Я подняла голову:
— Простите?..
По губам женщины скользнула грустная улыбка:
— Конрад воспитал тебя достойной наследницей.
— Я не понимаю…
— Это я не понимаю. — Из голоса женщины пропали всяческие певучие нотки, проскальзывавшие до этого. — Не понимаю, почему моя дочь находится сейчас в Фирбоуэне, в мужском платье, да еще в таком сопровождении.
Я попыталась увести разговор в сторону:
— Я же не спрашиваю, как получилось, что вы живы!
— Об этом мы еще поговорим, — пообещали мне. — Но прежде я хотела бы все-таки узнать, как получилось, что ты здесь?
Капрал, не открывая глаз, сдавленно застонал.
— Я расскажу, я все расскажу! — не выдержала я. — Помогите лучше ему!
Кнесица заломила тонкую, явно выщипанную — а я ни разу на это не решилась — бровь, но промолчала. Подняла с пола оставленную мной плошку с отваром разрыв-травы (и как ее только не перевернули?), принюхалась к содержимому посудины, осторожно попробовала на вкус и смело вылила всю плошку в кастрюльку к остальному зелью.
— Договорились, — наконец ответила она.
Следующая порция порошка из перетертых трав тонкой струйкой посыпалась в кастрюльку с зельем, а вслед за этим зеленые искры, сорвавшись из-под потолка, одна за другой утонули в серой мутной жидкости. Настой осторожно перелили в неглубокую плошку — ту самую, где до этого была разрыв-трава.
— Подними ему голову, надо напоить его отваром, — приказали мне.
Немного зелья пролилось мимо рта капрала, побежало ручейком, потекло по шее, и мне вдруг почудилось, что я вижу серебристое свечение, идущее откуда-то из-под матраса. Но видение пропало так же внезапно, как и появилось, а потому я решила, что потом выясню, что же это было. Потом, все потом, сейчас главное, чтобы Айден поправился.
На несколько секунд повисло молчание, а затем фенийка вдруг тихо спросила:
— К Конраду ты тоже обращаешься на «вы»?
— Да, а что?
Она отвела взгляд:
— Ничего. Совсем ничего.
Вновь наступила тишина, было лишь слышно, как тяжело дышит капрал, а в груди у него что-то булькает.
— Это ему поможет?
Тихий вздох:
— Конраду когда-то помогло.
Сердце кольнуло острой иголкой. Папа… Как он там? Уже знает, что я сбежала? Беспокоится?
Злые слова сорвались раньше, чем я успела подумать, что говорю:
— Но это не помешало вам сбежать, оставив его и меня.
Губы фенийки сжались в тонкую ниточку:
— Ты сама не понимаешь, о чем говоришь.
Еще недавно я бы промолчала, но сейчас… События последних дней — предательство Шемьена, бегство в Фирбоуэн, ранение капрала — все это навалилось снежным комом, и остановиться я уже не могла.
— Я все понимаю! — Я даже забыла, что могу потревожить Айдена. — Я понимаю, что ты оставила меня и ушла, не попытавшись даже объясниться!
Голубые глаза женщины вспыхнули грозовым отсветом. В следующий миг она заговорила, сбиваясь и путаясь в словах:
— Да что ты понимаешь?!.. Фении из моего рода должны хотя бы раз в месяц менять облик, и когда мы венчались, Конрад знал это… А потом… Потом ему попросту надоело, что жена кнеса раз месяц, в полнолуние, срывается, превращается в лебедя, улетает куда-то! И в том, что произошло, что случилось, виноват только он! Когда я спала, Конрад спрятал мой пояс, без которого невозможно обращение, потому что это часть ритуального одеяния.
Я посмотрела на Айдена. Дыхание его выровнялось, стало спокойнее.
— Мне удалось вытерпеть полгода, — продолжала фенийка. — А потом поняла, что еще чуть-чуть, и я умру! Просто не смогу дышать, не смогу жить: каждый миг мне казалось, что я иду босиком по раскаленной стали, что вокруг вместо воздуха — вода, что я задыхаюсь! Я сбежала в Фирбоуэн, уже здесь обратилась к главе рода… Я почти в ногах у него валялась, а он был против. Еще бы, ведь я вышла замуж после скандала между Унгарией и Фирбоуэном. И кого волнует, что его величество Лёринц уже несколько лет был счастлив в браке? Мне дали возможность выжить, вернули способность менять облик, я возвратилась в Унгарию — и натолкнулась на закрытые двери. Конрад не пустил меня обратно. Запретил даже просто видеться с тобой. Запретил, хотя знал, как я тебя люблю. Я писала письма — он их сжигал. Я пыталась повидать тебя — он прогонял меня! Он запретил любое общение с тобой!
— А еще папа запретил охотиться на лебедей.
Кнесица вздрогнула и замолчала на полуслове. Отвернулась от меня, медленно провела ладонью по влажному лбу капрала и вздохнула:
— Удачно, что ты была рядом с ним все это время, иначе бы он уже умер.
— А теперь?
— Теперь все будет хорошо. — Вспышка чувств, заставившая ее рассказать, что произошло много лет назад, стихла так же внезапно, как и возникла. Женщина, выплескивающая свои эмоции, исчезла. Передо мной вновь стояла кнесица де Шасвар. Спокойная и строгая. — Не знаю, откуда местному знахарю известно про лечебные свойства разрыв-травы, но при таких признаках болезни лучше всего помогает именно она. Отдыхай. Твоему спутнику уже лучше. Он проспит несколько часов, а когда проснется, все будет в порядке. Тебе пока следует отдохнуть. А потом мы все-таки поговорим о том, как ты здесь оказалась.
Фенийка тихонько выскользнула из комнаты. А я осталась.
Не знаю, чего мне хотелось больше всего в этот момент. Кинуться за ней, узнать, что происходило все эти годы? Или остаться здесь, проследить, чтобы с Айденом все было в порядке? Я буквально разрывалась на части. И сейчас меня совершенно не пугало, что придется рассказать маме обо всем: и о Шемьене, и о путешествии по Мертвому Эгесу, и о химерах.
Проскользнувший в комнату иглонос фыркнул. Я ожидала, что он, как обычно, начнет ластиться, но найденыш принюхался и сунул морду под матрас, чудом не спихнув с подушки голову капрала.
— Уйди! — зашипела я на зверя, но тот и не подумал послушаться. Что-то ухватил зубами, потянул…
Нет, он точно сейчас разбудит Айдена!
Я оттолкнула морду Брыся от кровати, и на пол упала знакомая тетрадь, вытащенная из-под матраса.
Ох, я же совсем забыла про нее…
Но капрал еще спит? Я склонилась над ним. Действительно спит. Крепко и спокойно. Кажется, на этот раз волноваться уже не о чем. Надо будет, как только Айден проснется, уточнить, просыпался ли он этой ночью или мне действительно все почудилось. А пока посмотрим, что же там светилось.
Страницы легко раскрылись на уже знакомом стихотворении. Правда, теперь там появились новые строфы:
Айден спал. Тетрадь я снова спрятала под матрас, стараясь не побеспокоить раненого. За стеной слышались звонкие команды кнесицы де Шасвар — похоже, мама (я все-таки смогла назвать ее так) и здесь была значимой фигурой. А я все сидела возле капрала, пытаясь понять, что могут значить прочитанные слова. Но мысли прыгали по кругу, и ни одной здравой так и не приходило.
А самой назойливой была одна: почему отец мне ничего не сказал?
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
Айден
Огромный зал с белыми мраморными колоннами весь залит ярким светом. Веселый гомон голосов, позвякивание хрустальных бокалов, звонкий смех дам… Парадный оркестр в ливреях, знакомые звуки «Осеннего вальса»… Вокруг хороводом диковинных цветов кружатся прелестные создания — шелковые складки, кружевные оборки, бриллианты в ушках и на шее. Сливки эгесского общества! И нашего брата немало. В основном офицеры, конечно, дворянская кровь. И капитан Лигети здесь, с супругой в танце кружится, и сам маршал Буриан — возле буфета вместе с моим отцом и великим кнесом. Коньяк смакуют, улыбаются благодушно… А кто же это рядом с колонной? Блэйр? В таком месте? Чудеса да и только. С кем это он бокалами чокается? Светлые боги, неужто Фелан? Так он же в ссылке?.. Ничего не понимаю.
— Айден! Вот ты где! — Чья-то рука касается моего локтя.
Опускаю глаза и обалдеваю: с каких это пор я ношу белый мундир с золотыми нашивками? Капитанские… Нет, ну точно капитанские! Только бы отец не увидел. Прибьет без разговоров за такой-то маскарад.
— Айден, ну ведь вальс же кончится! — тянет меня за обшлаг все та же рука. Точнее, ручка. Изящная женская ручка в белой лайковой перчатке. — Пойдем скорее! Ну пойдем же…
Повинуюсь и разворачиваюсь к просительнице. И обалдеваю во второй раз:
— Матильда?..
— А что, разве я так изменилась за четверть часа? — Смеющиеся зеленые глаза смотрят на меня снизу вверх. Высокая прическа, дорогое атласное платье, жемчуг на шее… А я говорил, что этот сиротский камзольчик надо выбросить ко всем псам! Светлые боги, какая же она у меня красивая…
— Айден, что с тобой?
— Э-э-э… — мычу самым идиотским образом и машинально хватаю с пролетающего мимо подноса бокал игристого.
Я с ума сошел, однозначно. Эта роскошная зала, лакеи в ливреях, высокое начальство, Блэйр, кнес, Матильда, которая тащит меня танцевать… Как я тут оказался? И почему это никого не возмущает?
— Гр-р…
— Брысь! — Кнесна с улыбкой отпихивает от себя непонятно откуда взявшегося иглоноса. Морда зверя вымазана белым. Похоже на крем или сливки… Ну, все ясно! Я рехнулся. Маскарад маскарадом, но эту невоспитанную образину даже в нашу казарму не пустили бы, а тут бал!
Опрокидываю в себя игристое. Тяну руку к подносу за следующим бокалом.
— Брысь, зараза!
Любопытный иглонос подпрыгивает вслед за моей рукой, с размаху влетает лбом в поднос, уставленный хрустальными рюмками и бокалами, и тут же меня с ног до головы окатывает холодный винный душ. Нет, это не питомец, это сплошное недоразумение! Даже с ума сойти и то спокойно не даст же! Шипя, утираю лицо рукавом загубленного парадного мундира.
— Брысь! Уйди, бессовестный! Ну что ты наделал?
— Гр-р…
Это Матильда. Ругается. И правильно! Я еще и пинка дал бы. Вот сейчас, проморгаюсь только…
— Капрал? О, слава Матери Рассвета! Я уж боялась, вы никогда не проснетесь. Лежите-лежите! Лучше вам пока поберечься.
— В смысле? Но как же вальс? — Я открыл глаза. — Ы-ы-ы!!!
— Что такое? — всполошилась склонившаяся надо мной кнесна. — Болит? Голова кружится? А?.. Ну скажите же что-нибудь!
Под головой — мокрая подушка. Сверху — бревенчатый потолок агуанского дома. Пахнет травами и какой-то лекарственной дрянью. Из-за спинки кровати выглядывает виноватая морда иглоноса. На одеяле валяется пустая миска. М-да. А как все хорошо начиналось!..
— Капрал! — Матильда наклонилась еще ниже и озабоченно приложила ладошку к моему лбу. — Да что с вами? Вы… вы как?
— Могло быть лучше, — честно признался я, тяжело вздыхая. И поднял на нее взгляд. Ни тебе жемчуга, ни тебе прически, и клятый камзол все так же мозолит глаза.
Так это был сон? Всего лишь сон? Тьфу ты! И зачем этот подлец игольчатый меня разбудил?
— Все в порядке? — Госпожа де Шасвар с тревогой заглянула мне в лицо.
Я кисло кивнул. Кое-как сев на постели, сердито зыркнул на провинившегося питомца:
— Скотина ты, Брысь. Такая, что слов нет.
— Гр-р?..
— Капрал?..
— Э-э-э… Простите, госпожа. Не обращайте внимания. — Я снова вздохнул, вспомнив удивительный сон, и, не удержавшись, ляпнул: — А золотистый атлас вам так к лицу!
— Что? — изумилась Матильда, так и не донеся руку до опрокинутой плошки. — Какой атлас? Вы прилягте, капрал… И вот, отвара глоточек… еще один… Ах, Зеленый Отец, что же за несчастье такое? Мама говорила, беспокоиться не о чем, а тут…
— Мама?
— «Вальс», «атлас»… Мало нам горестей, так теперь еще и видения начались. Да чтоб им провалиться, тварям зеленым!
— Мама?
— А… — Кнесна запнулась и, словно придя в себя, тряхнула кудрями. — Простите, капрал. Забылась. Да вы лежите, лежите!
— Зачем? — Пожав плечами, я прислушался к собственным ощущениям.
Общая слабость, пить хочется страшно, но в остальном полный порядок. Эта самая «мама», пожалуй, права — беспокоиться не о чем. Я наморщил лоб. Мама! Это что-то новенькое! Или… Погодите-ка. Так, стало быть, те две птицы, коршун и лебедь, лук в моих руках, надсадно голосящие агуане, высокая женщина в белых одеждах и срывающийся шепот Матильды мне не почудились? Я правда все это видел и слышал? Честное слово, лучше бы мне не бал приснился! Час от часу не легче!
— Госпожа де Шасвар, вы же говорили, ваша мать умерла десять лет назад?
— Говорила, — пролепетала кнесна, крутя в руках плошку. — Просто… Так получилось… Это долго объяснять, капрал.
— А я не тороплюсь.
— Видите ли…
Входная дверь скрипнула. Послышались легкие шаги, шелест платья и голос:
— Ну вот! Я знала, что все обойдется. Как вы себя чувствуете, господин офицер?
— Сносно, — булькнул я, поворачивая голову.
На пороге комнатки стояла женщина. Красивая женщина, даже слишком красивая, на мой вкус. Как мраморная статуя, ей-богу! Белое платье, белая кожа, белые волосы… Да ведь она фенийка? И если я ничего не путаю — великая кнесица де Шасвар. Отошедшая в мир иной, когда Матильда была еще девочкой. М-да. Прекрасно сохранилась для покойницы-то!
Затянувшуюся паузу прервал извиняющийся голос кнесны:
— Я забыла вас представить. Мама, это…
— Пустое, дорогая, — улыбнулась гостья. — Я так понимаю, мы с господином Иассиром уже наслышаны друг о друге. Да и к чему все эти церемонии? Вы не против, капрал?
— Нет, — односложно ответил я. И, спохватившись, отвесил фенийке неуклюжий полупоклон. Конечно, стоило бы встать, да по всей форме… Но для этого желательно означенную форму иметь в наличии! А проклятые агуане, спасибо им за заботу, раздели меня чуть ли не до самых кальсон. Надеюсь, хоть кнесну я голым торсом не сильно шокировал?
Я покосился на Матильду. Отметил заляпанный травяным соком камзол, плошку в ее руках, придвинутый к кровати стул и понял, что конфузиться уже бесполезно. Сколько я тут валялся? День, два?.. И когда бы ни пришел в сознание, она всегда сидела рядом. Стало быть, нагляделась по самое не хочу… Ну точно! Вон щеки так и горят. Стоит, глаза в пол, на маменьку взглянуть стесняется.
Кстати о маменьке.
— Гхм! — Я кашлянул в кулак. — Простите за нескромность, госпожа, но выходит, тот лебедь…
— Да, — улыбнулась женщина. — И я очень признательна вам за помощь, господин офицер.
— Не за что. Надеюсь, ваш обидчик вам не родственник? — Я фыркнул. — А то было бы очень неудобно.
— Не волнуйтесь. — Фенийка пожала плечами. — Обычный хищник. Они не очень-то разбираются… У вас все еще бледный вид, капрал Иассир. Отдыхайте. Мы зайдем попозже. Матильда, дорогая…
Сделав знак дочери, женщина понизила голос и, не переставая говорить, вышла из комнаты. Кнесна, растерянно оглянувшись на меня, последовала за ней. Я проводил их взглядом, сбросил на пол мокрую подушку и откинулся на матрас, подложив руки под голову. С другой стороны кровати сопел Брысь — он уже успел под шумок забраться наверх и свернуться клубочком у меня в ногах. А, да пусть лежит. Не жалко. Я глянул в окошко. На улице светило солнце и щебетали птицы. Хорошо жить! Плечо больше не ноет, голова не раскалывается.