Мы с Жутиковым пробирались сквозь заросли ежевики, переговариваясь вполголоса. Жутиков привычно ворчал на то, что колючки как нарочно сплетаются перед нами и цепляются на одежду.
— Относитесь к этому философски, — посоветовала я, стараясь сосредоточиться и обратиться к лесу, что бы пропустил нас.
Но то ли я плохо концентрировалась, то ли ещё что, но лес не отозвался на мои просьбы, только заглушал наши шаги, делая наши передвижения бесшумными. А растения и ветки деревьев цеплялись за ноги и руки, мешали идти, знакомая тропинка на глазах зарастала травой. Из-за этого дорога заняла гораздо больше времени, чем я рассчитывала. Когда мы добрались до ручья, солнце уже стояло высоко, хотя в лесу, под кроной вековых сосен, по-прежнему было сумрачно. Наконец, показался ручей
На большом сером валуне настороженно напружинившись, закутавшись в серый плащ, сидела Мирра. Светомира не было видно. Я сосредоточилась и с удивлением обнаружила, что не чувствую ауру мудрого чародея, а значит, его нет поблизости. Жаль…
— Мирра? — негромко окликнула я, настраиваясь на волну влюбленной лучницы.
Фигура встрепенулась. Одновременно я услышала вскрик Жутикова за спиной, но не успела даже обернуться: удар по голове оглушил меня. Сосны, ручей, фигура на камне — всё закружилось перед глазами, словно затягивалось круговоротом в воронку, уменьшаясь и расплываясь, и, наконец, померкло.
Глава 16
В каменном мешке пахло сыростью и плесенью. Глубокая темнота тоже не добавляла оптимизма. Я зябко поёжилась. В темноте кто-то зашевелился. Точно не мышь. Что-то крупное. Крыса?!. Интересно, они умеют вздыхать? Я пыталась себя отвлечь от мыслей о крысах. Кто-то вздохнул… Не крыса и это радует. Пробираться на вздохи на ощупь? Ну, уж нет, кто знает, на что наткнешься. Я постаралась пошевелиться, каждое движение отзывалось болью, к тому же ноги и руки оказались связаны. А вот это совсем плохо… В случае чего, даже сопротивление оказать будет проблематично. Сопротивляться? Кому? И вообще, что я здесь я здесь делаю? Я… Римма… Да. Гроза. Кабинет. Переход в новый мир. Я ведьма… События восстанавливались в хронологическом порядке. Ворон. Письмо от Мирры. Неужели предательство? Но разве я в чем-то перешла ей дорогу? Хотя, с её точки зрения, возможно, всё выглядит несколько иначе, ведь она любит Яромира… Но я же не стояла у неё на пути… Хотя…
От каменных стен веяло пронизывающим, пробирающим до костей, холодом. Крепко связанные руки и ноги занемели. Ноющая, пульсирующая боль в затылке мешала сосредоточиться, мысли путались, и это жутко раздражало. Я же ведьма! Настоящая! Неужели не смогу справиться с какой-то там болью?! Я постаралась сесть, но малейшее движение головой отзывалось нестерпимой болью. С четвертой попытки удалось присесть, однако голова закружилась и очнулась я вновь на каменном полу. Я долго всматривалась в темноту, надеясь рассмотреть хоть что-то: хотя бы стену, чтоб к ней прислониться. Тщетно. Глубокая темнота и мрак. В каменный мешок не проникало ни малейшего лучика света. Сантиметр за сантиметр, с кружащейся головой, цепляясь за сознание, я продвигалась в сторону, надеясь рано или поздно упереться в стену. Я потеряла счет времени, у меня была цель, к которой я медленно двигалась. Наконец, я добралась до стены. Прислонилась к ней спиной, переводя дух, но не рассчитала сил и снова приложилась многострадальной головой. В глазах даже разноцветные искорки заплясали.
— Гадство! — выругалась я сквозь зубы, чувствуя, что ярость придаёт силы и не даёт потерять сознание.
— Римка?!
Ещё неопределенное, но по ощущению, достаточно долгое время ушло на то, чтобы Жутиков подполз поближе ко мне. Пожалуй, никогда я ещё не была так рада его присутствию, как в этот миг! Мы оказались в равных условиях, связанные и предварительно ударенные по голове. Хотя моей голове, судя по тому, как она кружилась, и я периодически теряла сознание, повезло меньше.
— А я думала это какая-то крупная мышь шуршит в темноте, — поприветствовала я Жутикова, когда ему удалось устроиться рядом со мной.
— Пока ты не стала ругаться, я вообще тебя за крыску принял, — не остался в долгу он.
Но Жутиков не был бы самим собой, если б не стал высказывать мне претензии. И впервые, меня это не огорчало, наоборот, подбадривало, ведь, если он ворчит, значит, не всё так плохо.
— Даже кот и тот предупреждал, что нечего тебе тащиться черт знает куда одной! А она!… И ещё ведьмой называется! И где твоя интуиция?! А?!
— Ну, я ж не одна пошла, а с вами.
— Угу! Это меня сейчас и утешает! — язвительно отозвался он. — И вообще, не знаю, как ты, а я есть хочу! Тем более, что кто-то здесь ведьмой называется, так что будь добра, хоть ватрушку, а наколдуй! И руки развяжи!
— А мух от вас не поотгонять? — привычно огрызнулась я.
— Каких ещё мух?! — удивился Жутиков. — Римк, ты что? — похоже он решил, что мне совсем плохо.
— Мухи — это такие назойливые бяки с крылышками, — пояснила я, отчетливо представляя себе рой мух.
А вот это было зря! Потому что тишину каменного плена наполнило жужжание, и назойливые насекомые принялись донимать нас. Жутиков выругался.
— Нет, Римка, ты точно ненормальная. Если раньше я только сомневался, то теперь точно уверен, — посетовал он, отмахиваясь от мух. — Немедленно прекрати это!
А я была рада и мухам: раз получилось их создать, значит, силы ко мне возвращаются, и мы еще повоюем. Не обращая внимания на ворчание Жутикова, я сосредоточилась на собственном «оздоровлении». Как ни странно, при жужжании мух сконцентрироваться получилось легче, чем в тишине, нарушаемой неизвестным шуршанием. Оказалось совсем не просто сосредоточиться на позитивных мыслях, отринуть от себя боль (себя от неё?) и представить себе ясную, здоровую голову. Когда мне это удалось, я почувствовала такой восторг и прилив сил, что захотелось визжать и прыгать! Расправиться с веревками на запястьях и щиколотках оказалось гораздо проще. Проснувшийся аппетит свидетельствовал о выздоровлении и о том, что в каменном мешке мы пробыли уже значительное время. Но кушать в компании с мухами не хотелось. От них избавиться оказалось сложнее, чем их сотворить. Представить, что они есть легче, чем представить, что их нет, когда они садятся на тебя и жужжат над ухом! Не гоняться же за каждой! Тем более, я поймала себя на мысли, что мне жаль их убивать, ведь они помогли мне вернуть силы и поверить в себя. Пришлось «творить» осень и усыплять мух. Но как только наступала тишина, в воображении представлялась уцелевшая мушка, и всё приходилось начинать заново. К тому моменту, как все мухи «спали», Жутиков окончательно укоренился в мысли, что у меня крыша поехала. И лишь когда я, голодная и обессиленная, создала свечку — получился лишь маленький огарок — он воспрял духом.
— Ты уж не пугай так больше, — попросил он, оглядывая меня с головы до ног.
Развязать Жутикова не удалось, узлы были с секретом. Кстати, зубам моим они тоже не поддались.
— Ты ж ведьма! Наколдуй нож что ли! — посоветовал он.
— Знаете ли, моих сил хватит на кусок хлеба или нож, так что выбор за вами, — отозвалась я.
— Давай тогда уж каравай…да побольше… Надеюсь, накормишь?
Хлеб у меня получился на славу! Пышный, вкусно пахнущий и даже теплый! В глазах Жутикова промелькнуло невольное восхищение. Я отломила большой кусок, блаженно вдохнула аромат и первому предложила откусить Жутикову. Жуя хлеб, я подумала, что сделала верный выбор в пользу хлеба, а не ножа, и внезапно меня озарило. Нож Ратмира, который воевода опустил мне в сапог! Положив хлеб на колени уставшего мне удивляться Жутикова, я принялась исследовать сапоги.
— Ура!!! Эврика!
— Римка, может, хватит? — попросил с набитым ртом Жутиков. — Ты мне и так сегодня уже седых волос добавила своими выкрутасами.
— Ничего вы не понимаете! — и я с довольным видом достала из сапога нож воеводы.
— Вот это другое дело! — оживился Жутиков, скоренько протягивая мне онемевшие запястья.
Освободившись от пут, он отломил солидный кус хлеба и блаженно заулыбался.
— Наконец-то, от твоего ведьмовства какая-то польза появилась! — благодушно заявил он.
Каравай был съеден, свеча, потрескивая, догорала. Мы с Жутиковым заворожено смотрели на пламя свечи.
— Знаешь, Римк, пора б на отсюда ноги делать, — наконец произнес он.
— Знать бы, где мы… Так. Давайте попробуем восстановить все события до того, как очнуться в камере. Что вы видели? Что чувствовали? Что помните?
Однако, даже совместные попытки восстановить ход событий, не дал значительных результатов. Мы оба видели сидящую женскую фигуру на камне. Мирра…
— Вот и яркая иллюстрация к женской дружбе! — ехидно прокомментировал он.
— А почему вы так уверены, что наше похищение на совести Мирры?
— А на чьей же ещё? — даже удивился Жутиков. — Ясно она. Пока ты засады с Ритмиром устраивала да объезды совершала, она Князя соблазнила, а здесь и ты как снег на голову свалилась. Да еще и всё войско и чародеи как один на твою сторону встали, вот она и обозлилась, ясное дело, — с видом знатока пояснил он.
Я хотела возразить, что Князь и Мирра давно любят друг друга, но вспомнила, что Жутикову этого знать не следует. Мне не верилось, что Мирра способна предать нас, ведь мы не раз и не два спасали друг другу жизнь, сражаясь спина к спине, а это многое значит.
Мы с Жутиковым наощупь исследовали нашу камеру. Увы, нам не удалось найти даже двери, хотя логика (раз мы сюда как-то попали!) неумолимо доказывала, что она есть.
— Где-то же она есть! — раздраженно бросил Жутиков, упрямо ощупывая стены в десятый раз.
— Есть, — согласилась я и добавила, — если нас не замуровали.
— Типун тебе на язык, — беззлобно пожелал Жутиков, передернувшись от моих предположений.
Я не стала его разубеждать, хотя у самой сердце холодело от подобной мысли.
— И вообще, — с нарастающим раздражением продолжал Жутиков, — кому надо нас хитить?! Нет, правда, ведь не Мирра же с тобой таким образом счеты сводит?! Да и одной ей не справиться! А здесь чувствуется организованный подход!
— Вот-вот, вы уже на верном пути, подбодрила я его. — В первую очередь, надо понять, кому это выгодно.
Жутиков устроился рядом и принялся в полголоса рассуждать на эту тему. Его монотонное рассуждение не мешало мне сосредоточиться, вероятно, за время нашего знакомства я уже привыкла к его ворчанию и комментариям на каждое действие.
Камни… К кому обратиться за помощью? Я отринула посторонние мысли и сосредоточилась на ощущениях, стараясь поймать дуновение жизни, понять, к какой силе воззвать. Но на мой призыв не отозвалось ничего. Каменная кладка не скрывала ни искорки жизни и была запечатана чужой силой, не пропускала меня и моих призывов. Я тщетно билась о сплошную стену, стараясь уловить, почувствовать отзыв на мои призывы. Тщетно…
— … или сам Наследничек постарался? — дошел до моего сознания голос Жутикова. — А что? — встрепенулся он. — Может этим всё и объясняется, а? Воспылал к Мирре страстями и решил побыстрее отделаться от навязанной невесты? Как ты думаешь, Римк, такое возможно? Ты ж его всё же лучше знаешь.
Я переводила дух, набираясь сил. А Жутиков, увлекаясь всё больше, продолжал:
— И всё для него удачно складывается. С Гастоном дело на половину сделано, здесь ты помогла объединить страну, то есть миссию свою выполнила. Теперь, если ты пропадешь, вся вина на нежить, а следовательно, новый подъём борьбы. С Гастоном и упырями в два счета разделаются…
— Ну, на два счета, это вы лишку хватили, — возразила я.
— Хорошо, пусть не на два, но всё же разделаются. Да один Ратмир чего стоит. Он замок по камешку собственноручно раскидает! — ехидно заметил Жутиков.
— Ревнуете что ли? — в тон ему поинтересовалась я.
Жутиков хмыкнул, и, пропустив моё замечание мимо ушей, вернулся к своим рассуждениям:
— А потом после победы, погорюет-потоскует да и женится на Мирре.
— Не дадут. Она не ведьма, — возразила я.
— Не дадут, так ещё лучше, — встрепенулся он. — Скажет, что после твоей гибели ни кто ему не мил, а сам будет с Миррой жить. Чем не ход, а?
В словах Жутикова была какая-то логика, но верить не хотелось. В одном он прав, я лучше знала Яромира, знала, что он не способен на предательство. Есть вещи, которые просто чувствуешь.
Томительно текли часы. Каменная кладка не поддавалась моим силам и не пропускала призывы. Обнаружить выход нам не удалось. Оставалось надеяться, что нас не замуровали. Жутиков ехидно добавлял, что могли и замуровать, если я кого-то достала до печенок.
— Уж это-то ты умеешь, по себе знаю! — авторитетно заявил он. — Но я в любом случае, получается, страдаю безвинно! Во-первых, меня к камню на свидание не приглашали, так что, получается, схватили по ошибке…
— Так сказать, за компанию, — вставила я.
— Во-вторых, я не ведьма, поэтому ни на чьем брачном пути не стою, и к Князю в жены не набиваюсь.
— А хотелось бы? — невинно поинтересовалась я.
— Ах, ты…!
Некоторое время мы провели в беззлобных перебранках и погонях по узкой камере, больше для моциона.
— Пора что-то делать, — решительно сказал Жутиков. — Надо выбираться! Если для этого тебе придется (на время!) превратить меня в какую-нибудь зверушку, сильно возмущаться не буду!
Мне эта идея пришлась по душе. Кто бы ни были наши похитители, они ожидают увидеть в камере людей, а не… Впрочем, о моих способностях они знают.
— Кем бы вам хотелось стать? — поинтересовалась я.
— Ого, уже прогресс! Наконец-то ты стала интересоваться моим мнениям по этому поводу до превращения, а не после, — добродушно проворчал Жутиков.
Мы принялись рассуждать, в чьем облике у нас больше шансов вырваться на свободу.
— Чем меньше и незаметнее, тем лучше, — философски заметил Жутиков, — меньше шансов, что подстрелят. И лучше с крылышками, — мечтательно добавил он.
— Колибри? — промурлыкала я.
— Слишком приметно. Что-то не припомню я таких пташек в здешних широтах! Да! И бабочкой тоже быть не хочу, ещё не хватало угодить какой-нибудь сороке на обед!
— Муха, — твердо сказала я.
— Что? У тебя новый пунктик по поводу мух появился?
— Маленькая. Незаметная. С крылышками, — аргументировала я. — И в здешних широтах очень даже водится!
— Ага, и пауки ими очень даже питаются! — возмущенно выкрикнул Жутиков, боясь, что я немедленно обращу его в насекомое.
Моё предложение превратиться в воробьев, не было встречено энтузиазмом, ибо, как сказал Жутиков, «их тоже едят».
— Все мы звено в чьей-то пищевой цепочке, — утешила я его.
— Тебе-то хорошо, махнула крылом и уже не воробей, а коршун, а я так и буду чирикать, пока из меня какая-нибудь кошка все перья не повыдергает!
— По-моему ворон не очень едят, — пошутила я, концентрируясь и вызывая образ птицы.
Возмущение своё Жутиков выражал уже карканьем, на этот раз превращение произошло на редкость легко, словно играючи. Однако, самой обратиться в птицу мне с первой попытки не удалось, хотя образ я представляла четко. Ни вторая, ни третья попытки, ни к чему не привели. Это меня озадачило, в своей силе и способностях к чародейству я была уверена, и пленение не подорвало мои способности. Тогда в чем дело? Недолго думая, я решила сменить образ воплощения. Пусть не ворона, но превращение в кошку мне всегда удавалось. Даже в первый день в этом мире, когда я ещё не осознавала своих способностей и плохо управляла дарованной мне силой. Значит, кошечка…белая, грациозная, с блестящей шерсткой и острыми коготками. Итак!… Тщетно, я чувствовала в себе небывалую концентрацию силы, но, увы! не смогла принять даже любимый образ. Этому должно было быть какое-то разумное объяснение. Несколько очередных попыток, предпринятых ради чистоты эксперимента, не дали результата.
— Отсутствие результата, тоже результат, — успокаивала себя я.
— Ккаррр!?
— А, вы…сейчас верну дар речи, — пообещала я.