А неаполитанцы… ну что там неаполитанцы? Поняв, что с прибытием к конным арбалетчикам солидного подкрепления им явно не светит поживиться, эти красавцы банально слились, предпочитая рассеяться и малыми отрядами ускользнуть обратно в неаполитанские земли. Дескать, может Борджиа слово и сдержит, но лучше уж так, не доводя до личного общения. Да и бес с ними, откровенно то говоря! Нам они хлопот в этом довольно коротком сражении не доставили, а это главное.
Швейцарцы — дело иное. Вот они, два представителя наёмников — Дитрих Хальц и Андрэ Белль. Изначально не они были самыми влиятельными, но один погиб, двое ухитрились всё ж выскользнуть, хотя бросили большую часть своих отрядов. Теперь эти двое оказались, хм, избраны для ведения переговоров. С кем? Со мной и… Катариной Сфорца, потому как оба Гонзага были всецело поглощены разделом трофеев — наверняка постараются прокинуть нас, Борджиа, по полной программе — а от менее значимых представителей венецианцев мне удалось отбояриться. Нет, смотреть со стороны несколько кондотьеров второго ряда будут, но именно что смотреть — не по чину и положению им влезать в такого рода переговоры. Ошибка с моей стороны относительно отдачи на откуп венецианцам раздела «золотого обоза»? О нет, исключительно расчёт! Если бросать волкам кость, то она должна быть мозговой, да к тому же с во-от такими махрами мяса, чтоб глодали подольше и отвлеклись от того, на что в иной ситуации обратили бы внимание. Кратковременная польза очень часто уступает той, что получается теми, кто умеет выждать. Вот и проверим… в очередной раз.
Я с любопытством смотрел на обоих представителей наёмников, пропущенных к нам, расположившимся на некотором отдалении от места, где мог состояться завершающий этап битвы при Палестрине. Тот самый, подразумевающий даже не разгром, а практически полное уничтожение швейцарцев. С потерями, с пленными, кучей раненых… Лично мне хотелось избежать лишённого смысла кровопролития, если, конечно, удастся добиться выгодных условий для себя и в то же время минимально приемлемых для наёмников.
— Надеюсь, мы не услышим глупостей вроде того, что вы уйдёте при всей захваченной вами добыче, со всем имуществом и при полном вооружении? — ухмыльнувшись, поинтересовался я у этих двух мрачных типусов. — Иначе мне придётся считать вас полными и абсолютными тупицами, не способными здраво воспринимать окружающий мир.
— Мы свободны от договора с Францией, — буркнул, не поднимая глаз, Андрэ Белль. — Мы хотим уйти и не с пустыми руками. Это нормально!
— Вы разбиты, — мурлыкнула, словно оправдывая свои прозвища, Катарина Сфорца, взирая на обоих наёмников, как на диковинных заморских зверушек. — Вы пешие, а у нас есть кавалерия и артиллерия. Соизмеряйте свои желания с тем, что вам могут дать.
— Для вас сохранить жизни и свободу — уже выигрыш в столь неудачно сложившейся игре, — подхватил я удачные, правильные слова Сфорца. — И вам… действительно не уйти. Вы видели, сколько у нас конницы.
— Большая часть грабит обоз, — буркнул Дитрих Хальц, в отличие от своего коллеги по трудному ремеслу «пса войны» не прячущий глаз, а смотрящий прямо на меня. — И я думаю, часть пехоты тоже хочет к ним присоединиться. Мы успеем уйти.
— Успеете… только недалеко. Достаточно намекнуть тем самым, которые грабят французский обоз, что у вас с собой самое ценное, такое как драгоценности и золотые монеты. Поверьте, те, кто счёл, что ему досталось меньше, чем соседу, с радостью погонится за вами. А я непременно скажу и мне поверят. К тому же не удивлюсь, если эти слова в какой-то мере правдивы.
«Всё своё ношу с собой!» Этот девиз с давних времён можно отнести к тем, кто давно и прочно привык жить войной. Итальянские кондотьеры и бойцы кондотт уж точно носили при себе немалую часть имеющихся ценностей. Сразу вспомнилось первое в этом времени и этом теле сражение, во время которого удалось прикончить неудачливого кондотьера Проди. Тот тоже таскал с собой немалую сумму в золоте и драгоценных камнях. Так чем швейцарцы то хуже?
Ничем не хуже. Это было заметно по немного изменившемуся выражению лица Хальца и закашлявшемуся Беллю. Не сильно понравились обоим мои слова, сразу чувствуется.
— Что вы можете нам предложить? Такого, чтобы солдаты не прирезали нас самих!
— Приемлемые условия, Хальц. Вы сохраняете жизнь, свободу и по мечу или там топору на человека. Зато передаёте нам доспехи и три четверти того, что у вас в кошельках и нательных поясах, в которых многие наёмники так любят хранить особо ценную добычу. А потом можете проваливать в свои родные края. Ах да, ещё передадите другим, что разумно наниматься на службу к Борджиа, а не к их врагам.
Щедрое предложение по любым меркам. Жизнь, свобода и минимум оружия для собственной безопасности уже было бы много. Только я действовал с прицелом на будущее. Сами швейцарские наемники — это не враг. Более того, потенциальный ресурс, пусть даже такой, который дорого стоит. Отмахиваться от него, не зная, что может случиться в среднесрочной перспективе… не самое мудрое решение. А подобная щедрость позволит в будущем начать разговор с лидерами тамошних наёмников с выгодных стартовых позиций. «Псы войны» — люди особенные, они хоть и те ещё сукины дети, но на память не жалуются.
Дальнейший, хм, торг был скорее порядку ради, чем с целью что-то серьёзно изменить. Оба швейцарца с того момента, как узнали наши пожелания, вели себя очень и очень вежливо… по своим критериям, конечно. По сути выторговывали они не более чем быструю и безопасную дорогу до родных краёв с минимальными неудобствами. То есть продовольствие, которое также имелось в разграбляемом сейчас обозе, и некоторое количество повозок для раненых. Можно было согласиться и сразу, но с дипломатической точки зрения только после некоторого времени и в качестве великого одолжения.
Взамен же этих самых уступок я выжал из наёмников то, что им удалось узнать о дальнейших планах французской армии. Точнее того, что от неё сейчас осталось. И планы эти были, скажем так, не самыми для нас приятными. Сиена, охваченные восстанием земли бывшей пизанской республики, затем земли Модены, Генуя и… Савойя. Именно Савойя рассматривалась, как оказалось, королём и его маршалом как место, где к войску должны были присоединиться отряды под знаменем Жильбера де Бурбон-Монпансье. А что потом? Ожидание подкреплений из Франции с целью либо пробиваться обратно в Неаполь, но с куда более серьёзными силами и уже без каких-либо иллюзий по поводу возможности договориться, либо… Удержание того, что можно удержать и вынужденная пауза для наращивания сил. Плюс ко всему, Карл VIII совсем перестал верить Лодовико Сфорца, не в последнюю очередь из-за того, что его племянница Катарина явно и открыто перешла на сторону его врагов, то есть нашу.
Выслушивая это, Львица Романии не выглядела слишком уж довольной, но и посыпать голову пеплом тоже не собиралась. Так, приняла во внимание как неотъемлемую часть бытия. Затем… началось частичное разоружение и практически полное обезжиривание господ наёмников. Как говорится, мыши плакали, кололись, но продолжали жрать кактус! А куда деваться бедным «псам войны»? Альтернатива то — стать либо совсем бедными и пленными, или просто мёртвыми, а мертвецам золото с серебром и каменьями и вовсе ни к чему. Вот и предъявляли один за другим к досмотру себя родимых, ворча, ругаясь, но не делая никаких резких движений и не совершая глупых поступков.
Мда… И ещё раз это же самое слово! Награбились господа нехило так, причём при себе, как я и ожидал, у них было лишь самое ценное, а именно те самые золото в монетах и ювелирка. Даже та четверть, которая оставалась им «на бедность» с данным понятием не сочеталась от слова «совсем». Не пустыми до родных мест вернутся, хотя и не настолько с прибытком, как рассчитывали совсем недавно. Надо было бы не три четверти с них снять, а больше, однако… Слово не таракан — убежало, так уже не прихлопнешь!
Что до доспехов швейцарцев и немалой части их оружия — в этом был немалый смысл, причём отнюдь не в плане материальной выгоды. Огромное снижение боеспособности наёмников, ведь без брони и лишь с одним клинком/топором воевать гораздо сложнее. Они это знали, я это знал… Интересно, поймут ли сие Гонзага или же придётся растолковывать? А ещё придётся возиться с выпроваживанием сей огромной кучи незваных гостей, но выпроваживанием относительно вежливым. И кому поручать? Венецианцы с этим точно заморачиваться не станут. Дёргать своих? Опасно, они должны быть в полной боевой готовности. Остаются лишь относительно верные вассалы Святого престола, которым такое вполне по силам, да и неожиданностей от них ожидать не приходится. Слишком они впечатлились последними успехами Борджиа, а потому не рискнут чудить.
Только нутром чую, что основные хлопоты предстоят чуть позже, при разговоре с герцогом Мантуи… Вот не чувствую я в нём и его войсках желания преследовать заметно уменьшившуюся в числе армию французского короля и всё тут! Меж тем шансы то есть, причём немалые. Если посадить часть пехоты на коней, да к тому же быстро голубиной почтой оповестить через Рим и другие места, где можно наскрести резервы, после чего попробовать если и не разгромить французскую конницу, то поубавить её число. А предварительно жёстко так надавить на Сиену, чтобы Пандольфо Петруччи и члены сената даже не мыслили пропускать через свои земли французов из опасения получить войну с Римом, Флоренцией и Венецией одновременно. Вот тогда и впрямь можно прищемить хвост Карлу Валуа так, что если и доберётся до безопасных мест, то совсем уж потрёпанным и ощипанным. Однако…
— Чезаре!
— А? — вскинулся я, когда почувствовал на плече чью-то руку, но тут же опознал. Бьянка. Мда, что называется «ушёл в себя, вернусь нескоро». Усталость, однако, перенапряжение. Отдохнуть надо, вот только когда… точно не сейчас. — Извини, задумался о делах наших сложных и многочисленных.
— Франческо Гонзага приглашает тебя и Катарину Сфорца отпраздновать великую победу над считавшимися почти непобедимыми французами, — говоря это, подруга заметно кривилась по вполне понятной причине. — Венецианцы не желают воевать больше того, что им необходимо. Это было понятно из слов и видно по лицам.
— Я уже догадался! Изгнать французов из Неаполя, оторвать кусок от Милана — это они со всем удовольствием. Зато ослаблять Францию сверх необходимого, тем самым усиливая нас… О, на это ни дож, ни его советы-сенаты никогда не пойдут. Понимаю их устремления, только вот сочувствовать не собираюсь.
— Тогда что мы будем делать?
— Сперва проясним позицию республики по Сиене, а то терзают меня отнюдь не смутные сомнения. Затем посмотрим, удастся ли использовать венецианцев хотя бы для того, чтобы выковыривать из крепостей Неаполя засевшие там французские гарнизоны.
Бьянка малость призадумалась, а потом произнесла лишь одно слово.
— Милан?
— Пусть сперва сами с ним возятся, ослабляют армию герцогства. Мавр явно не будет просто сидеть и смотреть, как северную часть его владений атакует не самый слабый противник. А мы своё взять успеем!
— Есть ещё Катарина Сфорца.
— Которая заберёт то, что останется от некогда большого и сильного герцогства. Ты же умная, ты понимаешь, что нам нужен более слабый и зависимый от Борджиа Милан. Вообще же ничего ещё не кончилось. Есть Неаполь с засевшими там французами. Восставшие города бывшей Пизанской республики и разъярённый Пьеро Медичи, пытающийся подавить бунты, но не имеющий для этого достаточно сил, пока немалую часть войск вынужден держать свободной из опасения перед миланцами и французами де Бурбон-Монпансье. Сами французы, наконец.
— Но у них будут свои проблемы. Большие!
— Я очень на это надеюсь, Бьянка. Если с Бретанью всё получится так, как задумано, у Карла Валуа появится столь сильная головная боль, что ему ещё долгое время будет не до нас. А пока… проведаем, пожалуй, герцога Мантуи. От разговора с ним всё равно никуда не деться, так что не стоит излишне затягивать.
Чтоб. Этой. Сволочи. Провалиться. Спустя пару часов эти четыре слова полностью характеризовали моё отношение как к Венецианской республике, так и к Франческо Гонзаго, который сейчас олицетворял собой это сильное, богатое, но чрезмерно паскудное государство. Что случилось, раз это вызвало у меня столь сильную эмоциональную реакцию? Герцог Мантуи, явно не по собственной инициативе, а по полученным понятно откуда приказам, раскрыл карты, изложив позицию республики касаемо дальнейшего хода войны. Но сначала… О, сначала он начал «за здравие», распинаясь в своих словах по поводу храбрости союзных войск и огромной добычи, которую удалось взять.
Так и было. Захваченный обоз дорогого стоил. Несмотря на то, что собственно золотых монет и ювелирки там по понятным причинам не было — этот особо ценный и компактный груз легко в седельных сумках держать или и вовсе в нательных поясах по примеру наёмников — оставшееся тоже являлось очень и очень дорогим. Золотые и серебряные изделия, ткани, выдержанные вина, пряности, произведения искусства, прочие пусть довольно габаритные, но ценные трофеи. Французы знали толк в грабежах, а потому составляющие обоз повозки были нагружены концентратом всего ценного, что только можно было выжать из королевства Неаполь. Плюс то, чем с нами «поделились» швейцарские наёмники, да и чисто боевые трофеи — оружие, доспехи, лошади и артиллерия — они тоже дорогого стоили.
Две трети обоза, а также изъятых у швейцарцев ценностей, как и было уговорено, отходили «венецианцам». Оставшаяся треть — это уже нам, то есть Борджиа. Что же касается артиллерии — ей я с венецианским войском делиться даже не собирался по понятной причине. И так их увлечённость грабежом привела к тому, что из вроде бы почти выстроенной ловушки выскользнуло куда больше врагов, чем можно было рассчитывать. Компенсация за жадность, если совсем честно выражаться. Самое интересное, что оба Гонзага даже пикнуть не пытались, явно не считая таким уж для себя важным чисто военные трофеем. А зря! В условиях стремительно меняющихся военных реалий для защиты любой крепости нужно будет иметь не малое количество орудий. Про штурм крепостей и для усиления армии во время обычных сражений я и вовсе упоминать не собираюсь, ибо совсем очевидно.
Даже по предварительным прикидкам добыча была огромна. Доставшейся на долю нашей части армии трети хватало… на многие требующие финансирования проекты. Особенно связанные с развитием новых технологий, которые сперва будут пожирать средства, но спустя некоторое время дадут огромную отдачу. А таковых проектов у меня… хватало. Про венецианцев я молчу — эти наверняка пустят свою часть, оставшуюся после выплат наёмникам, на развитие торговли, которая занимала их мысли более всего прочего. Тут уж каждому своё, как говорили древние.
Зато потом, после приятного вступления, Франческо Гонзага перешёл к иной теме, которая и вызвала у меня целую бурю эмоций, пусть и практически не проявившихся на лице. В отличие от «ближнего круга», особенно Мигеля и Бьянки, как более горячих по природе своей.
Начать с того, что Гонзага прямо заявил, что полученные им от дожа Венеции Агостино Барбариго приказы предусматривали исключительно вытеснение французских войск из Неаполя, Папской области и… Милана, поскольку к последнему с некоторых пор республика имела самый прямой интерес. Модена же с Луккой, не говоря уже про Савойю, Монферрат и Асти — о них пусть беспокоятся Борджиа… если сочтут нужным. И уж тем более он не собирается отправлять свои войска на земли республики Сиена, правитель которой Пандольфо Петруччи и раньше состоял в добрых отношениях с Венецией, а с недавних пор и вовсе заключил тесный торговый союз. О военном не было упомянуто, но зная повадки венецианцев, превыше прочего ставящих именно торговлю, можно было о многом догадываться.
Отдельного внимания заслуживало то, что о Флоренции и краем не было упомянуто. Дескать, а где это такое, что это такое вообще? Я не я и попа не моя! И вообще, с проблемами Пьеро Медичи пусть сам Медичи и разбирается. Зато как только будет решена проблема с откусыванием части миланских земель в пользу Венеции — войска республики готовы будут мало-мало помочь с выковыриванием французских гарнизонов из неаполитанских крепостей. Ну, если к этому времени испанцы или мы. Борджиа, сами с этой мелкой занозой не сумеем разобраться.
Венецианская верхушка решила даже не половить рыбку в мутной воде, а снять пенку с дерьма! Делали они это явно умело, с фантазией, с большим для себя прибытком. Получить большой куш с «золотого обоза», затем наверняка содрать немалые преференции с правителя Сиены и иных представителей тамошней элиты за защиту от «злобных Борджиа». Хитро, расчётливо… выгодно. Заодно венецианцы рассчитывали сохранить баланс сил, при котором и Франция не получала большого преимущества, но в то же время и мы не получали максимума, на который теоретически могли бы рассчитывать.