- Подожди меня, ладно?
- Иди, Андрес, я никуда не денусь.
Я быстро вышел. В коридоре было пусто. Пара дверей была открыта – школяры создавали сквозняки, спасаясь от жары. Недоучки...
Стремительно идя к лестнице, я не заметил… лишь, летя вперед – на пол, я увидел краем глаза сидящего одноклассника с вытянутой вперед ногой. Вскрикнув от боли, я пощупал скулу и губу. На пальцах осталась кровь. За спиной нарастающим гамом поднимался смех. Я обернулся, сжимая зубы.
Когда я встал, они утихли, вжавшись в свои комнаты. Страхом несло за километр. Собрав всю воду, что была в корпусе, я полил коридор. Школяры захлопывали двери. Привычно преобразовав связи, аккуратно ступил по льду к лестнице. Оказавшись на безопасной поверхности – подтопил поверхность. Закрепил, чтобы не смогли растопить совсем. Наслаждайтесь, шутники.
Вверх по лестнице поднимался заместитель декана. Пройдя мимо, я вежливо поздоровался. Услышав же грохот и крик – усмехнулся и удовлетворенно кивнул.
У фонтана на центральной площади между двумя корпусами и замком, стояла Тайрен. Я удивленно хмыкнул, подходя.
- Здравствуй, Андрес, – улыбнулась она беспокойно. – Что у тебя с лицом?
Она подошла ко мне, дотрагиваясь до губы. Я поморщился. Нечаянно задержав взгляд на её запястьях, чуть вздохнул. Синяки уже давно сошли.
- Что ты хотела?
- Просто увидеть тебя. Поболтать…
Я удивленно вскинул брови. Ты прилетела сюда, чтобы увидеть меня, поболтать? Что за ерунда?
- Тебе может показаться это странным, даже смешным. Но я думала о нас. Я не сказала Саше, хотя злилась… А потом узнала, что у нас…
- Тайрен! – я перебил её излияния, – о чем ты говоришь? «Нас» не было, нет, и не будет, – я цедил слова медленно и внятно. Так, чтобы каждое было понято и впитано. – То, что произошло той ночью – твоя осуществившаяся прихоть. Ты меня хотела, и ты меня получила таким, какой я есть. Без прекрас, – я усмехнулся от понимания, как точно смог обрисовать свое отношение к случившемуся. – Это был первый и последний раз.
Кажется, Тайрен не дышала, глядя на меня округлившимися глазами и не дыша. Мне стало смешно и противно. Нужно было отпугнуть её, сделать так, чтобы она раз и навсегда поняла, что не стоит приезжать ко мне «поболтать». Сжав её плечо, я уточнил:
- Или ты хочешь еще?
Она попыталась выдернуть руку, но силы были, мягко говоря, не равны.
- Ты делаешь мне больно.
- Если ты не хочешь испытывать эту боль – забудь обо мне.
Тайрен опустила голову. Я отвернулся, вытирая кровоточащую губу. Приняв её молчание за понимание тщетности приставаний, я пошел обратно к корпусу.
- А если хочу?! – услышал я её крик, порядочно отойдя и обернулся. В её глазах блестели слезы. Она растирала плечо, где наверняка снова появится синий след от моих пальцев. Вокруг замерли школяры. Двое знакомых парней смотрели на нас во все глаза. Я почувствовал, как краска заливает лицо.
Подбежав к Тайрен, я схватил её за руку и повел вон с территории школы. Она молча поспевала за мной.
Выйдя за ворота, я огляделся. Ни разу еще не приходилось выходить сюда. Увидев в сотне метров редкую рощицу, двинулся к деревьям. Тайрен начала вырываться. Я поднял руку, которой держал её.
Зайдя подальше в рощу, я прижал её к дереву и вспомнил о ждущем меня Эзнере.
- Я люблю Целесс, Тайрен. Она ланит. И мы были вместе…
- Она заставила тебя не думать о матери? – усмехнулась она, но дрожь в голосе выдала страх. Я сжал зубы, вдавливая её в дерево своим телом и ломая в кулаке запястье. Вскрикнув, она пыталась вырваться, по щекам текли слезы.
- Чего ты хочешь? Что мне сделать, чтобы ты забыла обо мне?
- Я всегда буду помнить о тебе. Ты оставил мне напоминание…
- Ты не нужна мне, Тайрен! Почему тебе так сложно понять это?!
- Но ты нужен мне…
Я отпустил её, отходя.
- Я же мальчишка! – рассмеялся я громко и, как надеялся, обидно. – У меня до тебя никого не было. Ты была для меня лишь… первым опытом, не больше! Неужели ты думаешь, что можешь занять место большее, чем уже получила? Вы же как сторожевые псы у отца: верные и безопасные. Мама могла убрать вас в любое время, но вы – безвредны! Удовлетворяете его потребности, когда надо. Служите… Что самое смешное – вы нужны ему! Но мне-то – нет!
- Андрес…
- Тайрен, извини, если не оправдал ожиданий. Я совершенно не тот, кто мог бы разделить с тобой… старость. Между нами ровным счетом ничего – ничего! – не было. Нет. И не будет. И поверь, у меня сейчас забот... – я провел рукой над головой, – не до тебя.
Я развернулся, чтобы уйти.
- Андрес… - Тайрен плакала. Я бросил на неё взгляд, ступая по высокой траве обратно к школе.
«Не уходи, прошу! Я все…» - услышал я в голове и мгновенно закрылся. Удивился сам легкости, с какой это получилось.
Когда я поднялся на этаж, одноклассники рубили лед в коридоре. Кто чем: лопатами, ломами, ножами. Я засмеялся над ними и встретил ненавидящие взгляды. Проходя мимо, надеялся, что никто не посмеёт воткнуть лом или нож мне в спину. Обошлось.
Эзнер сидел на моем табурете, листая книгу.
- Что-нибудь знакомое? – спросил я.
- Есть пара вещей.
Я удивленно вскинул брови.
- Этот меч, например, – Эзнер откинул книгу на начало и открыл на второй, бывшей когда-то четвертой, странице. – Твой отец видел его. Даже воспользовался однажды, когда ты еще не родился.
- Откуда ты знаешь?
- Он сам рассказывал. Не уверен, что могу тебе рассказать это в деталях, лучше спроси у родителей сам.
- Хорошо. Продолжим?
Эзрен бережно закрыл книгу и повернулся к иллюзору. Через мгновение перед глазами снова замелькали всевозможные деревья.
Когда начало смеркаться, Эзнер откланялся. Запомненного мной дерева мы не нашли. Я взял карандаш и открыл чистый лист в тетради. Никогда раньше не рисовал. Но внезапная мысль, что я могу «не случайно» забыть, как оно выглядит, напугала. Я начал рисовать широкую крону, незаметно переходящую в ветви. В этом была основная особенность: как отличается рука человека от плавника – так же отличались ветви обычных деревьев от ветвей того, из книги. Белые листья со множеством кончиков… Надо было сказать Эзнеру, что дерево – белое. Как же я не подумал об этом!
Второй рисунок получился болеё похожим на оригинал. Точнеё стало понятно, что на рисунке – дерево. Я отложил тетрадь и зажмурился. Глаза щипало.
Хочу увидеть маму. И Целесс.
Я глубоко вдохнул. Мы не виделись меньше недели, но это уже стало вечностью. Мир изменился за эти дни. Они были нужны мне – необыкновенно нужны.
Уже стемнело. Конечно, мне не позволят взять летуна так поздно. В общем-то, тут до Турхема полчаса пешком. Может, даже меньше. Дойду.
Я вынул из комода рубашку и завернул в неё книгу. С удивлением понял, что привык к балахону настолько, что не тянуло снять его. Пристроив реликвию подмышкой, ушел в невидимость и открыл дверь.
- Куда это ты собрался на ночь глядя, босяк?
Я вздрогнул, оборачиваясь. Как он меня увидел? Их еще не учили разворачивать программы обратно…
На бордюре только что пройденного фонтана в своей обычной компании сидел белобрысый. Поправив книгу, я решил не обращать на него внимания.
- Он настолько глуп, что не догадывается о существовании обуви! – крикнул «старший» и дружки засмеялись.
Я остановился.
- О! Он настолько зол, что сейчас покроет льдом всю эту площадь!
Смех стал громче. Я пошел к школярам, сидящим на фонтане. Остановился, выходя из невидимости. Кто-то замолчал. Обежав взглядом веселую четверку, я передал книгу парню, что благоразумно перестал смеяться. Отойдя на два шага, провел пальцами по опухшей губе с саднящей ранкой.
- Он настолько силен, что боится убить одним словом! И все время молчит! – оскалился белобрысый. Парочка слева от него было засмеялась, но быстро смолкла. Ты видок, вот что! – понял я неожиданно. И еще, ты – ланит или полукровка. И такому как ты могла бы достаться моя Целесс. Рот наполнился горечью и злобой. Поморщившись, я сплюнул. Наконец, парень понял, чего я от него добиваюсь и встал. Двое справа поднялись за ним. Отступив на шаг, я чуть пригнулся, засучивая рукава.
Через секунду на меня дыхнуло ветром, и я засмеялся. Я хотел, чтобы было более или менее честно – без магии. Но ты сам решил исход. Пусть будет магия. Только быстрее! Мне нужно успеть повидать любимых…
Белобрысый ударил огнем, без обиняков, прямо в меня. Стало очень жаль парня с его бесхитростным подходом. Шар ударился в ледяную стенку и зашипел. Между нами образовалась лужа. Собирая её в ладони, я метнул две сосульки. Обе попали по бокам от «старшего» - в ноги дружков. Они закричали, вокруг тут же угасла невысокая стенка огня и туманный щит. Если хоть один преподаватель выглянет в окно…
Он посмотрел по сторонам, а я - на звезды. Ладно. Собрав воздух вокруг них троих, я пошел к книге. Хватаясь за горло, он выпячивал глаза и пытался вдохнуть. Ну сделай два шага в сторону, тупица! Один из дружков догадался и сидел, с шумом пытаясь надышаться у фонтана. Это ведь надо такую комедию разыгрывать. Даже без тренировки ты можешь находиться без воздуха несколько минут. Хотя… я улыбнулся, замораживая влагу на камнях у фонтана. Ты хотел льда?
Четвертый школяр пытался одновременно отдать мне книгу и убежать. Я поднял бровь, наблюдая за его противоречивыми движениями. В итоге он положил её на краешек бордюра и замелькал пятками в сторону нашего корпуса. Белобрысый на карачках скользил по льду из вакуума к товарищу, все еще пытаясь что-то вдохнуть. Третий лежал без сознания с дыркой в штанине и сочащейся из неё крови. Ведь не вытащат тебя дружки. Убрав рамки, державшие пространство вокруг них безвоздушным, я пошел к воротам.
Когда мне было тринадцать, Целесс лишь смеялась… кошки не стало в мгновение. Лишь потом она поняла, как жутко и больно мне было в тот день. Я надеялся, что никогда не придется применять магию против людей. Но очень скоро понял, что надеждам не суждено сбыться. А Учитель показывал мне все новые и новые приемы.
Сархат не любит воду так, как люблю её я. Он предпочитает низшую магию - составляющую самой жизни, не имеющую отношения к стихиям. Ему бы крылья Им Каруса сдались мгновенно. Но я не просил помощи.
Раньше мне не приходилось так гулять. Между Турхемом и школой пролегали поля. До горизонта не возвышалось ни деревца. Ветер трепал колосья по обеим сторонам дороги. Не смолкая, трещали кузнечики. Под ногами же лежала изъеденная трещинами глинистая земля. Иногда – щекотный пучок травы или камень.
Кажется, я был счастлив. Как в объятиях мамы…как с Целесс… как за книгой, когда запустил шифр. Всегда по-разному, но одинаково остро и незабываемо.
В город я пришел еще до полуночи, как и рассчитывал. Через двадцать минут летун приземлился на башенке резиденции гильдии псиоников.
Целесс!
Мы встретились во внутреннем садике, пропитанном ароматом цветов и яблок. Она была розовая и запыхавшаяся. И всегда меня слышала…
От одного прикосновения к ней кружилась голова. Я сел на лавку, привлекая подругу к себе на колени.
- Что у тебя с губой?
Я усмехнулся, ловя её губы.
- Мама была в ярости… Она всегда говорила, что главное – это семья. И тут я поднимаю щит вам – от дяди.
Я поднял на неё плывущий взгляд.
- Я не знаю. Не спрашивай.
Провел рукой по груди под серым платьем школяра-псионика. Прижал плотнеё, впиваясь в губы снова… Она ударила мне по плечу, привлекая внимание. Спрыгнула с колен, повела к себе в комнату. Я лишь старался не споткнуться по дороге и не выронить книгу, бездумно идя за ней в темноте. Как я соскучился по тебе, Целесс…
6.
Анж разбудила рано, с рассветом. Она всегда знала дома я или нет. Хотя, возможно она заходила каждое утро – не знаю. Я сел на кровати, вопросительно глядя на нее.
- Отец встал, Марго еще нет.
Я кивнул. Пробегусь, пожалуй.
Ожидая, когда женщина покинет комнату, я сидел на кровати и потирал глаза. В голове всплыла недавняя отцовская фраза: «Я наблюдал ваш разговор с Целесс… Даже мать не всегда понимает…»
Анж вздрогнула, оборачиваясь. Я поднялся и медленно пошел к ней. Как же так!? Анж пятилась назад, пока не уперлась спиной в стену у двери. Глаза, знакомые с детства – добрые и смеющиеся – смотрели на меня с неподдельным страхом. На лбу выступили капельки пота.
- Андрес, что ты…?
Я и сам не знал, что собирался делать. Взяв за горло, я прижал Анж к стене. У неё рука не поднимется причинить мне вред! Она же как нянька мне была…
Как же так?! И все эти годы ты доносила обо всем, что у нас происходит, о чем мы думаем? Но кому? Кому?
- Кому?
- Я отчитываюсь только перед главой гильдии.
Вот оно что. Анж…
Я помнил её, сколько помнил себя. Она часть этого дома, часть нашей семьи. Она делила с нами всё: кров, еду, радости и беды. Анж была рядом всегда.
- Беги… - прошептал я, разжимая руку и тяжело опираясь о стену.
Женщина нырнула вбок и исчезла за дверью. Я вздохнул, закрывая глаза. Почему так? Почему?
В окнах стремительно поднималось солнце, щекоча лопатки. Нужно было возвращаться в школу, я направился под душ.
- Мам, пап… - улыбнулся, заходя в столовою.
- Андрес!? – воскликнула мама, с шумом отодвигая стул.
- Сын?!
Мама замерла в нерешительности. Я прилетел только для этого, мам. Не смей делать вид, что не рада мне! Стремительно преодолев несколько шагов, она потянула руки, и я подхватил её, прижимая к себе и пряча лицо на груди. Как же я скучал, мам.
- Ты будто в день по сантиметру прибавляешь! - смеялась она.
- Анж не видел? – спросил отец.
Пройдя к своему месту, я взял вареное яйцо, подкинул в воздух.
- Не играй с едой, – побранила мама.
- Анж больше не появится в нашем доме, – предупредил я, наливая себе молока. – Нужно подыскать новую помощницу. Желательно, не псионика, доносящего Арханцель все происходящеё у нас в доме и в головах.
Мама и отец замерли, перестав жевать. Обернулись друг на друга. Потом мама отвернулась, и злость искривила черты лица. Отец, поднявшись к окну, от всей души ударил раскрытую раму окна. Стекло жалобно загудело.
- Ты отпустил её? – обернулся через мгновение.
Я вскинул взгляд. А ты бы не отпустил? Отец отвернулся.
- Пригрели… - прошипела мама в сердцах.
- Ты пятнадцать лет не могла понять, что Анж – псионик? – обернулся снова отец.
- Саш, не утомляй… - отмахнулась мама, вставая из-за стола. Я сдержался, чтобы не улыбнуться. Откусил хлеба. Все уже случилось. Что уж…
Доев, я сходил в кабинет за книгой. Лишь здесь, в комнате, где я постоянно накручивал все новые и новые защитные программки, книга могла быть в безопасности. Вернувшись, я подошел к отцу у окна. Он все еще переживал.
Открыв замок книги, я достал сложенный листок бумаги, на котором, как мог, изобразил дерево.
- Художника из тебя не вышло бы. Написано «белое». Что у него белое?
- Все.
- То есть белое невидимое дерево? Ветви так и выглядят как ласты, или ты не смог разъединить их вовремя?
Ласты… Что это? Открыв четвертую страницу с невидимым оружием, я показал папе. Какое-то время мы смотрели друг на друга, пока он не потер нос, опуская голову. Значит, не расскажешь?
Я все равно не пойду дальше, пока не узнаю что это за оружие.
- Что? – в дверях стояла мама. Это уже становилось интересным.
Увидев раскрытую книгу у меня в руках, она подошла.
- Это то, о чем я думаю? – спросила она, и отец кивнул.
- Через полгода тебе исполнится шестнадцать, Андрес, – начала мама и я поднял взгляд от книги. – Мы давно решили, что в день твоего шестнадцатилетия расскажем одну историю… которая, надеюсь, избавит нас от недомолвок и многое прояснит.
- Почему не сейчас? – удивился я.
- Нужно кое в чём разобраться. Возможно, эта история приобретет совершенно другие оттенки.
Я закрыл книгу, запер замочек. Аккуратно завернул в рубашку.
- Это же твоя рубашка! – воскликнула мама.
- Ну, не могу же я таскать её без всего… а её сундук слишком большой.
- Андрес, а карманы? Да хоть креациновый мешок!