Вроде бы хорошая такая армия, с высокой маневренностью. Проклятье, да в худшем случае король Франции мог оставить прикрывать своё отступление швейцарцев и остатки откровенно расходного материала, то бишь неаполитанцев, сам же, сохраняя ядро своей армии, прорываться по тем дорогам, где мы просто не могли ему ничего противопоставить. Так? Не совсем.
Жадность! Вот то, что удерживало большую часть войска Карла VIII Валуа от сколь-либо высокого темпа передвижения даже при крайней необходимости. Помимо собственно войска присутствовал огромный обоз, в котором провиант и прочие полезные для войны вещи занимали ничтожный процент. Остальное… добыча. Та самая, которая была взята в королевстве Неаполь: золото, серебро, в том числе разного рода утварь из драгоценных металлов, ткани, вина, пряности, прочие ценные предметы. Армия была замедлена, отягощена этим самым барахлом. А оторвать от него тех же швейцарцев, награбившихся на несколько жизней вперёд… Мда, это примерно то же самое, что совершить двенадцать подвигов Геракла. Да и французы им мало в чём уступали, чего греха таить! Король обещал им великую добычу, они её получили. А вот попробуй он лишить их её, ограничить малой частью, той, которая поместится в заплечном мешке или у седла и, в лучшем случае, во вьюках на заводной лошади… Вряд ли разорвут — король как-никак, да и то к швейцарцам это не относилось — но не услышат точно.
Благодать да и только! Для нас, само собой разумеется. Обременённой громоздким обозом армии не суждено оторваться от армии более мобильной, которая, к тому же, воюет на своей земле. Поневоле приходило на ум сравнение с армией одного великого корсиканца, который тоже сунулся в ловушку, а затем, выбираясь из неё, сильно затормозил движение армии огромными неповоротливыми обозами. Эх, прямо карма такая у французов — тащить за собой кучу добычи, которая утягивает их армии на дно!
Ещё один немаловажный бонус нашей армии — можно было заранее подготовить позиции и не особо опасаться, что противник попробует пойти другим путём. Причина та же самая — тяжело груженые добычей повозки, которые, с учётом недавно пролившегося дождя, банальным образом завязли бы вне мощёных камнем старых, ещё имперских дорог. Так что мы имели преимущества заранее подготовленной позиции вдобавок к прочему. Прочее — это артиллерия, теперь превосходящая французскую заметно и неслабо, а ещё численность. Те самые четырнадцать тысяч венецианцев с небольшими вкраплениями солдат Мантуи, да наши войска, что под знамёнами Борджиа и Ордена Храма. Сколько? Шесть с половиной тысяч, учитывая вассальные отряды
Можно ли было сделать преимущество в численности не формальным, а куда более значимым? Теоретически — бесспорно. Практически… игра не стоила свеч. Немалая часть венецианцев вот-вот должна была ударить в направлении Милана, тем самым вызывая нехилую такую панику у старины Мавра и обоснованное беспокойство у Жильбера де Бурбон-Монпансье. Ну а кое-какие наши войска находились как по гарнизонам, так и в Перудже с Маджоне, и блокировали часть враждебных нам городов под властью Орсини, Колонна и прочих. Именно блокировали, потому как распылять силы сверх уже имеющегося… череповато. Что же до Медичи, то Пьеро и его родственники были всецело поглощены тем, чтобы не дать мятежу земель бывшей Пизанской республики набрать действительно серьёзную силу. Получалось… так себе, но герцог Флорентийский имел достаточно разума, чтобы не изводить нас, Борджиа, призывами о помощи. Понимал, что если не разбить армию короля Франции, то его нынешние проблемы покажутся откровенно мелкими и даже ничтожными.
Ах да, была ещё одна забавная деталь, а именно город под названием Палестрина, рядом с которым мы собственно и находились. И рядом, и в самом городе, использующемся как резервный опорный пункт. Дело в том, что Палестрина с давних пор принадлежала семейке Колонна. Ага, тем самым, которые наряду с Орсини были явными и открытыми врагами Борджиа. Черт побери, да они вообще постоянно грызлись с любыми понтификами, кто не хотел прогибаться под их интересы! А по причине слишком уж близкого расположения Палестрины к Риму… город два раза сносили чуть ли не до основания после яростных штурмов. Первый раз почти два века назад, а вот второе «помножение на ноль» случилось всего за полвека до сего времени.
Стоило ли удивляться, что когда к стенам Палестрины подошла армия в пару десятков тысяч человек, с мощной артиллерией, да к тому же один из командующих которой заимел специфическую привычку открывать даже не ворота, а стены города залпами мощных батарей… Комендант сдал не только крепость, но и приказал всему гарнизону сложить оружие во избежание третьей «капитальной перестройки» города и окрестностей.
И не мелочь и приятно! Борджиа получили ещё одну не самую плохонькую крепость, а у Колонна на один город убавилось. С какой стороны ни посмотришь, аж сердце радуется. Разумеется, если ты не Колонна и не их реальный союзник.
Энтузиазм и жажда битвы Франческо Гонзага — вот что могло доставить и уже доставляло определённые неудобства. Пользуясь тем, что в венецианской армии были столь полезные и интересные войска как конные арбалетчики в большом количестве, он хотел обрушиться на французов прямо во время их движения. Сначала пощипать их на марше а затем, после того как те вынуждены будут если и не остановиться, то должным образом среагировать — начать атаку при помощи тяжёлой конницы и затем ввести в дело пехоту.
Оно, конечно, логики данная система была не лишена, вот только тогда мы де-факто исключали из боя свою артиллерию, слабо использовали терции и теряли возможность боя на заранее подготовленных позициях. Примерно это мне и пришлось высказать герцогу Мантуи, причём довольно неожиданно получив поддержку со стороны недавно прибывшей Катарины Сфорца. Герцогиня Форли хоть и не привела сколь-либо серьёзное количество солдат — просто физически не была в состоянии, учитывая, что оголять Имолу с Форли не собиралась — но в качестве символа и весьма авторитетной в Италии личности её слова имели определённый вес.
Так что венецианской лёгкой кавалерии пришлось, скажем так, заметно урезать задачи. Герцог Мантуи был не слишком доволен, но, скрипя зубами, согласился, что неразумно терять уже созданные преимущества ради других, которые могут сработать, а могут и нет. Зато если конные арбалетчики покружат рядом с движущейся французской армии, обстреляют подставившихся и попробуют раздёргать часть вражеской конницы… Уже хорошо.
Разговор на эту тему был вчера вечером, а раздергивание началось с раннего утра, благо лёгкая кавалерия венецианцев худо-бедно, но могла перемещаться и в тёмное время суток.
Успехи? Имелись, хотя ничего особо выдающегося вроде захвата одного из вражеских полководцев или убийства метким выстрелом кого-то из важных персон. Вот побеспокоить французов и их союзников удалось неплохо, заодно и провести разведку боем. Несколько же стычек с противником позволили венецианцам притащить и нескольких пленников, как французов, так и неаполитанцев, что было совсем уж неплохо. И как раз сейчас я вежливо спрашивал одного из последних, Стефано ди Альбертини, о том, какие настроения царят среди его собратьев-неаполитанцев. А тот… заливался соловьём уже по той причине, что был из числа тех, кто переметнулся на сторону французов в сражении при Реджо-Эмилии. Знал, собака страшная, что репутация у меня своеобразная, а уж приказать повесить предателя на первом же подходящем дереве могу без малейших колебаний. Собственно, именно поэтому лучше и легче всего было допросить именно этого пленника из числа имеющихся.
— Так что ты там говорил, Стефано, про настроения среди таких же как ты неаполитанцев? — вежливо поинтересовался я у пленника, который выглядел… бледно и печально. — И бодрее отвечай, как на исповеди, со всем старанием. Представь, что тут нет ни герцогини Сфорца, ни охранников, ни вот этой серьёзной синьорины с пером и чернилами… Есть только ты, я в ипостаси кардинала и твоё искреннее желание покаяться в многочисленных грехах. Ну, представил? Тогда начали… разборчивым голосом, а не шёпотом умирающего.
— Нам заплатили, Ваше Высокопреосвященство, в том наш грех, — говоривший старательно отводил глаза, ему очень не хотелось встречаться взглядом ни с кем из присутствующих. Репутация моя и Львицы Романии была хорошо известна, а Бьянка научилась нервировать окружающих одним своим видом и кривой такой, обещающей многие проблемы улыбочкой. — Король Карл избавил Неаполь не только от Альфонсо Трастамара, но и от всего ценного, что можно погрузить на повозки и подготовить к перевозу во Францию. И теперь он платит нам частью того, что было в Неаполе, очень малой частью. Швейцарцы получают намного больше!
— Я не собираюсь состязаться в щедрости с французским королём. К чему деньги тем, кто по причине мёртвости не сможет их потратить?
— В могилу деньги не унесёшь, — подтвердила Сфорца, от голоса которой ди Альбертини дёрнулся, словно через него ток пропустили. — Кардинал Борджиа спрашивает тебя другое. Готовы ли неаполитанцы отступиться от короля Франции? Вам не впервой переходить на другую сторону даже в разгар битвы.
— Они… мы боимся, Ваш-ша Светлость Всем известно, что Его Высокопреосвященство делает со своими врагами. Много таких как я, изменивших королю Альфонсо тогда, при первом сражении.
— Бывшему королю!
— Бывшему…
Эхом отозвавшись на мой комментарий, пленник снова замолк, но мне хватало и уже сказанного им. Страх! Если его разжечь в сердцах врагов, он часто помогает, но в некоторых случаях способен и помешать. Как теперь, когда один раз перешедшие на сторону французов неаполитанцы готовы были драться не столько из-за враждебности к Риму — её как раз мало у кого можно было найти… достаточно сильную, чтобы рисковать жизнью — сколько из-за реального страха перед виселицей или топором палача.
— Ты прав, поить выдержанными винами и кормить изысканными блюдами я таких как ты не собираюсь, — придавив Стефано взглядом, я выдержал небольшую паузу и продолжил. — Зато могу обещать, что не стану как-либо карать тех, кто в предстоящей битве не то что снова перейдёт на изначальную сторону, а даже просто… отойдет в сторону. Демонстративно, показательно, чтобы было ясно, что это сделано не под конец сражения, а в самом начале или до разгара битвы. И тебя… тоже отпущу.
— Ваше Высокопреосвященство!
Попытавшегося было бухнуться на колени пленника удержали стоящие по бокам охранники-конвоиры. Знали, что я подобное, мягко сказать, недолюбливаю.
— Удивлён? А зря, — хмыкнул я, наблюдая за лицом уже не такого и пленника, на котором причудливо смешались радость и неверие в происходящее, щедро приправленные глубочайшим удивлением. — Что Ферранте Трастамара, что его сын Альфонсо были… великими грешниками. Один полным безумцем, видевшим прекрасное лишь в пытках, трупах и смраде разлагающихся тел. Другой оказался просто жесток, а к тому же и неумён, раз не смог отойти в сторону от безумств своего папаши, который сейчас демонов на одном из последних кругов ада развлекает.
— Но вы же…
Заикнувшись было, ди Альбертини сразу заткнулся, чуть было язык не прикусил, поняв, что фортуна то может быть очень переменчива. Только вот захохотавшая Бьянка и ухмыляющиеся охранники совсем выносили мозг бедняге неаполитанцу. Спокойствие сумела сохранить разве что Катарина Сфорца, явно имеющая большую практику прикладного лицемерия и сдерживания истинных эмоций под маской ледяного безразличия.
— Мой враг — Франция, а точнее её король, лезущий в италийские земли. Я не питаю вражды к Неаполю и желаю правильного, доброго правителя. Но сперва надо выгнать оттуда тех, кто успел награбиться там так, что множество повозок с трудом вмещают в себя плоды этого безудержного грабежа. Можешь так и передать другим. И про обещание не карать тех, кто перестанет сражаться на стороне французов. И про то, что Борджиа желают Неаполю лишь блага с процветанием. А чтобы с тобой, Стефано, ничего не случилось по дороге, отправлю тебя со своими людьми, которые предложат корою Карлу поговорить перед сражением. Заодно у тебя появится время донести мои слова до других сынов Неаполя. Понял?
Кивает, соглашается, пытается потоком льстивых, пусть и довольно неуклюжих фраз выразить свою безграничную благодарность. Кажется, он только сейчас окончательно поверил, что его не только не повесят и не станут калёным железом взбадривать, но отпустят обратно. Мда, времена нынче… и репутация Борджиа в целом и моей персоны в частности.
— Четвёртый и последний, — фыркнула Бьянка сразу после того, как неаполитанца вывели за пределы помещения. — Но этот хоть не полный дурак!
— Да, на первых трёх надежд немного. Вроде и поняли, но мысли излагать толком не в состоянии. Голова… чтобы шлем носить и в неё есть.
Моя подруга то уже давно привыкла в подобным не шибко свойственным этому времени изречениям, а вот Катарина Сфорца в очередной раз вынуждена была призвать всю доступную ей после многолетних тренировок выдержку, чтобы не показывать истинных эмоций. Потому ограничилась нейтральными словами, хотя в глазах кое-что таки да отразилось.
— Они скажут, особенно ди Альбертини. Те трое, хоть простые солдаты, но тоже молчать не будут, Чезаре. Вы же потому и хотите «переговоров» с Карлом VIII, желаете получить немного времени, чтобы слова этих пленников донеслись до ушей других неаполитанских солдат и их командиров.
— Я и не думал скрывать очевидное от прекрасной и опасной Львицы Романии и будущей герцогини Милана, — подмигнул я Катарине. — Нет уж, обманывать союзника, в котором заинтересован на долгую перспективу, да ещё по мелочам… оставлю подобные ошибки своим врагам.
— У вас их много, Чезаре. И у меня теперь тоже, — не то реально опечалилась, не то сделала вид Катарина.
— Зато появились не только сильные союзники, но и буквально в паре шагов находится корона не самого слабого государства. Осталось лишь подойти и взять. Милан стоит риска, не так ли, Катарина?
Пристально сверлит меня взглядом и… коротко кивает, подтверждая уже ранее заключённую договорённость на эту тему. Хорошо. Теперь последний нюанс, без которого в теории можно обойтись, но лучше заранее уведомить.
— И на переговорах, если таковые состоятся, ваше присутствие необходимо наряду с моим и герцога Мантуи. Вы Сфорца…
— Ещё противовес Лодовико. Я понимаю. И помолюсь Господу, чтобы он простил всех нас, дав одержать победу в сражении.
Хочет молиться — да на здоровье, мешать и отговаривать не собираюсь. Вообще же, после допросов удалось не только подготовить людей для передачи предложения неаполитанцам — кстати, в бодром темпе надо и бумагой с печатью озаботиться, по всем правилам. Но без какой-либо торжественности, без парадного варианта, то есть незаметным листом, который тот же ди Альбертини вполне может пронести под одеждой, дабы показать друзья, товарищам и прочим. К слову сказать, там будет ещё одна небольшая, но очень интересная приписка. Получится разыграть ещё и эту карту? Просто замечательно. Нет… я ничего не потеряю.
Что ещё удалось? Конечно же, удостовериться в численности противника, в боевом духе всех частей его войска, да и степень усталости я тоже учитывал как весьма важный параметр.
Дальше… Пора из собственно Палестрины за пределы городских стен, к армии. Пусть там и Мигель, и Раталли, но всегда стоит самому пройтись по расположению частей, дополнительный раз проверить, не случилось ли чего. И для боевого духа собранных под знамёнами Борджиа головорезов это тоже лишним не окажется.
* * *Троянский конь был заслан и даже принят. Это я про отправку в сторону подошедшей к нам французской армии одного из венецианских кондотьеров с небольшим сопровождением. «Посол доброй воли», мать его! Он должен был передать королю Франции или, на крайний случай, одному из его полководцев подписанное мной, Франческо Гонзаго и Катариной Сфорца письмо с предложением предварительных переговоров. А в качестве красивого жеста возвращались захваченные недавно венецианской конницей пленники. ВСЕ пленники, а не только неаполитанцы. Иначе нельзя, могли возникнуть подозрения. Зато так… красивые жесты никто не отменял, как ни крути.