, вся Цания собралась перед храмом, чтобы спорить, собачиться и орать. Свары перерастали в драки. Пришлось утроить стражу. Сверху казалось, что внизу царит полный беспорядок. В действительности цанийцы выстроили строгую очерёдность, и само по себе это было достойно похвалы. Но многим предстояло ждать несколько дней. На площади ставили палатки. Очень скоро места в очереди начали продавать и покупать. Одни отчаянно торговались, сбивая и задирая цены, другие же пререкались о том, какой вердикт вынесут судьи по их делам.
Храмовые юристы переписывали законы, приводя Уложения Цании в согласие с Правдой Лаги.
Тяжёлый труд этот был по силам немногим. Осложняло его то, что во всём городе нашлось лишь четыре копии Правды, и ещё одну предоставил храму Дом Риян. В скрипториях день и ночь корпели писцы. Но жители города не могли дождаться окончания работ. Ещё не все пожары были потушены, когда в храм потекли первые иски, жалобы и прошения.
Насколько знал Арга, среди цанийцев сыскался лишь один настоящий знаток Правды — совсем молоденький законник, вчерашний семинарист. Сейчас он был главным человеком в храме и сам Преподобный Судья исполнял обязанности его помощника. «Что же, — подумалось Арге, — по крайней мере священники Джандилака благоразумны».
Просителям и истцам благоразумия недоставало.
Время от времени слуха Арги достигали гневные вопли. В последний раз какой–то несчастный клялся богами, что его супруга получит какой–то ковёр только через его труп. Ему пытались напомнить, что он и вправду рискует жизнью ради ковра, ведь если почтенная мэна откажется от обряда примирения… «Вот тогда она и получит ковёр моей бабушки! — вопил старик. — А пока я жив — нет!..» Иные, совсем обезумев, кидались со своими ходатайствами к главам Великих домов или даже к самому Арге. Чтобы прогнать их, страже приходилось обнажать оружие.
Обряды примирения Арга дозволил. Эрлиак поддержал его. Лакенай была счастлива, а Каудрай даже прислала о том отдельное письмо с благословениями. Но в действительности Арга прислушался скорей к доводам разума. Цанийцы не были народом, который укрощают и устрашают казнями. Они думали лишь о своей торговле и своём серебре. И это было хорошо. Цании предстояло стать для Аттай источником серебра, столь же богатым, как Голубая Наковальня. Ей предстояло возвратить долги Святому Престолу Весны — и оплатить будущий поход на Элевирсу. Потому цанийцев следовало беречь, хотя и не давать им воли.
Святой Престол… Арга подумал о Каудрай. Сейчас она готовилась к дальней поездке. В Цании должна была пройти торжественная церемония по случаю Принятия в Цветение и Святейшая хотела провести её лично. До Арги доходили слухи, что Эрлиак пытался её отговорить. Путь в Цанию был слишком тяжёл и долог для Святейшей в её возрасте. Эрлиак мог заменить её. Но Каудрай осталась тверда. Арга надеялся, что она здраво оценивает свои силы.
Он наконец расслышал стук в дверь. На площади было слишком шумно. Арга прошёл в комнату и впустил Эрлиака. Тот находился в превосходном расположении духа. Светло–серые одеяния из тонкого полотна стягивал золочёный ремень, а на плечах сверкало драгоценное ожерелье. В длинные волосы Эрлиака были вплетены несколько спелых колосьев.
— Всё готово к церемонии, — сказал священник, — и я, признаться, удивлён. Прошли считанные дни. Позавчера эти люди сидели за стенами и клялись, что мы требуем невозможного. Вчера они с нами дрались. Сегодня мы их лучшие друзья и почитаемые покровители.
Арга хмыкнул.
— Цанийцы — люди дела. Они умеют упорно трудиться и искать наилучшие пути. Если бы они воевали так же, как торгуют, равных им воинов не нашлось бы под солнцем… Сейчас у них новая цель. Эта цель — примириться с нами и найти тёплое местечко под крылом Аттай. Вот они и добиваются своего.
— Уже почти добились, — заметил Эрлиак и засмеялся.
— Не обольщайся, — ответил Арга с улыбкой. — Признаться, я тоже удивлён. Неужели ты им веришь? Разве ты, святой отец, не должен читать в сердцах?
Эрлиак прищурился.
— Раз уж на то пошло, позволь мне немного почитать в твоём сердце.
Арга воззрился на него, заломив бровь.
— Что?
Эрлиак прошёл вперёд и закрыл двери на балкон. Гомон отдалился.
— Ты собираешься объявить этого мальчика, Лесстириана, главой Цанийской Коллегии.
Арга замолчал. Некоторое время он провёл, размышляя, потом сел у стола и открыл початую бутылку вина. Улыбаясь, Эрлиак сел напротив.
— Честно говоря, — признался Арга, — до сих пор я об этом не думал. Но сейчас — действительно собираюсь. Это кажется лучшим решением. Лесстириан одарён, разумен, у него спокойный нрав, он не злопамятен и будет нам верен.
— Тебе, — поправил Эрлиак. — Он будет верен тебе.
— Чем это плохо?
— Это не плохо, — Эрлиак откинулся на спинку кресла. — У этого есть одна… особенность. Слух, который сейчас распространяется по городу. Пресечь его невозможно. Если попытаться, он лишь окрепнет.
— Не говори загадками.
— Люди видели, как ты вёз его на своём седле.
— А как бы ещё я его вёз? На боевом коневолке…
— Арга, ты же не настолько наивен, — Эрлиак поморщился. — В Цании ходят легенды о наших нравах. Нас считают неистовыми распутниками. Теперь цанийцы убеждены, что ты не только взял его под защиту, но и сделал своим любовником.
Арга расхохотался так, что выплюнул вино обратно в чашу.
— Когда бы я успел? — выдавил он сквозь смех. — Сегодня у меня выдался первый час покоя. С цанийскими отцами города я в эти дни говорил больше, чем с людьми моего дома. А Лесстириана и вовсе не видел.
— Слухам это не мешает.
— Эрлиак! — сказал Арга. — Даже если бы это было правдой — ну и что?
Священник вздохнул с видом бесконечного терпения.
— Среди весенних тоже ходят легенды о нравах окрестных народов, — он пододвинул к себе чашу и плеснул вина. — Как водится, кое–какие лгут, другие — нет. Цанийцы будут думать, что мальчик может повлиять на тебя. Что ты станешь исполнять его просьбы.
— И завалят его ходатайствами, — понял Арга.
— А у него и вправду мягкий и добрый нрав. Его просто с ума сведут. И он обязательно попытается хотя бы что–то у тебя выпросить.
— В этом нет плохого.
— Думаешь? — Эрлиак глянул искоса. — Что же, дело твоё. Ты знаешь, что цанийцы хитрее нас. У их просьб может быть иная, скрытая сторона.
— Надеюсь, что ты прочтёшь их сердца, — усмехнулся Арга.
Эрлиак покачал головой.
— Если я вовремя окажусь рядом… И, кроме того, Арга, не забывай, что ты ныне — всевластный повелитель. Склонить на ложе побеждённого, который жаждет не утех, а лишь защиты и выгоды — не то соприкосновение тел, которое угодно Фадарай.
Арга сдвинул брови.
— Последнюю проповедь об этом, — сказал он хмуро, — я выслушал в пятнадцатилетнем возрасте. И с тех пор надеялся, что с ними покончено. За кого ты меня принимаешь?
Эрлиак развёл руками.
— Прости. Я обязан был это сказать. Арга, ещё одно дело, намного важнее. Где Маррен?
Арга поставил чашу на стол.
— Здесь. Рядом, через дверь. Дверь заперта, но я думаю, что и это лишняя предосторожность. Закон Прощения… поразительно могуществен.
Эрлиак посмотрел ему в глаза. Всякое подобие улыбки исчезло, теперь священник был печален и строг. Арга снова нахмурился.
— Арга, — сказал Эрлиак, — ты должен его убить.
— Что? — Арга выпрямил спину. — Почему? Он безопасен. Он может быть полезен.
— Да. Если ты хочешь использовать его для чего–то ещё, сделай это сейчас. Потом убей.
— Я не понимаю.
Эрлиак склонил голову и сплёл пальцы.
— Думаешь, я говорю это, потому что я жесток? — промолвил он. — Нет — потому что я милосерден. Закон Прощения — это пытка. Для смертного человека это страшно растянутая во времени казнь. Самая справедливая и самая мучительная казнь в мире. Колдун силён. Он будет умирать долго. Все эти муки он заслужил сполна. Но убить его — милосердней.
Арга закусил губу.
«Я хочу, чтобы колдун жил, — думал он. — Я хочу, чтобы он шёл с нами к Элевирсе. Он разобьёт для нас ещё одну Коллегию. С ним мы одержим множество побед. Я взял чёрный меч. Разве для того, чтобы сразу в ужасе его отбросить?» Но этих мыслей он не желал открывать Эрлиаку. Тот поднял взгляд и смотрел на Аргу пристально, будто и вправду читал в его сердце.
— Что тебя останавливает? — спросил он.
Арга потёр лоб.
— Слова клятвы, — ответил он. — Я клялся заботиться и поддерживать. Направлять в служении. Это клятва именем Джандилака, а его мощь я вижу воочию. И я не осмелюсь играть словами, чтобы нарушить его Закон.
— Если ты так понимаешь эту клятву, — прошелестел Эрлиак, — пусть. Ты в своём праве. Но помни, что Джурай Милосердная — его дочь. Тебе ли не знать, что иногда смерть милосердна.
Повисла тишина. Казалось, даже буйная толпа на площади присмирела в эту минуту.
И в дверь вновь постучали. Арга повернул голову. Стук не прерывался, лишь становился громче и настойчивей, наконец кулаки гостя загрохотали так, что дверь затряслась.
— Что там? — окликнул Арга.
Дверь распахнулась и в комнату ввалился молодой Даян, тот самый, что говорил об огне перед воротами Академии. Взъерошенный и красный, он задыхался от быстрого бега.
— Его взяли! — выкрикнул он.
Арга поднялся.
— Кого?
— Того, кто убил Фрагу! — юноша запинался от волнения. — Мирай узнала его. Он пытался бежать, но цанийцы схватили его и выдали.
— Славный народ, — заметил Эрлиак.
— Где он? — спросил Арга.
— Его увидели, когда он выходил из храма Джурай. Сначала его хотели передать нам, Даянам, но Мирай настояла, чтобы его привезли к тебе. Должны скоро быть. Улицы запружены, я обогнал их ненамного.
— А где Риммнай?
— Уехала в Аттай сегодня утром.
Арга кивнул.
— Я спущусь, — сказал он, — приму внизу. Как твоё имя?
— Даян Тегра!
Проходя мимо, Арга хлопнул Даяна по плечу.
— Я запомню.
Его втащили скрученным в три погибели, с проклятиями и божбой. Арга не сразу разглядел, что за человек перед ним. Он и не присматривался поначалу — сел у камина в высокое кресло, заложил ногу на ногу. Согласно Правде Лаги, в мирное время убийцу передавали законникам Джандилака, но в пору войны он был в воле родичей убитого. Риян Риммнай могла судить его как вдова, Великий дом Даян — как осиротевший дом, и сам Арга — как названый сын Фраги.
— Развяжите его! — велела Мирай. Голос её звенел. Она отступила и стояла в стороне, высокая и сверкающая в своей кольчуге. Арга присмотрелся к ней и понял, что смерть Фраги всё ещё тяготит её душу. Лишь одно занимало мысли Мирай: она последняя видела его живым. Люди Весны простились с Фрагой, но не она. Арге подумалось, что суровая Даян Леннай, должно быть, тоже сейчас оплакивает Фрагу. Если бы Мирай доставила цанийца к ней, он бы скоро заплясал в петле. Но она доверилась Арге и его суду.
Цанийца развязали, подтащили ближе к Арге и поставили на колени.
Арга собрался заговорить — и не произнёс ни слова.
Перед ним был старик. Седой, полысевший, с тяжёлым животом и тонкими ногами. На его рубахе пестрели заплаты, сукно штанов истёрлось до основы: служил ли он, ремесленничал или торговал — не много серебра приносило ему его дело. Он не был командиром стражи, как ожидал Арга, даже стражником не был — всего лишь старый ополченец, защищавший свой город. «А город того не заслуживал, — подумал Арга. — Значит, схватили и выдали…» Намерения его переменились и новое решение уже вызревало в его мыслях. Арга окинул взглядом широкую залу. Справа от него стоял Эрлиак, слева — Сиян Мирай. Кроме них здесь был десяток молодых Даянов и девушка в цветах дома Риян. Но уже колыхались тяжёлые занавеси, поскрипывали и приоткрывались многочисленные двери. За чередой окон, выходивших в сад, сновали и умножались тени. «Здесь нет хронистов, — сказал себе Арга, — нет глав домов, но все слуги Баншира сегодня же понесут мои слова в город. Да будет так».
— Как твоё имя, цаниец? — ровно спросил он.
— Корден Ниш, иннайта.
— Знаешь ли ты, кто я?
— Знаю, Ториян Арга Двуконный.
— Знаешь ли, зачем ты здесь?
— Меня проклянут и казнят, — сказал Корден Ниш, — потому что я убил Фрагу.
Арга помолчал.
— Что ты сам думаешь об этом деянии?
Старик поднял голову. Из черт его ушло выражение безразличной покорности, взгляд стал яснее и твёрже.
— Весь мир почитал Фрагу Непобедимого, — сказал он, — и Цания почитала. Он разбил Чёрную Коллегию и сверг Железную Деву, которая грозила нам всем. Я сожалею о том, что убил такого великого человека. Но я сделал бы это ещё раз. Я защищал Цанию.
— Цанийцы выдали тебя, — сказал Эрлиак.
— Он должен заплатить жизнью, — сказала Мирай. — Прикажи повесить его на стене.
— О чём вы? — тихо проговорил Арга. — Этот человек никого не предал. Он не преступал закона. Он выполнял свой долг.
Арга встал и подошёл к старику. Помог ему подняться.
— Будешь ли ты мстить, Корден?
Тот покачал головой.
— Я убил Даяна Фрагу. Не думаю, что сумею совершить лучшую месть.
— Сколько тебе лет?
— Шестьдесят.
Арга удивился. Он ожидал, что старику семьдесят или восемьдесят. Он плохо разбирался в возрасте невесенних.
— Фраге исполнилось сто двадцать, — сказал он. — И он был моложе тебя.
— Я видел. Он дрался как зверь.
— Таковы дары Фадарай, — продолжал Арга. — Мы выступили в поход ради того, чтобы эти дары принадлежали не только нам. Понимаешь?
— Понимаю, человек Весны. Я защищал Цанию.
Арга кивнул.
— Отпустите его с почестями, — велел он. — Пусть все знают, что он был отпущен с почестями. Ясно?
Ноздри Мирай раздулись от гнева. Глаза Эрлиака весело блеснули, он поторопился согнать с лица улыбку. Молодые воины уставились на Аргу с изумлением.
— Арга… — начала Мирай и умолкла. Арга посмотрел на неё, но ему не пришлось ничего объяснять. Понимание осветило её черты. Она коротко поклонилась Арге.
— Мирай, — попросил Арга, — проследи за тем, чтобы инн Корден не терпел обиды. Позже я узнаю, как у него дела.
— Я услышала.
Мирай увела старика. За ней ушли остальные, переглядываясь и отрывисто переговариваясь между собой. Арга не различал слов, но слышал достаточно: кто недоумевал, кто был рассержен. Были и те, в чьих голосах звучало восхищение. Эрлиак проводил их взглядом и осенил себя знаком цветка. Он хотел что–то сказать, но заметил, как Арга смотрит на приоткрытую дверь и промолчал. Поразмыслив и выждав время, он заговорил с нарочитой беспечностью:
— Подумать только, а ведь я пришёл совсем с другими новостями.
— Да?
— Ночи становятся всё холоднее, — сказал Эрлиак. — Вода в Милефрай стынет. Скоро станет слишком зябко для празднества под открытым небом. А все мы знаем, что славить Фадарай под крышей — совсем не то.
— Праздник! — Арга невольно ухмыльнулся. — Я совсем забыл.
— А я — нет, — Эрлиак легко дотронулся до его плеча. — Шатры ставят на реке выше по течению. Цанийцы нам не помешают. Сегодня вечером начнётся. Пока светло, будет скучно… как обычно. А когда смеркнется, зажгутся костры. Приходи, Арга.