Почему именно ей? Спрашивать у понтифика она даже не собиралась, поскольку понимала — идея эта была рождена не отцом, а сыном. Сам же Чезаре Борджиа обладал очень неприятной особенностью говорить так, что запутывал в паутине слов слишком многих. Только вот и данные им обещания он пока выполнял, на прямой лжи его ещё никто не поймал. Недоговорить, ввести в заблуждение правдой — это да, но только не нарушенные обещания. Вот герцогиня Форли и согласилась стать герцогиней же, но Милана. А дядюшка Лодовико… Каждый сам за себя в этом жестоком мире. Слабый должен уйти, уступая место сильному. Львицу Романии же слабой не назовёт никто.
Платой за власть была полная, безоговорочная поддержка замыслов Борджиа. Всех, без сомнений и колебаний, уже озвученных и тех, которые лишь вызревали в душах столь любящего интриги каталонского рода. Единственное условие, которое она выдвинула в ответ — ничто из этих замыслов не должно было вредить тем, кого она считала семьёй. И оно было принято даже без обсуждений, лишь под одобрительное хмыканье младшего Борджиа.
Немного жаль было собственно Имолу и Форли… Ведь когда — не если, а именно когда, в успехе Катарина была почти что уверена, слишком уж особенную, хотя и мрачную славу приобрёл Чезаре Борджиа — она сядет на трон Милана, новое-старое герцогство придётся отдать. А кому именно… Младший Борджиа намекнул, что: «Если уходит одна опасная хищница, то ей на место должен прийти кто-то очень на неё похожий». И, само собой разумеется, верный лично ему, Чезаре. Последнее слова пусть и не прозвучали, но подразумевались.
Отдать меньшее и получить большее. Катарина Сфорца понимала причины выдвинутого условия. Очень уж стратегически важную позицию занимали Имола и Форли, давая возможность их правителю отрезать Болонью и Равенну от основных земель Папской области. Отсюда и желание Чезаре Борджиа сделать её сначала нейтральной, затем союзником, а потом и устроить такой вот выгодным обеим сторонам размен.
А полученное письмо… В нём содержалось вежливое, облачённое в форму просьбы, требование пусть с небольшим отрядом, но немедленно выехать в Рим. Не просто так, а для присоединения к союзному войску Венеции и Борджиа, которое должно было встретить французскую армию на пути из Неаполя и… по меньшей мере оттеснить обратно на неаполитанские земли. Это были не просто слова, а с довольно подробными выкладками, доказывающими высокую вероятность успеха планируемого сражения. Войска Борджиа и их вассалов, венецианская армия… Испанцы, которые не то высадились в портах юга Неаполя, не то должны были это сделать, тем самым угрожая французам ещё и с южного направления. И намёк на то, что венецианцы не ограничились одной лишь армией под командованием Франческо Гонзаго. Что другая, пусть и меньшая часть их войск ударит с севера.
Довольно полное описание всего: как успехов, так и неудач. Чезаре Борджиа упоминал о разгромленном войске мятежных вассалов и бегстве остатков оного на территорию Сиены. О взятой штурмом Перудже и переходе города под власть Борджиа, как это ранее было с другими землями вроде Болоньи, Остии, Сенигалии и прочих. Наконец о том, что пала и Маджоне, где отсиживался, считая себя в полной безопасности, кардинал Орсини, теперь нечто среднее между пленником и почётным гостем у Борджиа.
Это были успехи, но и неудачи не скрывались. Поднятый мятеж на землях бывшей Пизанской республики, устроенный при явном участии французов, использовавшими для этого всё доступное, включая широко известного проповедника Джироламо Савонаролу. Отвлечение на этот мятеж Медичи, странное поведение правителя Сиены Пандольфо Петруччи и ещё кое-что.
Подобная открытость от другого человека могла бы показаться наивной и вызвать улыбку, но… Катарина осознавала, что уж в наивности и непредусмотрительности этого Борджиа никогда обвинить не получится. Исключительно расчёт, точный и на несколько ходов вперёд. И она понимала суть проводимой игры. Ей, как союзнице, показывались сильные и слабые стороны, давалась возможность сравнить их с аналогичными у противников рода Борджиа. И сравнение было… не в пользу того же застрявшего в Неаполе и рвущегося в родные края Карла Французского. Против одновременного натиска Венеции, Рима и Испании отрезанному от метрополии Карлу было не выстоять. Сфорца не зря долгие годы изучала войну и по трактатам, и на деле. Да и советами опытных военачальников никогда не пренебрегала. Оттого внимательное изучение расстановки сил помогло сделать вывод: если даже Карл VIII сумеет прорваться во Францию, то он заметно ослабеет. Слабость же — то самое, что редко прощают властителям, которые незадолго до этого заявили о себе как о покорителях соседних земель. Чересчур много недоброжелателей за своё не столь долгое правление нажил теперешний король Франции. Достаточно одной серьёзной ошибки, одного действительно крупного поражения и….
Как следует всё обдумав, пусть и потратив на раздумья совсем немного времени, Львица Романии устремилась в Рим, сопровождаемая не самым большим, но всё же внушающим уважение и соответствующим положению герцогини войском. Если даже часть её солдат и погибнет, то не напрасно. Милан, он стоил жертв. А то, что она поставила на победителя, Катарина уже не сомневалась. Очень уж удачно складывалась пока ещё не завершённая но уже понятная мозаика, которую выкладывали на месте Папской области и окрестных государств два Борджиа, понтифик и великий магистр, старый и молодой хищники, для которых слишком тесными и неудобными оказались установленные традициями рамки.
И вот он, древний и великий город, который слишком многое повидал на своих улицах, внутри дворцов просто и дворцов, неотличимых от крепостей. Город, меняющийся в очередной раз, превращающийся из просто сердца христианского мира в город-крепость, опору не Святого Престола, на котором восседал представитель рода Борджиа, а в… Катарина не слишком весело улыбнулась, понимая, что нынешний понтифик укреплял свой род не как иные викарии Христа. Те давали своим родственникам земли, деньги, но при этом делали их частью Папской области, неотъемлемыми от сложной системы власти опоры христианской веры. Александр VI поступал иначе, вырывая земли, замки, даже целые города у своих противников, только передавались они не внутри Папской области, а как бы вне её. Ни Болонья, ни Остия и прочие бывшие владения делла Ровере не стали вассальны Святому Престолу и тому, кто на нём сидит. О нет, они оказались переданы лично Борджиа, да к тому же ставшему теперь главой возрождённых из небытия тамплиеров.
Тамплиеры… Не все обратили внимание на то, что их не просто восстановили, но очень аккуратно отделяли от привычного образа рыцарей-монахов. Отделял тот, в ком самом не было почти ничего от князя церкви, кроме регалий и возможностей. Львица Романии сумела это понять, но вместе с тем ей хватило осторожности держать выводы при себе. Такое знание могло оказаться опасным даже для неё, если она поделилась бы им… с кем-нибудь.
Её встречали. Не просто, а со всем почётом, чего она даже не ожидала. Сразу пришла в голову мысль, что таким образом Борджиа приоткрывают часть того, что должно стать обычным после того, как воплотятся в жизнь достигнутые договорённости, включая и относящуюся к судьбе герцогства Миланского. А во главе встречающих были один из военачальников Чезаре, бывший кондотьер Сальваторе Эспиноза и… Бяьнка де Медельяччи, ей уже знакомая девушка-воительница с необычной судьбой.
Сфорца удержалась от усмешки, поняв, кому именно поручили саму встречу. Эспиноза, который ей был почти не интересен, являлся лишь «парадным доспехом», ведь никто бы не понял, возглавь встречающих женщина, к тому же не имеющая громких титулов. А так… приличия были соблюдены, но в то же время гостье был подан знак, с кем именно ей предстоит говорить. Хотя бы сначала, потому как высшая власть в Риме — это Борджиа. Пусть самого Чезаре в городе не было, он с большей частью союзной армии уже успел покинуть Рим, готовясь к перехвату рвущихся из Неаполя французов, а его младшие брат и сестра были… слишком младшими, но имелся сам Папа Римский — высшая власть в самом Риме и во всей Папской области.
Тигрице «пока ещё из Форли» было ясно, что её сопровождают в центр власти Борджиа, а именно замок Святого Ангела. Однако и по дороге, благо двигались лошади по улицам Рима очень уж неспешно, можно было узнать кое-что интересующее. Не у Эспинозы, конечно, у той, которой было поручено встретить дорогую и ценную для Чезаре Борджиа гостью. Отсюда и первый не относящийся к «погоде, здоровью и прочим мелочам» вопрос к ехавшей чуть правее Катарины де Медельяччи:
— Раньше, при нескольких предшествующих Александру VI понтификах, Рим славился яркими красками празднеств, множеством особ священного сана на улицах, красотами одежд, особенно женских…
— Красота женщин осталась, Ваша Светлость, — улыбнулась Бьянка, чьему слову можно было верить в силу… заинтересованности последней, пусть и не самой обычной. О пристрастиях приближённой к Чезаре Борджиа девушки слухи поползли и самые разные. Этому Катарина была склонна верить. — И склонность украшать себя всеми способами тоже. Рим должен быть прекрасен… даже во время войны.
— Понимаю. Оттого и установленные на стенах пушки, и дым от кузниц литейных и иных мастерских. Если так продлится, то этот город станет больше напоминать Флоренцию.
— Флоренция великолепна, — аж зажмурилась де Медельяччи, вспомнив о чём-то приятном. — Рим красив и сам по себе, но, как говорит великий магистр: «Одна красота — это хорошо. Две — намного лучше». Пусть эти красоты усиливают друг друга. А в кузницах, литейных и других мастерских создаётся то, что способно уберечь римские красоты от желающих их присвоить либо разрушить.
— Но есть французы. Их армия, которая может испортить красоту Рима…
— Если им это позволили бы — тогда да, — криво усмехнулась Бьянка, осаживая взбрыкнувшую было лошадь. — Только синьор Чезаре им не позволит даже добраться до Франции. Уже известно, куда они направляются. Там их и будет ждать армия, сравнимая по числу и не уступающая в мастерстве. Туда же проследуете и вы.
Катарина Сфорца отметила, что голос её собеседницы был спокойный, уверенный. Эта юная особа не врала, хотя и могла бы. Поэтому Львица Романии спросила не совсем то, что хотела всего несколько мгновений тому назад.
— Куда движется армия Карла Французского?
— Через Понтекорво, затем на Палестнину, Тиволи и…
— Сиена, — понятливо кивнула Катарина. — Дальше, как я полагаю, в сторону восставших Ливорно с Пизой. И Милан, где войска Его Светлости Бурбона-Монпансье.
— Этого хочет король Франции, только он перепутал с реальностью свой приятный сон, — отрезала де Медельяччи, а её рука сама собой потянулась к рукояти клинка. — Или он уползёт лечить раны обратно в Неаполь, или сдастся или… Великий магистр будет особенно доволен получить короля живым или мёртвым. Он говорит, что для обоих случаев есть свои преимущества.
Преимущества. Сфорца и хотела бы спросить, что это за преимущества такие, но поостереглась. А вдруг возьмут, да и ответят. Нужно ли ей ТАКОЕ знание? В этом она была далеко не уверена! Меж тем Бьянка, явно по поручению Чезаре Борджиа, словно мимоходом напомнила Катарине Сфорца, о том, ради чего её вообще «пригласили» сначала в Рим, а потом и в расположение союзной армии.
— Сегодня вечером Его Святейшество устроит небольшой приём в честь вашего прибытия в Рим. Он сам, некоторые кардиналы, посланники государств, с которыми у нас хорошие отношения. Завтра же вы направитесь к армии.
— Я благодарна Его Святейшеству за такое внимание, — изобразила улыбку Сфорца и без удивления увидела на лице собеседницы ответную, но куда более искреннюю.
Вот всё окончательно и открылось. Борджиа не были бы самими собой, не используй они всю выгоду от заключённого союза. Приём в честь союзницы, представление её в таком качестве послам других стран, наверняка и без намёков на последующий взлёт герцогини Форли не обойдётся. А затем прибытие к армии той, чьё знамя с гербом рода Сфорца можно поднять рядом со знамёнами Борджиа, Венеции и Мантуи. Что подумает сам король Франции и его военачальники, увидев такое? В самом лучшем для них случае начнут с большей подозрительностью относиться к нынешнему герцогу миланскому.
Нет, неправильный герб у Борджиа! Катарина удержалась от видимого проявления чувств, но перед её взором почему-то вставала картина, где красный бык на золотом фоне сменялся на угольно чёрную змею. Да, такой символ обоим интриганам, старому и молодому, подошёл бы гораздо лучше.
Глава 7
Папская область, Палестрина, февраль 1494 года
Похоже, сегодня решится если и не всё, то очень многое. А как может быть иначе, если столкнутся две действительно большие армии, спорящие по поводу того, кто будет диктовать условия на большей части италийских земель. Пусть войско короля Франции и выползло из Неаполя, стремясь прорваться как минимум до Милана, где были союзники, собственно часть французской армии и спокойные, безопасные путиво Францию и оттуда, но в королевстве Неаполь остались сильные гарнизоны. Те самые, которые сейчас начали ломать высадившиеся на юге «сапога» испанские войска.
Те ещё поросята, к слову сказать! Это я про Изабеллу и Фердинанда, но особенно про первую. Хитрая бестия вроде и выполнила условия, предоставив почти десять тысяч войск плюс флот, но в то же время предоставила нам самим нести на себе основную тяжесть военных действий. Ведь что делали и собирались делать испанцы? По сути мотивировать Карла Французского как можно быстрее прорываться во Францию, дабы усилиться и вернуться. А первый удар что по пути туда — в непременном варианте — что при возвращении, королева Испании «милостиво позволяла» принять другим союзникам по антифранцузской коалиции. Уважаю до такой степени, что хочется нежно пожать сей знойной испанке… шею. Хотя что сделал бы я сам на её то месте? Мда, нечто подобное, чего самому себе врать то.
Впрочем, сейчас политика отступила на второй план, мысли как-то почти полностью сконцентрировались на предстоящем сражении. Карл VIII, хоть и вынужден был оставить большую часть артиллерии и немало солдат в захваченном Неаполе — гарнизоны во всех важных городах, ага — но и имеющихся сил было достаточно для оч-чень уважительного к нему отношения.
Собственно, что он имел? Семь тысяч наёмников-швейцарцев, которых не было никакого смысла оставлять там, в Неаполе. Вреда как бы не больше, чем пользы по причине склонности этих парней грабить всё, вся и всех, причём с такой замысловатостью, что таки ой. Плюс буйный нрав и чрезвычайно болезненное отношение к любой задержке выплат или к возможному давлению со стороны нанимателя. Зато как элитная пехота они могли подпортить жизнь кому угодно.
Более трёх тысяч тяжёлой конницы, в том числе гвардейцы короля. Разумеется, в атаку на наши пушки их никто не пошлёт, у маршала Ла Тремуйля была столь полезная штука как работающий мозг, он наверняка оценил как собственный опыт при Реджо-Эмилии, так и случившееся близ Перуджи. О последнем не могли не доложить его шпионы, чего уж.
Пара тысяч конницы лёгкой. Ничего особенного, но учитывать по любому надо, чай, не комариный чих. Зато практически вся французская пехота была распихана по гарнизонам Неаполя. Логично, конница там была бы… не совсем уместна, для сидения то в крепостях при выбранной оборонительно-выжидающей тактике.
Шотландская гвардия д’Обюссона. Это вообще отдельной графой, потому как будут оберегать собственно короля и при необходимости прикрывать хоть отступление, хоть лихой прорыв.
Двенадцать тысяч французов и к ним приравненных. Приятная новость по причине количества оных? Э, нет, всё не так просто, как могло бы показаться! Помимо собственно французов и крепко связанных с ними швейцарских наёмников имелись также неаполитанцы. Много неаполитанцев, поскольку чую нутром, что Луи де Ла Тремуйль приложил все усилия, дабы как следует потрясти и выжать из неаполитанских земель побольше пушечного мяса. Число… Мог бы и больше, если бы не опасался дезертирства и откровенного перехода на нашу сторону тех, кому за недолгое время своего владычества французы успели осточертеть по полной программе. Хотя и так семь тысяч было собрано, из них больше половины конница, тяжелая и лёгкая.