— И это неплохо…
— Может быть, — усмехнулся генерал-скептик. — Однако скоро к предместьям Копенгагена подойдет его сын, не имеющих таких недостатков. И нам нужно понять, что с ним делать. Очевидно, что сплошная серия победы выглядит крайне подозрительно. Причем, что примечательно, почти всегда над превосходящим противником. И, местами, в совершенно умопомрачительных пропорциях. Вы бы вышли один к двадцати?
— Хорошо, — после долгого раздумья в тишине, произнес Кристиан IV. — Это все действительно очень странно. И эти победы. И ворон. И штиль. Да еще и это заявленное родство с Одином. У меня голова кругом идет от одной мысли, что все это может оказаться правдой. Но что предлагаешь ты? Пойти и сдаться на его милость?
— Как я уже сказал — возводить баррикады на улицах городах. Обкладывать его войсками и принуждать к миру. Если, конечно, у нас это получится. Он ведь совершенно непредсказуемый. И если раньше я думал, что Императору нужно шведское железо, то теперь, просто не понимаю к чему он стремится. Мне кажется, будто он упивается войной… словно яством каким-то. Будто бы ему нравится ввязываться в сложные драки и бить превосходящие силы, выворачиваясь из, казалось бы, безысходных ситуаций.
— Ты думаешь, что все это можно объяснить тем, что он просто любит подраться? — Повел бровью Кристиан.
— Да, — кивнул генерал-скептик. — Я как-то забыл про его легендарные поединки с наемными убийцами, про немыслимый штурм штаб-квартиры английской торговой компании в Москве…
— Умеешь ты расстроить, — покачал головой король. — Если это так, то нас могут ждать проблемы. ОЧЕНЬ большие проблемы. Проклятье! — Прошипел он, потирая виски.
Глава 9
25 мая 1614 года, Копенгаген
Дмитрий завершил в полном объеме переброску легиону, его кавалерию, артиллерию и обоз только 23 мая. Ибо это было непросто при тех плавательных средствах, какими он располагал. После чего, не медля более ни часа, выступил на юг — к славному городу Копенгагену, известному так же, как «Купеческая гавань», в переводе, разумеется.
Однако надежды застать Кристиана IV со спущенными штанами не оправдались.
Город был готов.
Все входы и выходы на узкие улочки были перегорожены повозками. А дальше, в глубине, отчетливо просматривались баррикады с солдатами. Да-да. Именно солдатами, а не ополченцами.
Это было очень плохой новостью.
Ввязываться в затяжные уличные бои на «просторах» нормального такого средневекового каменного города с плотной застройкой — удовольствие сильно ниже среднего. Преимущество в дальности, точности и скорострельности штуцеров здесь не дает никакого эффекта. Ведь противник бьет накоротке и из укрытий. В ход могу пойти даже камни! Ну а что? Весьма действенное оружие, если с крыши на голову сваливать. А слегка потрепанной роты штурмовиков для захвата города очевидно мало. Тут их целый полк нужен, если не больше.
Императору, по его мнению, очевидно, навязывали ближний бой. То есть, стремились нейтрализовать его преимущества и задавить массой.
— Сжечь его что ли? — Досадливо поморщившись, произнес Дмитрий, покачал головой и, присев на раскладной походный стул, стал ждать результатов рекогносцировки.
Через два часа вернулись рейтары.
Оказалось, что южнее Копенгагена они встретили разъезды германских герцогств.
Ситуация накалялась с каждой минутой. Ведь это могло говорить только об одном — с материка подброшены подкрепления союзников. И не факт, что они маленькие.
Легион сорвался с места и, обходя Копенгаген по дуге, направился южнее, дабы воспользоваться своим преимуществом в возможном полевом сражении. А чтобы предупредить вылазку датчан с тыла, в крупной деревне, что стояла чуть юго-западней города, был оставлен арьергард из пехотного батальона с дивизионом полковой артиллерии. Сам же Император с полным полком пехоты и полком полевой артиллерии выступил вперед. Дивизион рейтар и штурмовики остались при обозе, занявшем срединное положение в диспозиции, скрепив фургоны импровизированным вагенбургом.
Двадцать семь пехотных полков союзных и вассальных Дании герцогств[14], общей численностью примерно в пятнадцать тысяч человек. Плюс пять тысяч кирасир. Да при полусотне малых орудий. Вполне себе серьезная сила, которая должна была поддержать войско, запертое в Мальмё. Но не сложилось.
Дмитрий развернул всех стрелков двух батальонов в одну жидкую линию, повзводно[15]. За ними встали роты гренадеров с ручными мортирами наизготовку. А в просветах между пехотой островками разместились батареи полковой артиллерии, готовой не только накидывать гостинцев гранатами, но и бить картечью. Третий же батальон был отведен в резерв. Полк легкой полевой артиллерии встал на небольшой возвышенности в глубине позиций, изготовившись стрелять через боевые порядки своей пехоты.
Германские герцоги выехали на переговоры.
Дмитрий, немного поколебавшись, выступил навстречу, прихватив с собой не только воинов сопровождения, но и священников всех трех концессий, ну, то есть, конфессий христианства. Он теперь их с собой постоянно таскал. Православный из белозерской общины, католик из иезуитов и шведский лютеранин из какого-то Стокгольмского храма. Кого поймал, того и таскал. Для совета и благословения. Да они и не смели возражать.
Впрочем, герцоги все равно изрядно напряглись, заметив татуировку на лице. И ни крест «на пузе», ни священники в окружении не облегчили ситуации.
— Далеко же вы забрались, — первым произнес Император, с усмешкой наблюдая за пристальными взглядами герцогов к его лицу.
— Это… что это на вашем лице? — Наконец произнес Франц II Саксен-Лауэнбургский.
— Последствие обета, данного перед битвой. Выиграл бы и так, но нужно было приободрить своих людей. Воззвал к далекому предку. Пришлось держать данное слово.
— А… — понимающе покачали головой все, ровным счетом ничего не понимая.
— И как звали этого предка? — Не удержался Филипп Юлий Померанский из Вольгаста.
— Я воззвал к одноглазому Одину, сыну Дурина, внуку Аулэ, правнук которого по имени Скьёльд основал дом, мужской род которого не прерывался вот уже более тысячи лет.
Наступила гробовая тишина. Даже лошади не фыркали, впечатленные моментом. Ну, или так всем просто показалось.
Наконец Император усмехнулся и продолжил.
— Не пугайтесь вы так. Один давно принял Христа и верно служит ему, присматривая за Скандинавией. Урок мне на будущее. Не нужно лишний раз взывать к высшим силам там и тогда, когда можно справиться самому. Не выполнить обет, данный одним христианином другому, я просто не мог. В чем и получил благословение священников. Ведь так? — Спросил Дмитрий, обращаясь к клирикам в его компании.
— Так, — закивали они синхронно.
— Боже… — наконец выдохнул Адольф Фридрих I Мекленбургский и перекрестился. — До нас доходили слухи, но мы не верили.
— А, — небрежно махнул рукой Император. — Древняя кровь это просто древняя кровь. Один — не тот родитель, что опекает своих птенцов. Он уважает самостоятельность и решительность. Я вообще удивлен, что он пришел на помощь. Его любимая позиция — наблюдение со стороны. Ему больше нравятся герои и подвиги, а не божественные чудеса. Отчасти поэтому, я думаю, он и отозвался. Любопытно старику стало, как я буду выпутываться из этого затруднения, — махнул Дмитрий рукой в сторону татуировки. — Ведь мало кто знает, что Христос привел к присяге многих древних Богов, которые стали вести дела от его имени на бренной земле. Не по статусу царю Небесному бегать по полям да крестьян гонять. Не все, конечно, подчинились. А кое-кто даже бунтует потихоньку или совсем из повиновения выходит. Но борьба государя со своей аристократией извечна и также естественна, как необходимость обоих. Да и отец Иисуса слишком занят делами куда более интересными, чем наблюдение за копошением столь ничтожных червей. Ну да ладно, все это лирика. Вы воевать, я полагаю, прибыли?
— Да, — неуверенно произнес Адольф Фридрих I.
— Со мной?
— Да, — все также неуверенно кивнул герцог Мекленбурга.
— Так давайте повоюем. Я, пожалуй, даже начинаю чувствовать вкус в боях, хотя, поначалу боялся своего равнодушия к чужой смерти. Во мне просыпается какая-то страсть! Только мой вам совет — вперед не лезьте. Иоганн Адольф выскочил перед своими солдатами и погиб бесславно. Пуля-дура. Она же субординации не блюдет и разит, кого ни попадя. Берегите себя. Не хотелось бы, чтобы эта война закончилась плачевно для стольких династий.
С этими словами он развернул своего коня и поехал к войскам, оставив герцогов со свитой переваривать услышанные ими чудовищные слова.
Какая-то возня в течение получаса.
И вот германцы атакуют кирасирами. Очень тонкое и жидкое построение не выглядит надежным и стойким к удару тяжелой кавалерии.
Вышли на позицию и построились, где-то метрах в трехстах перед фронтом легиона.
Они были уже в зоне поражения и штуцеров, и пушек, и ручных мортир. Но Дмитрий решил немного поиграть. Поэтому дал отмашку на открытие огня только когда по кирасирам затрубили наступление и кони двинулись вперед, стараясь держать равнение.
Свисток, слившийся своим переливом с товарищами.
И первый ряд восемнадцати взводов нажимает на спусковой крючок.
Еще свисток.
И еще восемнадцать отделений нажимают на спусковой крючок.
Залп.
Залп.
Залп.
Каждые пять секунд полузалп двух батальонов, то есть, пятьсот сорок пуль улетало в кирасир.
А вместе с тем дальней картечью ударило две дюжины полковых орудий, поддержав восемь десятков ручных мортир, отправивших в кирасир гранаты.
Прошла минута.
Легион прекратил стрельбу.
Пяти тысяч кирасир германских герцогств больше не существовало. Сотни полторы всадников «разбегаясь в разные стороны» стремительно выходя из зоны поражения. Остальные так там и легли. Множество раненых людей и коней билось на земле, издавая жуткого вида звуки. Прямо на глазах привычных к таким зрелищам легионеров и совершенно деморализованной германской пехоты.
Минута. Всего минута. Герцоги и генералы, что вели эти войска, растерялись. Произошедшее событие выходило за рамки их маленького мира также решительно, как и слова Дмитрия о старых богах. Они вообще пребывали в зависшем состоянии, не понимая, что делать и как поступать дальше. После ТАКОЙ демонстрации военного превосходства наступать пехотой было, по меньшей мере, глупо. Да и не пойдет она в наступления. Вон, стоит и нервно крестится, бормоча молитвы.
— Начинайте, — кивнул Дмитрий командиру полка полевой артиллерии. И та ударила картечными гранатами по открыто расположенной артиллерии противника.
Бух!
Бух!
Бух!
Однако продолжение боя не получилось.
Войска германских герцогов спешно стали отходить, стремясь как можно быстрее испариться…
Тем временем со стороны города выступили датчане и попытались выбить арьергардный пехотный батальон, «окопавшийся» в деревне. Да вот беда — легионеры же, заняли очень интересно свои позиции. Кто на крыше за скатом кровли. Кто у окна. Кто у заваленной на бок телеги. Кто за поленницей дров. Все следовали указанию Императора и заняли подходящие укрытия, откуда им удобно будет стрелять. Поэтому, когда датчане подошли достаточно близко, стрелять начала вся деревня. Людей и не разобрать толком.
— Что там? — Поинтересовался Император у командира легиона.
— Все уже кончено, — ответил за него начальник штаба. — Отбили вылазку датчан. Без потерь.
— Хорошо, — кивнул Дмитрий. — Пошлите эскадрон рейтар в обход Копенгагена на север. Судя по тому, что здесь произошло, датчане могли там высадить своих союзников. Тем самых, что мы разбили под Лундом.
— Слушаюсь, — козырнул легат, повторил приказ и дождавшись подтверждения, приступил к выполнению.
Дмитрий же повернулся к Копенгагену и задумался.
Что делать с этим городом? Он преподнес себя прямо как в детской загадке. Висит груша — нельзя скушать. А даже если сунешь в рот и попытаешься разжевать — током врежет так, что глаза выскочат.
Задачка.
Впрочем, его оппонент — Кристиан IV находился примерно в таком же положении. Он видел, КАК была уничтожена кавалерия германцев, и ясно осознавал — с ним под Кальмаром обошлись еще очень нежно. Император мог выбить у него, по меньшей мере, вдвое больше воинов. Но это не суть. Главное — что с ним дальше делать? Очевидно, что полевые войска он громит не напрягаясь. Вдвое больше, трое, вчетверо. По слухам и в двадцать раз — не предел. Но в уличные бои на баррикадах не лезет. Как и не идет на приступы мощных крепостей. Что дальше? Король сидит в своей столице, а Император разоряет Зеландию? Вполне возможно. Подспудно захватывая малые крепости с небольшими гарнизонами.
— Что думаешь? — Спросил Кристиан IV у генерала-скептика, что стоял рядом.
— Эти больше воевать не будут. Скорее все — отходят к кораблям с желанием как можно скорее убраться подальше. А Речь Посполитая, Бранденбург и Саксония слишком далеко. Даже если они чего-то добились под Ригой, Псковом и Смоленском, большой вопрос — поможет ли это нам. Ведь где они, и где он. Судя по вот этому кошмару, мы можем просто не дожить…
— А что делать мне? — Нервно произнес король.
— Договариваться… — медленно произнес самый опытный и весь уже немолодой генерал. — Не думаю, что нам стоит воевать против него. Не сейчас во всяком случае.
— А он захочет договариваться?
— Пока не попробуем — не узнаем…
Глава 10
26 мая 1614 года, Копенгаген
Изящный аристократический особняк на окраине города. Небольшой, как и все в Дании, но вполне приличный, ухоженный и, что немаловажно, с большой, просторной гостиной, но главное — расположенный в стороне от остальных и окруженный красивым садом и цветником. В этот день он стал весьма значимым местом.
Входить в столицу Дании Дмитрий не решился, точно так же, как Кристиан[16] не пошел в расположение легиона. Поэтому переговоры решили провести на нейтральной территории. Ну как нейтральной? Это ведь все — Дания. Просто на некотором удалении от основных частей.
Императора сопровождали полроты штурмовиков и взвод преторианцев личной охраны. Ну и так — по мелочи: священники там, советники. Тот же Аксель Оксеншерна, например. Да и как он мог пропустить столь значимое событие? Короля поддерживала выборная сотня из солдат и офицеров, плюс наиболее значимые люди страны и города — высшая аристократия, наиболее уважаемые пасторы Копенгагена и торговая элита страны.
Небольшой круглый стол. Два кресла. Группам поддержки за спиной предполагалось стоять. В стороне два небольших стола для писцов.
Кристиан со своими людьми зашел первым.