Кивает Мигель, Бьянка хранит молчание… как знак согласия. Оба моих помощника чуть ли не ежедневно видели карты как италийских земель, как и всея Европы и даже частично Африки с Азией. Уверен, что нужные картинки у них намертво в мозгах отпечатались.
— Мигель, вот ты и скажи, через какие государства армия Карла VIII будет топать от Франции до Неаполя?
— Савойя, Милан, Модена… Флоренция. И Папская область, конечно.
— И для облегчения этого пути нужно…
— Получить союзника, деньгами или обещаниями, — опередила задумавшегося Корелью Бьянка. — Ты хочешь сказать, что… Чезаре!
Вскрикнула она громко, точнее даже взвизгнула, чего я категорически не ожидал. Более того, не ожидало то четвероногое, на котором я находился. Мля-я… Каким чудом мне удалось удержаться в седле — сам не понимаю. Да и под Мигелем "транспорт" взбрыкнуть попытался, явно испугавшись крика, способного составить конкуренцию любой гарпии.
— Вот и что это такое было? — пристально посмотрел я на смутившуюся Бьянку. — С какой, позволь полюбопытствовать, целью?
— Прости… Просто я в тот момент поняла суть загадки.
— Ну, тогда только и остаётся, что простить и выслушать. Давай уже, новое воплощение Архимеда. Только тот слово "эврика" орал, а ты моё имя. Наводит на размышления. Ладно уж, это я так, шучу, зато жду более осмысленных слов, чем тот крик.
— Милан. Лодовико Сфорца сейчас там правит, а Джан Галеаццо, коронованный герцог, женат на внучке Ферранте Неаполитанского. Карл VIII может купить Лодовико обещанием признать его герцогом Неаполя после… смерти племянника. А во Флоренции Савонарола. Монах-правитель… Такое может быть?
Тут оставалось лишь улыбнуться и неопределенно взмахнуть рукой. Типа чего только в нашем мире не бывает. Зато тут и Мигель решил внести свою лепту в прогнозирование событий.
— Но теперь, если Флоренция станет не республикой, а герцогством, то на Савонаролу сложно рассчитывать.
— Верно. Вот мы и спешим это исполнить. Чем больше времени будет у Пьеро де Медичи для укрепления своей власти и придавливания врагов, тем большая крепость будет у "римского щита", каковым мы, Борджиа. хотим видеть обновлённую Флоренцию. Только обо всём, что сейчас говорилось, во Флоренции молчать. Даже стены имеют уши.
Прониклись. Оба. Что же до понимания того, что потайные ходы и тем более слуховые отверстия есть в любом нормальном итальянском дворце… тут и напоминать не стоило. Чай не дети уже, всё и сами осознают. Следовательно, поостерегутся беседовать о том, что объявлено действительно важной тайной. Тут ведь дело в том, что сам Пьеро де Медичи хоть и не глупец, но и не гений интриги. Вполне может пропустить мимо разума происходящее где-то там, вне Флоренции, особенно теперь, когда всю его голову занимают мысли о том, к чему стремились его предки, начиная с Козимо Медичи — власти над Флоренцией. Не частичной, как сейчас, а настоящей, основанной на праве монарха, к тому же поддержанного Святым Престолом. Пока ещё это очень важный фактор, хотя уже и не такой, как некоторое время тому назад. Времена меняются, это нельзя забывать.
— Стены Флоренции! — крикнул кто-то из солдат, наверняка повторивший переданное от головного дозора. — Мы уже рядом, передайте командиру.
Значит добрались. Почти. Осталось войти в город, причём сделать это так. чтобы всем было понятно, кто мы и под чьим знаменем прибыли в пока ещё республику Флоренция.
* * *Монастырь Сан-Марко, своего рода цитадель противников рода Медичи, над которой витал дух самого Савонаролы, сейчас скрывающегося во Франции. Крепость, по сути своей лишённая настоящих стен, да и защитников в прямом смысле слова у неё было маловато. Монахи — это в большинстве своём ни разу не воины. Их оружие — ядовитые слова, собственно яды в особо сложных случаях, да костры, на которые они очень уж сильно полюбили отправлять тех, кто вызывал у них тревогу.
Этим нельзя было не воспользоваться. Нельзя! Вот Пьеро де Медичи и воспользовался, после не слишком продолжительных, но настойчивых убеждений с моей стороны. Я же, в свою очередь, не мог не принять деятельного участия в "искоренении ереси", носителями коей Папой Александром VI были объявлены ВСЕ последователи Савонаролы, не пожелавшие публично отречься от идей своего духовного наставника.
— Забегали, как муравьи после того, как на муравейник наступили, — усмехаюсь я, видя, что творится вокруг.
— Муравьи с зубами, Ваше Высокопреосвященство, — скалится в ответ Гаэтано Рикотто, один из кондотьеров "второго ряда". — Не стоило вам самому с нами внутрь идти.
Вроде и говорит, а на деле видно, что и ему, и прочим "псам войны" это более чем по душе. Нечасто их наниматели во время пусть и невеликого, но всё же боя, находятся рядом.
Краем глаза вижу. как выскочивший из-за угла человек даже не в рясе, а неплохом доспехе пехотинца целится из арбалета… в кого-то. Да и пофиг в кого, ведь рефлексы работают даже вперёд мысли, не зря же в одной из рук у меня пистолет уже со взведённым курком. Б-бах! И словивший пулю прямо в не скрытое шлемом лицо противник падает замертво, а арбалет, из которого так и не успели выстрелить, тоже падает… на его тело.
— Стрелков опасайтесь, — рявкает Рикотто. — Тут дьявольский лабиринт, в этом их святом монастыре.
Так оно по сути и есть. Окружить монастырь со всех сторон, блокировать выходы просто и тайные отнорки, после чего ворваться внутрь — это было самой простой частью плана. А вот начать планомерную зачистку, по возможности хватая живыми и относительно невредимыми местных обитателей — это оказалось сложнее, чем я ожидал. Хотя бы потому, что на наличие внутри немалого количества нормальных таких, вооружённых до зубов бойцов я никак не рассчитывал.
Мать вашу, да никто не рассчитывал. Эх, что ж ты, моя внутренняя паранойя, на этот раз не сработала? Прошляпил, будучи уверенным, что последователи Савонаролы оставят свою "цитадель идеологии" этакой благостной и спокойной. Впрочем, они может и хотели бы, да только их союзники сами по себе могли настоять на охране столь ценного для себя ресурса.
— Первый этаж полностью наш, — подлетает с докладом один из солдат, изрекая новость не то мне, не то Рикотто, не то обоим сразу. Лицо скрыто шлемом, поэтому узнать его проблематично. — Штурмуем лестницы. Много стрелков, за каждой колонной прячутся.
— Аркебузиры?
— Стреляют. И хорошо.
Что стреляют — это я и без его слов слышу. Причём часто палят, ведь не фитильные девайсы, а новые, кремневые. Плюс и с новыми, нормальными прикладами, позволяющими целиться по человечески, а не через пень-колоду.
— Пленники? — влезла с вопросом Бьянка, которая если и отходила от меня, то на шаг-другой. Телохранительница ж.
— Много. Монахи не воины.
— Хорошо, — протянул я, задумавшись. — Главная цель — настоятель, отец Франциск. Его помощники тоже сгодятся.
— Постараемся…
В голосе Рикотто были определённые сомнения. Чтобы захватить цель, нужно хотя бы знать, как её опознать. Печально но с этим имелись определённые проблемы. Внешность отца Франциска была самая обычная для монаха доминиканца: лишённая каких-либо особых примет одежда, незапоминающееся лицо, среднее телосложение. Всё среднее! Оставалось хватать всех в надежде на успех и скрестить пальцы, тем самым уповая на внимательность солдат, на отсутствие нам неведомых потайных ходов, ведущих за пределы монастыря Сан-Марко.
Торжествующие крики после очередного, на сей раз дружного, залпа из аркебуз свидетельствовали об успехе. Топот ног, лязг клинков и крики раненых.
— Прорвались, — констатировал очевидное Рикотто. — Синьор Черазе, вы скоро сможете…
— Смогу я уже сейчас. Идём следом за прорвавшимися солдатами. По сторонам смотреть внимательно, тут много чего есть. И много кого.
Последнее — это я про фанатичных монахов, некоторые из которых с радостью разменяют свою жизнь на жизнь "отродья, вышедшее из чресел блудницы антихриста, оскверняющего Святой Престол". Витиевато выражаются, самки собаки! Зато это показывает, что меня стали считать угрозой, а не простым папенькиным сынком, каких в Италии хватало.
Кровь, трупы, стоны раненых. Пленники, связанные кусками веревки по рукам и ногам, лежащие у стен и призывающие на наши головы все кары небесные. Нашли кого пугать! Мне оно и вовсе пофиг, бойцы кондотт также подбирались из числа не шибко религиозных. "Псы войны" вообще не склонны считать монахов и даже князей церкви кем-то неприкосновенным. Сразу вспомнился великий писатель Артур Конан Дойл и его роман "Белый отряд". Про тех самых людей войны, повидавших разное и не склонных трепетать перед носителями креста и рясы, даже самыми значимыми.
Вспомнился оттуда один совсем уж говорящий фрагмент, давным-давно впечатавшийся в память и не собирающийся оттуда исчезать. Сейчас оказался не только к месту, но ещё и ко времени. Ну почти ко времени.
" — Значит, ваш отряд удостоился тогда преклонить колени перед нашим святейшим отцом папой Урбаном, опорой и средоточием христианства? — с интересом спросил Аллейн. — Может быть, вам и самому удалось узреть его величественный лик?
— Я дважды видел его, — ответил лучник, — такой тощенький, крысоватый, на подбородке струпья. В первый раз мы выжали из него пять тысяч крон, хотя он очень сопротивлялся. Во второй раз попросили десять тысяч, но пришли к соглашению только через три дня, и я лично считаю, что лучше бы нам тогда просто разграбить дворец. Помню, управляющий его двором и кардиналы вышли вперед и спросили нас, согласимся мы взять семь тысяч, папское благословение и полное отпущение грехов или десять, но с бесповоротным отлучением и притом по всей форме. Мы были единодушного мнения, что лучше десять тысяч и проклятие, но сэра Джона как-то удалось уговорить, и мы получили отпущение и благословение — вопреки своей воле. Может, оно и к лучшему, ибо Отряд тогда очень нуждался в отпущении грехов".
И вот велика ли разница между английскими наёмниками и итальянскими? Сильно в том сомневаюсь.
Сопротивление защитников было сломлено. Может и не полностью, но путь наверх был открыт, а число настоящих воинов в этих стенах не могло быть чрезмерным. К тому же количество трупов говорило само за себя. Большая часть из них пала от аркебузных пуль — хороших таких, с голубиное яйцо, оставляющих мало шансов на выживание при попадании в тело. Калибр, однако!
— К келье настоятеля, может быть он там.
— А может и нет.
— Зато бумаги частью останутся, Рикотто, — оборвал я кондотьера. — И пусть парни не ослабляют натиск. Только осторожнее, загнанные в угол крысы больно кусаются.
— Зубы обломаем! Не первый раз уже.
Верю. Плевать им "на чины и стулья", если вовремя платят, подкидывают монет за особо хорошую работу, а к тому же не бросают совсем уж в пекло как расходный материал. По большому счёту ребятки довольно простые, если понять некоторые их особенности. Я понимал, что уже давало хорошую отдачу.
— Вот она, дверь, — выдохнул один из флорентийцев, взятых из числа людей Медичи как раз для работы проводника. Он тут уже был, причём не так давно. — Закрыто…
— Оно и понятно, — усмехнулся я. — Взрывать долго, к тому же опасно. А найдите-ка мне что-то вроде тарана. Живо!
Громко орёт Рикотто, требуя из-под земли достать что-то бревнообразное и прочное, чтоб дверь к ангелам на небеса улетела. Я же, выждав чуток, тоже ору, но уже обращаясь к засевшим за дверью, пусть и не знаю ещё, кто там и в каком количестве:
— Если откроете дверь — уйдёте целыми и невредимыми. Мне нужен только отец Франциск, — про то, что и помощники пригодятся, пока промолчу. Про бумаги тем паче.
— Убирайся из божьего дома, изблёванный из своих гнилых уст Люциферов ублюдок Борджиа!
Неплохо поставленный голос, чисто церковная склонность к основанным на религии оскорблениям… Интересно.
— Это он?
Антонио, тот самый находящийся поблизости проводник-флорентиец, чешет затылок и с лёгкой толикой неуверенности в голосе тянет:
— Похож… Но я его голос слышал, когда он не кричал, спокойно говорил.
— Будем считать, что он, — теряю интерес к флорентийцу и вновь, повысив голос, обращаюсь к находящимся за закрытой дверью. — Каждому по полсотни дукатов, если вытащите мне отца Франциска, живого и здорового. Сами же уйдёте с почетом, с оружием и вещами. Жду ответа, но недолго!
А в ответ опять проклятия. Видимо, по-хорошему договориться не судьба. Ладно, переживём. Мы переживём, потому как в долгой и счастливой жизни находящихся за дверью я ох как не уверен! Особенно учитывая то, что сюда уже тащили импровизированный таран. Мать моя женщина, да они ж какую-то статую сюда приволокли и собираются выбивать дверь её постаментом. И как только не надорвались?
Хрясь, снова хрясь… основание статуи показывало себя с самой лучшей стороны, а вот дверь похрустывала и потрескивала, не выдерживая "святых ударов".
— И всё же есть в святых своя, особенная сила, — вздохнул я. — Вот так посмотрит слабо верующий в бога на силу, с которой сия святая статуя воздействует на дверь, которой еретики отгородились от меня, кардинала и посланца понтифика…
— И что?
— Да кто его знает, Рикотто, — тут только и можно было, что развести руками. — Вот если посмотрят, впечатлениями поделятся, тогда и видно будет.
— Ну вы, Ваше Высокопреосвященство, и скажете порой. Парни первый раз такого кардинала видят… и епископов таких тоже не было. Всё повеления покаяться, жертвовать на благо церкви, а вы нам грехи сразу отпускаете, по первому пожеланию.
— Не все. Выборочно.
Кондотьер лишь оскалиться соизволил. Знал, что пакости вроде насилия, содомского греха и тому подобные мерзости… Тут я скорее сам могу устроить кары земные, не особенно вдаваясь в воздаяние небесное.
Хр-рупс. Сломали таки. Не статую, её отбросили в сторону и вроде бы что-то от неё отвалилось. Плевать. Последнее усилие, и вот путь полностью свободен. Прикрываясь щитами, внутрь помещения ломанулись сразу двое солдат, а уж за ними и остальные, готовые при нужде как стрелять, так и клинками поработать. Понимают, что мне нужны не тела, а живые и пригодные для разговора пленники. Особенно важен настоятель монастыря Сан-Марко. То, что знает он, остальным может и не быть известно.
Несколько выстрелов, лязг клинков. Ну, млин, если напортачат — устрою им клизму с дохлыми ёжиками.
— Синьор Чезаре…
Так, если солдаты зовут меня, то это явно ситуация не из стандартных. Захожу, отмечая, что Бьянка всё так же рядом, с лёгким мечом в одной руке и пистолетом в другой. Готова хоть выстрелить, хоть проткнуть, хоть собой меня закрыть. Хотя последнее — лучше бы кто другой на этот случай нашёлся. Охранников у меня сейчас хватает, а вот друзей и помощников по пальцам пересчитать.
Картина Репина "Приплыли" во всей сомнительной красе! Три трупа вражеских солдат, один раненый, скрючившийся у стенки и сучащий ногами, прижав руки к животу. И кровь… не жилец, сразу понятно. Мёртвый монах, ещё парочку сейчас вяжут мои обормоты. Им, кстати, тоже досталось — двое раненых явно нуждаются в квалифицированной врачебной помощи. Хорошо, что это понимают другие, уже устремляясь к товарищам с целью содрать доспех, перевязать, а там уж и к доктору.
Но не это главное, не это. Отец Франциск, будь он неладен, укрылся за двумя оставшимися защитниками, один из которых и вовсе с большим, окованным стальными полосами щитом. Вроде бы и бес бы с ними, с защитниками, пристрелить их дело нехитрое. Или зарубить, чтоб уж точно главный трофей не задеть. Ан нет, не так всё просто, как хотелось бы.
— Зачем тебе эта скляночка, Франциск? — спрашиваю я у доминиканца, хотя и так понимаю её назначение. — Самоубийство есть грех великий, это я тебе как кардинал говорю. Брось отраву, и обещаю, мы с тобой вежливо поговорим, после чего можешь катиться к своему обожаемому Савонароле. Слово Чезаре Борджиа, а его я никогда не нарушал.
Злобно зыркает глазами, но пока молчит. Знает, собака страшная и вшивая — в прямом смысле слова, ибо мытьё и монахи, особенно вроде доминиканцев, почти не сочетаются — что если Родриго Борджиа можно обвинить в нарушении слова, то Борджиа же, но Чезаре, старается блюсти авторитет.