– Почему не получилось? Замок освободился, лоха того ушастого он осчастливил… На время.
– Как на время?
– А так. Маркиз-то тот, липовый, Контрабас, что ли, как был деревенщиной, так и остался. Прокололся тут же, а королевские прокуроры знаешь какие строгие ко всяким там самозванцам? Словом, сгнил где-то на каторге тот Карбофос… Да и фиг с ним – не велика потеря. О чем я?.. Да! А Людоед тот, в мышином обличье, отлежался в норке, а обернуться обратно человеком – не может. Забыл я, как это по-ученому называется… Что-то там с трепетом еще связано…
– Шок?
– Во-во! То самое. Забыл заклинание и все тут. Это ведь только в сказках «крекс-пекс-фекс» скажешь – и готово. На самом деле – длиннющую матюгалку нужно выговорить, да еще на халдейском языке. Так и мыкался, бедолага, года два. От настоящих грызунов натерпелся – куда там этому маркизу Хлороформу в тюряге! А как оклемался – обратной дороги нет. В замке другой человек проживает. На законных, заметь, основаниях. В большом фаворе у королевской тещи – немаленький человек, потому ссориться с ним не след. Да и как поспоришь-то? Замок давно в казну отписан и, стало быть, – ведомственное жилье.
Честно говоря, у Людоеда и у самого-то ордера не было… Съел он предыдущего хозяина, а замок присвоил. Тогда смена королей была, кутерьма, ничего не разобрать… И не такие замки прихватизировали.
Старый конь зевнул и мотнул головой, отгоняя сон.
– Вот и удалился Людоед, стало быть, в старую свою берлогу родовую. Сюда. Он ведь из благородных происходит, Людоед-то. Прадед его отличился при тогдашнем короле или вожде, даже замок начал строить, а потом что-то не заладилось… Так и осталась башня одна недоделанная.
А там Мальчика-с-пальчика встретил… Тоже когда-то бедолагу кинул мальчонка, объегорил, но то дело прошлое. Скооперировались они по старому знакомству, и давай на пару работать. Малый простаков вроде тебя заманивает, а Людоед их лущит, словно орехи… Видал, сколько коней пасется? Это от конных осталось. А от пеших – вон, груда тряпья за сараем да железяки всякие – шлемы там, кирасы…
Арталетова вторично передернуло:
– А они это… Не проснутся?
– Чего им просыпаться? Это только мы с тобой, два дурака, тут глаза пялим, а добрые люди спят и седьмой сон видят. Да и не полезут они на тебя, когда ты высвободился: своя шкура дорога. Так что давай: ноги в руки и – ходу. А то коня возьми любого. Они простые, не чета мне, не обидятся. Седла, кстати, тоже там, за сараем, и прочая сбруя… А мне спать пора – заболтался я с тобой…
Конь клюнул головой и засопел. Лошади, как известно, спят стоя.
Георгий оглянулся на дремлющих коней, плавающих по брюхо в тумане, словно гигантские утки в молочно-белом пруду. Да, действительно, выбирай на вкус…
– А этих что, так оставить, что ли? Чтобы они и дальше людей губили?
Старик открыл глаз и с интересом глянул на собеседника:
– Не оставляй. Пойди и прикончи обоих. Людоедов, помнится, нужно камнями забивать. Сталь, понимаешь, – деловито пояснил он, – их хоть и берет, но убить трудно. А вот камнем по маковке – самое то. Прокрадешься в дом осторожненько и – хрясь!..
Георгий содрогнулся, представив, как булыжник с мясным хрустом врезается в висок спящего, и его чуть не стошнило. Нет. Хоть это и кровавый маньяк, даже больше – нечисть, во сне убивать нельзя…
– А мальчишке и вообще всего ничего требуется, – как ни в чем не бывало продолжал инструктировать конь. – Кинжалом ему брюхо вспорешь – всего и делов! Или за ноги – да об угол!
– Нет, – с трудом проглотил комок, стоящий в горле, путешественник. – Я не мясник. Должен быть другой выход.
– Есть и другой, – подмигнул старый конь. – Я тебя, честно говоря, проверял. Вдруг ты и сам не лучше этих… Молодец, выдержал мой экзамен! Потому так поступим: возьми в сараюхе кусок мела – там для побелки должен быть – и, с молитвой, очерти вокруг дома. Обережный круг никакой нечисти не переступить. Лучше всяких замков держит.
Ведерко с кусками мела стояло у самой двери. Жора выбрал самый большой.
– А какую молитву читать?
– Да любую. «Отче наш» или «Богородица, дева, радуйся».
«Хорошее дело… – подумал Арталетов. – А если я никаких не знаю? Ладно, попробую…»
– Господи Боже… Иже еси…
– Ты что делаешь?
– Как что? Чертю… То есть черчу.
– Да не по траве, дурья твоя голова! Прямо по стене черти! Башня круглая, вот и получится круг. Только следи, чтобы разрывов не было. Бестолочь!..
Обогнуть действительно круглое в сечении здание удалось минуты за две, но к концу операции у Георгия в руках остался крохотный кусок мела – остальное ушло на жирную линию.
– Во, молодец, добрая работа, – похвалил конь. – А вот теперь на двери, прямо над чертой, нарисуй эти знаки…
Копыто прочертило в грязи под дверью несколько замысловатых иероглифов, на которые и ушел остаток мела. И вовремя, потому что в дверь изнутри загрохотали кулаки и два голоса наперебой принялись угрожать:
– Открой, зараза! Выберусь – порешу на фиг!.. Уши отрежу!.. Пасть порву!..
Арталетов изумленно глядел на ничем не запертую дверь, в которую изнутри с уханьем бился здоровенный громила и никак не мог открыть. Неужели эта жалкая полоска мела способна на такое?
– Лучше всякого засова, не сомневайся! – подтвердил самодовольно конь. – Теперь сидеть им тут до скончания века. Разве что какой-нибудь дурачок сам эту дверь откроет, круг разорвет… Да только не ходит тут никто – гиблое место.
– А они как? От голода не того…
– От голода? Да у них там припасов на три года! А потом как-нибудь разберутся. Между собой.
На всякий случай путешественник все-таки подпер дверь снаружи той самой дубиной, которая едва не прошлась по его хребту. В таком случае лучше перестараться…
За сараем, больше напоминающим крутой супермаркет, нашлось и приличное седло, и упряжь… Причем в наличии были не только мужские седла, но и парочка дамских, на которых полагалось ездить, свесив ноги на одну сторону. Остатки жалости к двум мерзавцам улетучивались прямо на глазах.
– Спасибо тебе, – от души поблагодарил старика Арталетов, вскакивая в седло смирного конька гнедой масти, выбранного специально – все же до жокейского мастерства всаднику было далеко. – Чем мне тебя отблагодарить?..
– Да мне без разницы… – отвернулся конь. – Скачи уж…
Из дома раздавались уже не угрозы, а униженные мольбы о пощаде. Жора кивнул на прощанье и пришпорил скакуна.
– Стой!
Конь по-прежнему смотрел в сторону.
– Слушай… А как он там… Ну, царевич-то мой? Так и сидит у принцессиного гроба?
– Нет. Нашел он свою суженую. А принцесса еще той гадюкой оказалась.
– Да?! А как он сам-то? Старик небось совсем?
– Куда там! Не хуже тебя, конь, выглядит! Молодцом.
– Угу… Насчет молодца ты, конечно, загнул… Ну, ты скачи, скачи…
Уже въезжая в лес, Арталетов в последний раз оглянулся и увидел, что конь все еще стоит на том же месте, недоверчиво покачивая головой…
13
Излишняя популярность вредит здоровью.
Саддам Хусейн, пенсионерВопреки опасениям Жоры, до самого Парижа никаких происшествий больше не случилось. Да и в город он проскочил без проблем, через Сен-Антуанские ворота, низко надвинув на глаза берет и подняв воротник плаща, словно ему нездоровилось. Слава богу, столицу Франции охраняли стражники – не чета нашим современным блюстителям порядка: никого не заинтересовал одинокий дворянин в небогатой одежде. А серебряная монетка, звякнувшая о брусчатку, превратила караульщиков с алебардами в подобия трех знаменитых обезьянок[21]…
Зато на первой же улочке его ждал сюрприз…
– Добрые парижане! – верещал гаврошистого вида мальчуган, потрясая в воздухе толстеньким томиком «in quarto»[22]. – Покупайте новую книгу мэтра Скалигера[23] «Сожжение кровавого колдуна и чернокнижника, именуемого д’Арталеттом, как будто бы дворянина, а на самом деле – зловещего исчадия ада»! У меня лучшая цена в городе! Всего два экю серебром! Для тех, кто не умеет читать, – набор лубков с гравюр несравненного живописца Клюэ на ту же тему – половина экю и два дуизана[24]!
«Черт побери! – Жора еще глубже надвинул на глаза берет, сожалея, что еще не изобрели молодежные шапочки с весьма неприличным названием – те самые, которые так легко превращаются в реквизит для всякого рода „масок-шоу“, равно обожаемых как силовыми структурами, так и криминалом всех мастей. – А я-то, дурак, думал, что шести месяцев хватит с лихвой, чтобы меня тут забыли…»
Куда теперь?
Дело в том, что Георгий почему-то не задумывался, как именно будет искать незаконопослушного кота в средневековом мегаполисе, именуемом Парижем. Вернее, задумывался, но, прежде чем начинать марафон по злачным местам, где, скорее всего, обретался мошенник, предстояло обрести временное пристанище. Крышу над головой.
А снять номер на каком-нибудь городском постоялом дворе теперь, после каверзы, подстроенной гадом Скалигером, будет проблематично. Любой корчмарь тут же заорет: «Вот он, колдун! С того света явился по наши бессмертные души! Держи его!..»
Если уже у какого-нибудь шустряка не сверкают пятки в сторону местного отделения мили… тьфу, инквизиции.
«А друзей ты уже позабыл напрочь? – осенило вдруг. – А Леплайсан? Вот уж кто будет рад и нипочем не выдаст!..»
Мысль казалась светлой, но лишь короткое время: шута отыскать не удалось.
Дело в том, что в их общей квартире, с которой нашему герою пришлось съехать так неожиданно, уже жил кто-то другой, а во всех остальных местах, где Людовик ранее обретался, от Георгия шарахались, словно от зачумленного, не вдаваясь ни в какие объяснения. Если же вдруг начинали подозрительно приглядываться – он сам ретировался по-английски. Зачем колебать устои веры добропорядочных католиков? Мертвецы, расхаживающие среди бела дня, вряд ли укрепляют подобные тонкие материи.
Визит туда, где Леплайсана не могло сейчас быть наверняка – во дворец, – Арталетов и не планировал. По слышанным краем уха обрывкам фраз, король опять воевал с кем-то в изрядном отдалении от Парижа, а его жена-королева и королева-мать – королевская теща – насмешника не переваривали. К тому же «колдуна д’Арталетта» – там узнали бы без проблем…
Да и что суетиться: шут наверняка увязался следом за своим царственным покровителем и собутыльником, поэтому в нынешний приезд друзьям, похоже, никак не увидеться. До эпохи тотальной телефонизации (не говоря уже о «мобилизации») еще добрых четыреста лет… Жаль, но что делать: не срослось, так не срослось. Как-нибудь в следующий раз.
Так что, плюнув в конце концов на розыски непоседливого выпивохи с его вечным зеленым спутником, Жора направил стопы (вернее, копыта своего Росинанта) в сторону книжного царства месье Безара. Вот уж у кого, книгочея и материалиста до мозга костей, к тому же смертельно ненавидящего борзописца, так омрачившего загробное существование д’Арталетта, может приклонить голову усталый путник!
* * *«Интересно, а как все же выглядят эти кривые улочки в современном Париже… – размышлял Георгий, проезжая по знакомой части города, где когда-то приходилось бродить. – Доведись попасть как-нибудь – и не узнаю, поди…»
Из какой-то телепередачи Жора знал, что Париж перестраивался несколько раз, причем в середине девятнадцатого столетия – радикально. Да и как было не перестраиваться, если то, что сейчас, в веке шестнадцатом представляло собой столицу Французского королевства – небольшой, по меркам будущего, городок, стиснутый в кольце крепостных стен – уже через столетие-другое превратилось лишь в несколько центральных районов, отданных на поток и разграбление офисным работникам и орде туристов. А от башен, бастионов и контрфорсов, издавна защищавших Лютецию[25] от набегов недружелюбных соседей, остались лишь несколько ворот, похожих на триумфальные арки и возвышающихся теперь на зеленых газонах Бульварного кольца.
К слову сказать, те самые «недружелюбные соседи», бывало разбивавшие свои шатры под стенами города, в XXI веке вольготно чувствовали себя внутри него, изрядно потеснив чистокровных парижан…
И лишь одно Георгий знал точно: таких огромных луж ядовитого желто-зеленого оттенка, которые горожане, не чинясь пересекали вброд, в столице современной Французской республики нет и не может быть.
«Да и помои из окон не выливают! – чудом уклонился Арталетов от обдавшего его мерзким „амбре“ потока, обрушившегося откуда-то сверху. – Хотя это вроде бы и не помои совсем…»
Вонючий душ развеял романтическое настроение, будто его и не бывало.
«Ага! Вот и „LE PUITS DE LA SAGESSE“»[26], – удовлетворенно отметил он знакомую вывеску, намалеванную поверх старательно стесанного «КНИ…», спешиваясь и стараясь незаметно оглянуться вокруг по всем канонам шпионского жанра.
Но окружающим не было никакого дела до очередного провинциала. Хмурые и сосредоточенные, они бежали куда-то по своим делам, сталкиваясь плечами, отдавливая друг другу ноги, и сакраментальное «Merde!»[27] звучало ничуть не реже, чем знакомое «Пошел на…!» на московских улицах.
Королю опять потребовались новые средства на бесконечную военную забаву, а значит, скоро снова введут какой-нибудь налог, снизят содержание серебра в разменной монете; цены же на сыр, хлеб и вино подскочат на целый денье, а то и на два… Не говоря уж о том, что сына – двадцатилетнего лоботряса – запросто могут забрить в солдаты и, как ни крути, от подарка квартальному не обойтись.
А на носу зима, дрова – дефицит, поставщики-заразы повышают цены, грозя вообще прекратить подвоз и мерзнуть всей семье до самого апреля. И люди бают, что в дальних восточных странах появилась какая-то птичья болезнь почище чумы с холерой, вместе взятых… Обычная история. Феодализм с человеческим лицом.
«Интересно, а перерывы или часы открытия-закрытия тут уже существуют? – подумал Арталетов, толкая дверь в подвальчик, по счастью не запертую. – А то хорош я буду, если книжник уже отчалил до дому. Хотя он вроде бы тут и живет…»
– Извините, молодой человек, – буркнул хозяин, как обычно полускрытый за огромным манускриптом. – Мы уже закрыты. Согласно последнему королевскому ордонансу о торговле в вечерние часы.
Он поднял от рукописи голову, близоруко сощурился глядя на вошедшего, приоткрыл было рот, чтобы что-то спросить, и вдруг начал заваливаться набок, комкая в руке драгоценный пергамент и хватая перекошенным ртом затхлый, пропитанный бумажной пылью воздух…
* * *– Нет, уважаемый месье Жорж, вы все-таки д должны меня понять…
Язык у седовласого книгочея уже изрядно заплетался: для снятия шока пришлось влить в старика, материалистические устои которого сегодня дали изрядную трещину, добрый литр вина. А иначе как бы удалось Георгию его откачать при полном отсутствии корвалолов, валидолов, нитроглицеринов и прочих средств экстренной медицины? В старину, кажется, в подобных случаях полагалось делать кровопускание… Бр-р-р! Оживший покойник, вскрывающий кинжалом старческую вену? Да, это ни в одном кошмаре не приснится!
– Я же своими глазами видел, как вас объяло пламенем и вы вспыхнули, словно факел!
– Оптический обман зрения.
– Какой же обман!.. Да еще оптический… Своими глазами… А когда дым рассеялся – все увидели обгорелый столб со свисающими цепями – ни тела… Ничего! Понимаете? Как утверждал мой кюре, очищающий огонь Святой Церкви заставил дьявола бежать и начисто уничтожил прогнившую оболочку колдуна…
– Но я же перед вами. Во плоти. Можете пощупать.
– Знаете, я все-таки пощупаю… – Пьяненький книготорговец потянулся через стол, опрокинув свой бокал и в десятый, наверное, раз за вечер, ущипнул запястье Арталетова, стоически терпевшего все эти «экспертизы». – Да, несомненно, живая плоть. Теплая и упругая. Даже не верится…
– Удовлетворены? – Жора подобрал опрокинутый бокал и плеснул в него новую порцию «бордо», разлитую, судя по сивушному послевкусию, в соседнем подвале из контрабандного пьемонтского или астурийского пойла. Импорт оных напитков был строжайше запрещен стараниями главного санитара королевства месье о’Лямендиан[28].