Больно было Васе. На глазах проступили слёзы. Он часто-часто заморгал.
Головы орла на монете дружно щёлкнули клювами: сейчас мальчишка заплачет.
Вася прикусил губу: не плакать! А шеи орлов так и вытянулись: ну же, ну, капай слезу.
Стерпел Вася боль, сдержался, взглянул Приставу прямо в глаза:
— Это не я у Купеческого сына, а он у меня хотел украсть пятачок! Я ему дал, чтобы он разломил.
Пристав отпустил Васино ухо и сказал хвастливо:
— Когда-то и я ломал пятаки!
— Так точно! — рявкнул Городовой.
Пристав взял пятак, положил его на край стола и нажал. Пятак даже не погнулся. Пристав нажал изо всех сил. Безрезультатно.
— Пятак фальшивый! — сказал он. — Получается, что ты или украл его, или сделал фальшивую монету. Сейчас мы составим протокол! Как твоя фамилия?
— Сомов Вася.
Пристав внимательно посмотрел на Васю, и неожиданно губы его расползлись в улыбке:
— Уж не генерала ли Сомова сынок?
Васе даже стало смешно. Взять да и сказать, что этого самого генерала сынок. Вот переполох поднимется! «Ваше благородие», видать, боится генерала! А ещё кричит, других пугает!
— Мой папа никакой не генерал! — отчётливо сказал Вася. — Мой папа — знатный токарь на тракторном заводе!
— Гмм… Такого завода нет!
— Будет, — сказал Вася.
Пристав нахмурился.
— Объявляю пятак фальшивым и украденным! — сказал он. — В холодную мальчишку!
Городовой схватил Васю за шиворот и поволок его по коридору. Открыл скрипучую дверь, впихнул Васю в полутёмный подвал, а сам вернулся к Приставу.
— Тебе что, Филимоныч?
Городовой потоптался на месте.
— Виноват, ваше благородие. Зачем-то шёл, да запамятовал. Дозвольте идти?
— Иди, Филимоныч.
Городовой ушёл.
А пристав уставился на металлические шарики и медный пятак, лежащие перед ним на столе.
«Откуда всё это здесь очутилось?»
Он посидел немного, потом смахнул ладонью в ящик стола и шарики, и монету. Увидел на стене муху и схватил мухобойку.
И городовой, и пристав про Васю забыли. Ведь он был из будущего, а помнить можно только прошлое.
Один Минька не забывал Васю, потому что знал тайну медной монеты и очень хотел Васе помочь. Он сидел на каменной тумбе против полицейского участка и думал, как бы выручить товарища.
Вася осторожно выглянул наружу. Во дворе никого не было.
— Слезай, — шепнул он Миньке. — Приехали.
Тут появились кухонные мужики. Стали фургон разгружать: капусту в мешки складывать и во дворец заносить.
— Берём мешок, — шепнул Вася.
Ухватились они за мешок с двух сторон.
Поднатужились. Еле подняли.
Понесли. Куда другие несут — туда и они.
В дверь вошли.
По лестнице поднялись.
Коридором протащили из последних сил.
Наконец оказались в полутёмной комнате кладовой.
— Это что за грузчики-подносчики? — сказал сердито мужик в фартуке. — А ну, брысь отсюда!
Выскочили Вася и Минька за дверь в коридор. Еле дышат.
Почесал Минька затылок:
— А дальше куда?
— Идём! — решительно сказал Вася.
И они пошли по коридору.
Долго шли. Коридоры в царских дворцах длинные, путаные. Чтобы чужой человек заблудился, до царя не дошёл.
Одна дверь открыта. Заглянули — никого. А на деревянной вешалке висят белые фартуки да белые колпаки.
— Надевай, — сказал Вася. — А то ты своими штанами царя напугать можешь.
Быстро надели фартуки и колпаки, поглядели друг на друга.
— Обыкновенные поварята!
Пошли дальше.
Ещё одна дверь открыта. Заглянули — стоит возле печи старый повар.
— За кренделем пришли?
— За кренделем, — кивнул Минька. Кто ж от кренделя откажется.
— Берите, да не уроните!
А на столе стоит сверкающий поднос в два метра шириной, а на подносе — двуглавый орёл — крендель с розовой корочкой, весь рябенький от изюма.
Взялись Вася и Минька за поднос, подняли и понесли по коридору.
— И во сне не видал таких кренделей! — воскликнул Минька. — Может, куснём?
— Некогда, Минька. Настоящие поварята за кренделем могут явиться. Сразу хватятся. А с этим кренделем мы к самому царю попадём.
Тут и коридор кончился, упёрся в большую тяжёлую дверь с медными львами на ручках.
Толкнули они дверь посильнее. Открылась она, а за дверью — стража в зелёных мундирах.
— Кто такие? По какому делу?