– Вас же просили никуда не уходить, – недовольно сказал он. – Уже минут пять жду.
– Сами виноваты, – ответил я. – Надо было хоть приблизительно сказать время или позвонить перед выходом. Мы только что вселились, и появились вопросы, которые нужно решать. Я и вышел-то на несколько минут. Дома сейчас только отец, а женщины ушли.
– Мне ваши женщины не нужны, – сказал он. – Давайте я быстро поговорю с вами и вашим батюшкой, да пойду. У меня сегодня, знаете ли, тоже выходной.
– Заходите, – пригласил я, распахнув дверь. – Идите за мной.
Мы зашли в спальню, где лежал отец и сели на стулья.
– Я ваш цензор, – сказал нам гость. – Зовите Александром Евгеньевичем Нарышкиным. Основная моя работа – это проверка переписки и входящих посылок, а такие беседы бывают очень редко. У нас осталось всего два незаселенных дома, а последний раз заселялись с полгода назад.
– А исходящих посылок не бывает? – спросил я.
– Правильно поняли, – кивнул он. – Мне и с вашей перепиской мороки хватает, хоть пишут редко. Здесь живут только проверенные люди, которым нет смысла вредить, но мы должны исключить любую случайность. Письмо, в отличие от посылки, проверить не очень сложно, но тоже приходится возиться, поэтому будет просьба писать не слишком часто.
– А как приходит входящая корреспонденция? – поинтересовался я. – Неужели на этот адрес?
– Что вы, как можно! – ответил цензор. – Вот возьмите адрес, который нужно указать. По нему вам будут писать, а потом наши люди все переправляют сюда. С почтой все ясно? Тогда поговорим о режиме. Выхода из лагеря для вас не будет – это должно быть ясно, а вот в рабочий городок выходить можно. Там у нас церковь, да и вообще жители двух поселков много общаются. Людей здесь мало, поэтому сословные различия для многих стираются, тем более что в рабочем городке живет много образованных людей. Нужно говорить о том, что доступа к уголовным нет?
– Нам эта публика не нужна, – ответил отец. – Главное, чтобы у них не было к нам доступа.
– Их очень хорошо охраняют, – сказал он. – На вышках даже есть пулеметы. Им живется очень неплохо, и попыток побега нет, хотя им, в отличие от рабочих, освобождения не обещали.
– А рабочих освободите? – спросил отец.
– А как же иначе? – удивился цензор. – Производственные секреты знают единицы, и они будут с нами работать уже свободными, а остальные получат заработанные деньги и смогут очень неплохо устроиться. Конечно, все это только после победы.
– А если ее не будет? – глядя ему в глаза, спросил я.
– Это вряд ли, – ответил он, – но и при таком финале, вас всех освободят и дадут возможность уехать. Не будет какой-то необходимости все здесь зачищать, поэтому вам даже помогут, насколько это будет в наших силах. С режимом все ясно? Тогда поговорим о вашей работе. Давайте начнем с вас, Сергей Александрович. Это ничего, что я к вам обращаюсь без титула? У нас их здесь используют только в общении с теми, кому претит простое обращение. Таких здесь немного, но они есть.
– Мне сын уже говорил, – сказал ему отец. – Не имею ничего против. Так что вы для меня придумали?
– Вы специалист в российском законодательстве, с ним и будете работать. Вам передадут необходимые материалы, а ваша задача оценить указанные законы и предложить свои правки, в соответствии с пожеланиями заказчика. Вы у нас такой не один, поэтому можете писать что вздумается. Потом с вашими предложениями будет работать специальная комиссия. Понятно, что все это только после вашего выздоровления. Теперь с вами, Алексей Сергеевич. С завтрашнего дня вы выходите на работу. Вы ходили по территории?
– Вчера прошелся, – ответил я. – В парке не сидел и по всем улицам не ходил, но общее представление получил.
– А вам больше ничего и не нужно. Возле парка стоят два четырехэтажных дома. В левом нижний этаж отдан под столовую, а в верхних работают наши ученые. В правом доме, на первом этаже, располагается гимназия. Детей у нас немного, поэтому мы не стали вводить раздельного обучения, классы и без того небольшие. Верхние этажи занимают инженеры и те, кто им помогает. Одним из таких помощников вы и будете. Поднимитесь на третий этаж в одиннадцатый кабинет к старшему инженеру Владимиру Петровичу Фролову, а дальше будете делать все, что он вам скажет.
– Я тут уже кое с кем познакомился, – сказал я. – Естественно, начал расспрашивать. Мне сказали, что из-за режима здесь сквозь пальцы смотрят на многие секреты. Мол, все равно никому ничего передать нельзя...
– Не совсем так, – возразил он. – Поймите нас правильно. В этом городке живут не чьи-то шпионы, от которых мы оберегаем секреты. Большинство жителей с ними работает. Они не просто нанятые специалисты высокой квалификации, а наши сторонники и единомышленники. Наши проекты для многих – дело жизни. Конечно, изоляция напрягает, но все понимают, что это вынужденная мера. Поэтому я не столько выискиваю что-то злонамеренное, сколько смотрю, чтобы случайно не проскочило что-то для нас опасное, на что писавший просто не обратил внимания. Ищу и скрытые вложения, но больше потому, что так положено. Но это не значит, что любой из вас должен знать все секреты проекта. Знают то, что нужно по работе. Если кто-нибудь проговорится, или просто услышите разговор, не предназначенный для ваших ушей, вас за это никто наказывать не станет, но такое не поощряется. Что вам можно знать, а что – нет, будут решать те, с кем вы будете работать. Им и задавайте свои вопросы. Если ко мне больше ничего нет, я, пожалуй, пойду. Только сначала один вопрос: вы привезли какое-нибудь оружие?
– У нас два пистолета, револьвер и сотни две патронов, – ответил я.
– Целый арсенал, – удивился он. – Вообще-то, ввоз оружия на территорию запрещен, и у всех его изымают раньше. Вам почему-то сделали послабление, и я об этом буду говорить с Кулагиным. А сейчас соберите все стволы и боеприпасы в какую-нибудь сумку и принесите мне. Сумку я вам потом верну.
Я собрал оружие и проводил цензора до калитки. Он ушел, приветливо кивнув возвращающимся женщинам. Проводил я трех дам, а встретил четырех. Парикмахершей оказалась невысокая, стройная женщина лет сорока, которую можно было бы назвать миловидной, если бы не чересчур длинный нос. Я поздоровался, пропустил женщин в дом и зашел сам. Мама с гостьей пошла к отцу, а мы заняли гостиную.
– Кто это от нас выходил? – спросила Вера.
– Здешний цензор, – ответил я. – Рассказал о режиме и о нашей работе, забрал оружие и ушел. Тебе, кстати, надо бы написать отцу. Он может ответить и даже прислать посылку, а нам разрешены только письма.
– Это мы уже знаем, – сказала жена. – Лена рассказала. Мама у нее узнала, что можно было сходить в церковь на литургию, но было уже поздно. Я, наверное, в следующее воскресенье с ней пойду.
– Не замечал за тобой особой религиозности, – сказал я. – Да и за мамой такого не водилось. Иконы в доме были, но вы ни одной из них с собой не взяли.
– Мама взяла, – сказала мне Ольга, – и я свою детскую икону Богородицы тоже забрала. Это ты у нас свою оставил. Крест хоть не забыл надеть?
– Я его не снимал, поэтому и не забыл, – улыбнулся я. – Ладно, вы мне лучше скажите, какое впечатление от прогулки?
– Нет у меня пока особых впечатлений, – вздохнула Ольга. – Чисто, удобно и аккуратно, но прожить, никуда не уезжая, десять лет... Не знаю, я бы, наверное, не смогла.
– Просто у тебя пока нет любимого человека, – возразила Вера. – Если будет муж и появятся друзья, многое можно перетерпеть. А у здешних есть цель и важная работа. Без дела, конечно, трудно. Да, Лена мне тоже понравилась. Только учти, что для тебя это ничего не меняет. Я не ревнивая, но если дашь повод...
– Не дам я тебе повода, – успокоил я ее. – А насчет дела... Не знаю, найдут ли нам в понедельник кухарку, но до ее появления надо дожить и не помереть от голода. Столовая сегодня выходная, все магазины – тоже. Надо посмотреть, что можно приготовить из наших продуктов. У нас три женщины, которые маются от безделья, вот и попытайтесь приготовить хотя бы обед. Резаную колбасу можете не предлагать. Если будете совсем беспомощными, я могу помочь, но постарайтесь управиться своими силами. Мне интересно, что у вас получится. Можете перед готовкой помолиться.
– Нашел развлечение! – сердито сказала жена. – Как я тебе что-то приготовлю, если не помню, как это делать? Только переведу продукты, а ты откажешься есть! Давай ты будешь говорить, что и как делать, а мы сделаем.
– Говори за себя, – заявила Ольга. – Я лучше помою посуду.
Мы болтали до тех пор, пока не закончила работу парикмахер. Мама ушла ее провожать, а я зашел в спальню к отцу. Он лежал гладко побритый и приятно пах незнакомым мне одеколоном.
– Быстрее бы вылечиться! – сердито сказал он, увидев меня. – Так надоела эта беспомощность! Хотя не представляю, чем здесь буду заниматься, разве что по вечерам играть в карты с такими же бездельниками.
– Тебе же предложили работу? – удивился я. – Чем она тебя не устраивает? Вроде по твоей должности.
– Я вел надзорную работу, – сказал он, – и законы знаю достаточно для ее выполнения, но такие, как я, законотворчеством не занимаются. Мнение-то я выскажу, толку-то! Наверное, мне эту работу подсунули, чтобы не рехнулся от безделья. Это у тебя будет настоящее дело. Чем думаешь сегодня заняться?
– Готовкой, – ответил я. – Полный дом женщин, и ни одна не умеет готовить! Ольга сразу отказалась, мама еще не знает, а Вера согласилась готовить, но под моим руководством. Чувствую я, что все придется делать самому.
– Мать не трогай, – предупредил он. – Она в своей жизни, наверное, даже ни разу не резала хлеб. встревоженно встревоженоПорежет себе пальцы, а у нас даже нет йода и бинтов. Сделайте с Верой хоть что-нибудь, а завтра надо все-таки постараться найти кухарку.
Как я и думал, готовить мне пришлось самому. Вера начала чистить к супу картошку и сразу же порезала палец. Я по этому поводу неудачно пошутил, вызвав слезы. Палец забинтовали полоской какой-то чистой ткани, а я доварил суп и вышел во двор. В десяти шагах от меня за низким забором возился с цветами наш второй сосед, которого я до этого еще не видел. Это был массивный мужчина лет семидесяти с огромными залысинами, седыми и слегка вьющимися волосами и лицом киноактера Гафта. Не полная копия, но очень похож.
– Здравствуйте! – поздоровался я, подходя ближе. – Может, познакомимся?
– Здравствуйте, – отозвался он, тоже подходя к забору. – Вы, видимо, младший князь Мещерский Алексей? О вашем приезде уже всем известно. Сбежали после статьи?
– Пришлось, – ответил я.
– Вы, князь, сделали большое дело, но сделали его глупо, что неудивительно, если учесть ваш возраст, – усмехнувшись, сказал он. – Непонятно только, о чем думал ваш отец. Если уж решились на такое, то убегать нужно было до выхода статьи, а не после. Тогда и он был бы здоровым. Да, я Дан Евгеньевич Суханов. Когда-то был профессором химии.
– Почему когда-то? – не понял я.
– Потому что меня вместе с женой почти тридцать лет назад похоронили на Новодевичьем кладбище. Здесь и кроме нас есть живые покойники, только мы одни из самых первых. Не хотите зайти и поболтать со стариком? У меня есть неплохой набор вин на любой вкус. Сам я их уже не употребляю, держу для более молодых друзей. Продлим, так сказать, знакомство. Здесь теперь редко можно увидеть нового человека, а друзья малость надоели. Что за интерес вести беседу, если заранее знаешь все, что тебе могут сказать? Идите в калитку, там открыто.
Я воспользовался приглашением и через несколько минут сидел в гостиной соседа. Его дом по планировке и отделке немного отличался от нашего и почему-то производил впечатление нежилого.
– Неуютно? – понял он мое состояние. – С тех пор как два года назад умерла жена, я на все махнул рукой. Еще кое-что делаю по работе, но так, по инерции, а здесь не живу, а доживаю. Если дотяну, через три года исполнится восемьдесят. Что так удивились, молодо выгляжу? Это у нас семейное.
– А чем вы занимаетесь? – спросил я. – Или это секрет?
– Конечно, секрет, – хмыкнул он. – Только об этом секрете все знают. Я сейчас, наверное, самый крупный в империи специалист по ядам. Вы очень быстро узнаете, что их изготавливают в промышленной зоне, так что никаких таких секретов я вам не открыл. Состав – это секрет, куда эта отрава уйдет – тоже секрет, хотя многие уже догадались.
– Вы делаете химическое оружие? – дошло до меня.
– Не совсем оружие, но можно назвать и так, – подтвердил он. – Что, не нравится?
– А кому такое понравится? – сказал я. – Эффективность у газов небольшая, а восстановим против себя весь свет!
– Молодой человек! – строго сказал бывший профессор, наставив на меня палец. – Никогда не беритесь судить о том, в чем вы не разбираетесь! Низкая эффективность у хлора, которым немцы травили своих кабре в африканских колониях! То же самое можно сказать и о горчичном газе. Они в этом убедились на собственном опыте и сумели убедить остальных. Мы тоже подписали эту конвенцию, так что никто никаких газов применять не собирается. Их из-за больших объемов трудно доставить в нужное место, а на применение влияет погода. Подул ветер, и где ваш газ? Я вам говорил не о газах, а о ядах! Бельгийцы лет двадцать назад применили какой-то сильный яд в Конго. Там вспыхнула эпидемия болезни, после которой не оставалось выживших. К чести бельгийцев нужно сказать, что они попытались как-то помочь. Когда заболели и умерли присланные на помощь аборигенам врачи, все такие попытки прекратились. Зараженный район окружили солдатами, а в деревни пустили тех же солдат, но в закрывающих тело костюмах и с фильтрующими масками на лицах. Они незаметно отравили все источники питьевой воды и ушли. Точное число отравленных неизвестно, но сами бельгийцы говорили о пятидесяти тысячах человек, точнее, негров. Кто-то все же не отравился и попытался удрать из этого могильника, но их убили солдаты. Деловой подход? И трудно их осудить, потому что, убив эти пятьдесят тысяч обреченных негров, бельгийцы спасли сотни тысяч, а может быть, и миллионы еще здоровых!
– И как вы собираетесь травить солдат? – спросил я.
– Я – никак, – ответил он, – а как это будут делать наши хозяева, меня не касается. И почему вы думаете, что травить будут солдат? Армия неплохо защищена, мобильна и не привязана к какому-то месту. А вот население, особенно городское... Если очень сильные яды распылить в разных местах большого города, выжившее население в него потом калачом не заманишь! А в городах осталось жилье, все запасы и транспорт! Если такая диверсия произойдет во многих крупных городах какой-нибудь страны, наступит экономический крах. Ее правительству будет не до войн на чужой территории, а армия из-за отсутствия снабжения не вынесет длительной позиционной войны. Главное – выдержать первый удар!
– И как же их распылять? – похолодев, спросил я.
– Эк вас перекосило! – неодобрительно сказал он. – Они хотят потравить большую часть нашего населения наркотиками, а вы распускаете слюни! Не слышали о тройственном пакте? Конечно, ведь вы только что приехали! Так вот, чтобы вы знали и меньше их жалели. Есть жутко секретное соглашение между Великобританией, Францией и Германией о разделе нашей империи. Но главное даже не в том, что они ее хотят растянуть на куски, а в том, что одновременно запланировано радикальное сокращение численности коренного населения. Сколько его сокращать и какими средствами, в пакте не уточнили, так, обозначили намерения. Это политика, молодой человек, а в ней никогда не было ничего порядочного!
– И сильные у вас яды? – спросил я.
– Разные, – ответил он. – Есть такие, капля которых убивает тысячу человек! Конечно, вы эту каплю не разделите на дозы, но если взорвете большой бидон... В природе существует много очень сильных ядов, беда в том, что все их можно получить в мизерных количествах из живых существ. Создать искусственно не получается, или они выходят золотыми. А у нас такое получилось! На это ушли годы, пришлось даже поехать в Южную Америку за всякой ядовитой дрянью. Ловили даже лягушек и медуз. У нас не получилось точно воссоздать природные яды, но мы создали свои, еще более смертоносные! Были большие проблемы с их хранением, но мы справились.